18 июля
Вильгельм, что нам мир без любви! То же, что волшебный
фонарь без света. Едва ты вставишь в него лампочку, как яркие картины
запестреют на белой стене! И пусть это будет только мимолетный мираж, все
равно, мы, точно дети, радуемся, глядя на него, и восторгаемся чудесными видениями.
Сегодня мне не удалось повидать Лотту: докучные гости задержали меня. Что было
делать? Я послал к ней слугу, чтобы иметь возле себя человека, побывавшего близ
нее. С каким нетерпением я его ждал, с какой радостью встретил! Если бы мне не
было стыдно, я притянул бы к себе его голову и поцеловал.
Говорят, что бононский камень, если положить его на
солнце, впитывает в себя солнечные лучи, а потом некоторое время светится в
темноте. Чем-то подобным был для меня мой слуга. Оттого, что ее глаза останавливались
на его лице, баках, на пуговицах ливреи, на воротнике плаща, — все это
стало для меня такой святыней, такой ценностью! В тот миг я не уступил бы его и
за тысячу талеров. В его присутствии мне было так отрадно. Упаси тебя бог
смеяться над этим! Вильгельм, мираж ли то, что дает нам отраду?
19 июля
«Я увижу ее! — восклицаю я утром, просыпаясь и
весело приветствуя яркое солнце. — Я увижу ее!» Других желаний у меня нет
на целый день. Все, все поглощается этой надеждой.
20 июля
Я ещё отнюдь не решил послушаться вас и поехать с
посланником в ***. Мне не очень-то по нутру иметь над собой начальство, а тут
ещё все мы знаем, что и человек-то он дрянной. Ты пишешь, что матушка хотела бы
определить меня к делу. Меня это рассмешило. Разве сейчас я бездельничаю? И не
все ли равно в конце концов, что перебирать: горох или чечевицу. Все на свете
самообман, и глуп тот, кто в угоду другим, а не по собственному призванию и
тяготению трудится ради денег, почестей или чего-нибудь ещё.
24 июля
Так как ты очень печешься о том, чтобы я не забросил
рисования, я предпочел обойти этот вопрос, чем признаться тебе, сколь мало мною
сделано за последнее время.
Никогда не был я так счастлив, никогда моя любовь к
природе, к малейшей песчинке или былинке не была такой всеобъемлющей и
проникновенной; и тем не менее, — не знаю, как бы это выразить, — мой
изобразительный дар так слаб, а все так зыбко и туманно перед моим духовным
взором, что я не могу запечатлеть ни одного очертания; мне кажется, будь у меня
под рукой глина или воск, я бы сумел что-нибудь создать. Если это не пройдет, я
достану глины и буду лепить — пусть выходят хоть пирожки!
Трижды принимался я за портрет Лотты и трижды осрамился;
это мне тем досаднее, что прежде я весьма успешно схватывал сходство. Тогда я
сделал ее силуэт, и этим мне придется удовлетвориться.
25 июля
Хорошо, милая Лотта, я все добуду и доставлю; давайте
мне побольше поручений и как можно чаще! Об одном только прошу вас: не
посыпайте песком адресованных мне писем. Сегодня я сразу же поднес записочку к
губам, и у меня захрустело на зубах.
|