Увеличить |
Новелла пятая
Трое
молодых людей во Флоренции стаскивают штаны с одного судьи из Марки, пока, сидя
на судейской скамье, он творит суд.
Емилия
кончила свой рассказ, и вдова нашла общее одобрение, когда, взглянув на Филострато,
королева сказала: «Теперь за тобою обязанность рассказывать». Поэтому тот
ответил тотчас же, что готов, и начал: – Милые дамы, молодой человек, которого
недавно назвала Елиза, то есть Мазо дель Саджио, побуждает меня оставить в
стороне новеллу, которую я намеревался рассказать, чтобы сообщить вам другую о
нем и некоторых его товарищах; хотя она и не неприлична, в ней есть слова,
которые вы стыдитесь употреблять; несмотря на это, она так смешна, что я
все-таки расскажу ее вам.
Как то
вы часто могли слышать, в город наш очень часто являются ректора из Марки, обыкновенно
люди низкого духа и такого скаредного и нищего образа жизни, что все, что они
ни делают, кажется убожеством; согласно с этой прирожденной им скупостью и
скряжничеством, они приводят с собой судей и нотариусов, которые кажутся скорее
людьми, взятыми из-за плуга и от сапожного дела, чем из школы прав. И вот,
когда явился некий подеста, в числе многих других судей привел с собою одного,
называвшего себя мессер Никкола да Сан Лепидио, похожего с виду скорее на
слесаря, чем на кого другого; и был он поставлен в числе других судей ведать
уголовные дела. И как то часто бывает, что хотя гражданам ровно нечего делать в
суде, они тем не менее порой туда заходят, случилось однажды утром, что пошел
туда, разыскивая приятеля, Мазо дель Саджио; когда ему попался на глаза
сидевший там мессер Никкола, он показался ему такой невиданной птицей, что он
стал внимательно разглядывать его. И хотя он увидел на нем меховую шапку,
совсем закоптелую чернильницу у пояса, жилет длиннее кафтана и многое другое,
необычное у человека порядочного и благовоспитанного, одно, между прочим,
показалось ему замечательнее всего остального: это была пара штанов, зад
которых представился ему спускавшимся до икр сидевшего, так как его платье,
будучи слишком узко, расходилось напереди. Потому, не разглядывая их далее и
оставив то, чего пришел искать, он пустился на новые поиски и нашел двух своих
товарищей, из которых одному было имя Риби, другому – Маттеуццо, не меньших
потешников, чем Мазо, и сказал им: «Если вы мне приятели, пойдите со мной в
суд, я хочу показать вам самого странного урода, какого вы когда-либо видели».
Отправившись с ним в суд, он показал им этого судью и его штаны. Те еще издали
принялись смеяться над этим явлением и, подойдя ближе к скамьям, где сидел
господин судья, увидели, что под эти скамьи легко можно пролезть, да, кроме
того, заметили, что доска, на которую опирались судейские ноги, была подломана,
так что с большим удобством можно было просунуть пясть и руку. Тогда Мазо
сказал товарищам: «Хочется мне совсем стащить с него эти штаны, уж очень это
легко!» Каждый из товарищей догадался, как это устроить; вследствие этого,
условившись, что им делать и говорить, они вернулись туда на следующее утро.
Суд был полон народа, когда Маттеуццо, никем не замеченный, пролез под скамью и
попал как раз под то место, где у судьи были ноги. Подойдя с одной стороны к
господину судье, Мазо взял его за полу кафтана; Риби, приблизившись с другой,
сделал то же, и Мазо начал говорить: «Господин, эй, господин! Умоляю вас богом,
чтобы, прежде чем уйдет этот воришка, что рядом с вами, прикажите ему отдать
мне пару сапог, которые он украл у меня, а он отнекивается, хотя я видел, не
прошло еще месяца, как он отдавал поставить на них подметки». С другой стороны
сильно голосил Риби: «Не верьте ему, господин, это – негодяй; знает, что я
пришел стребовать с него украденный им чемодан, он тотчас же и явился и говорит
о сапогах, которыми я давно уже обзавелся; коли не верите мне, я могу привесть
вам в свидетели Трекку, мою соседку, и Грассу, торговку рубцами, и человека,
что собирает сор у Санта Марии а Верзая, который видел его, возвращаясь с
хутора». С своей стороны, Мазо не давал Риби сказать ни слова, напротив того,
кричал, а Риби и пуще того. В то время как судья встал, чтоб быть к ним поближе
и лучше их выслушать, Маттеуццо, улучив время, пропустил руку сквозь дыру
доски, схватился за зад судейских штанов и крепко потянул книзу. Штаны тотчас
же спустились, ибо судья был тощ и без боков; когда он почувствовал это и, еще
не зная, что такое, хотел было запахнуть спереди платье, чтобы прикрыться, и
сесть, Мазо с одной стороны, Риби с другой уцепились за него, сильно голося:
«Господин, ведь это не хорошо, что вы не хотите рассудить меня, не желаете
выслушать, собираетесь уйти; из-за такой мелочи, как эта, у нас здесь не
затевают переписки». Так говоря, они долго продержали его за платье, пока все,
что были в суде, не заметили, что с него стащили штаны. А Маттеуццо, придержав
их некоторое время и потом отпустив, вышел и удалился незамеченный. Когда Риби показалось,
что сделанного им довольно, он сказал: «Клянусь богом, я обжалую это в
синдикат». Мазо с другой стороны выпустил его платье и говорит «Нет, я так
стану ходить сюда, пока не найду вас не столь занятым, каким, казалось, вы были
сегодня утром». Кто туда, кто сюда, так они и ушли, как могли скорее. Господин
судья в присутствии всех натянул штаны, точно встал со сна; лишь теперь
догадавшись, в чем дело, он спросил, куда девались те, что спорили о сапогах и
чемодане; не разыскав тех людей, он стал божиться, что он-таки узнает и
убедится, существует ли во Флоренции обычай снимать штаны с судей, когда они
сидят на судейской скамье. С другой стороны, и подеста, прослышав о том, поднял
страшный переполох, но его приятели сказали ему, что сделано это было с судьей
лишь с целью показать, что флорентийцы понимают, почему вместо судей он привел
с собою баранов, ибо они обошлись ему дешевле. Потому он счел за лучшее
смолчать, и на этот раз дело не пошло дальше.
|