Увеличить |
Новелла шестая
Некто
уличает метким словом злостное лицемерие монахов.
Когда
все одобрили добродетель маркизы и милый урок, данный ею французскому королю,
Емилия, сидевшая рядом с Фьямметтой, по желанию своей королевы, смело начала
рассказ: – И я также не умолчу, как один почтенный мирянин уязвил скупого
монаха словом столь же потешным, как и достойным похвалы.
Жил
недавно тому назад, милые девушки, в нашем городе некий минорит, инквизитор нечестивой
ереси, который, хотя и старался, как все они делают, казаться святым и рьяным
любителем христианской веры, в то же время был не менее хорошим исследователем
людей с туго набитым кошельком, чем тех, кто страдал умалением веры. При этой
его ревности он случайно попал на одного порядочного человека, гораздо более
богатого деньгами, чем умом, у которого, не по недостатку веры, а, говоря
попросту, потому, вероятно, что он был возбужден вином и избытком веселья,
сорвалось однажды в своем кругу слово, будто у него такое хорошее вино, что от
него отведал бы и Христос. Когда о том донесли инквизитору, он, узнав, что у
него были большие поместья и тугой кошелек, cum gladiis et fustibus и с великим
спехом начал против него строжайший иск, ожидая от него не умаления неверия в
обвиняемом, а наполнения собственных рук флоринами, как-то и случилось. Вызвав
его, он спросил, правда ли то, что о нем сказывают. Простак отвечал, что
правда, и сказал, как было дело. На это святейший инквизитор, особый почитатель
св. Иоанна Златоуста, сказал: «Итак, ты сделал Христа пьяницей, любителем
добрых вин, точно он Чинчильоне или кто-нибудь из вашей братии, пьяниц и
завсегдатаев таверн? А теперь ты ведешь смиренные речи, желая дать понять, что
это дело пустое. Не таково оно, как тебе кажется: ты заслужил за это костер,
коли мы захотим поступить с тобой, как обязаны». Такие и многие другие речи он
вел с ним с угрожающим видом, как будто тот был сам Эпикур, отрицающий
бессмертие души. В короткое время он так настращал его, что простак поручил
неким посредникам умастить его руки знатным количеством мази св. Иоанна
Златоуста (сильно помогающей против заразного недуга любостяжания клириков и
особливо миноритов, которым не дозволено прикасаться к деньгам), дабы он
поступил с ним по милосердию. Эту мазь, как вполне действительную, хотя Гален и
не говорит о ней ни в одном из своих медицинских сочинений, он пустил в дело
так и в таком обилии, что огонь, которым ему пригрозили, милостиво сменился
знаком креста, а дабы флаг был красивее – точно кающемуся предстояло идти в
крестовый поход, – положили ему желтый крест на черном фоне. Кроме того,
получив деньги, инквизитор задержал его на несколько дней при себе, положив ему
в виде эпитимии каждое утро быть у обедни в Санта Кроче и представляться ему в
обеденный час; в остальную часть дня ему предоставлено было делать, что угодно.
Все это он исполнял прилежно, когда однажды утром услышал за обедней евангелие,
из которого пелись следующие слова: «Вам воздается сторицею, и вы унаследуете
жизнь вечную». Точно удержав их в памяти и явившись, согласно приказанию, перед
лицо инквизитора в час обеда, он застал его за столом. Инквизитор спросил его,
был ли он у обедни этим утром. «Да, мессере», – поспешно ответил он. На
это инквизитор сказал: «Не услышал ли ты при этом чего-нибудь, что вызвало в
тебе сомнение и о чем ты желаешь спросить?» – «Поистине, – отвечал
простак, – ни в чем, что я слышал, я не сомневаюсь, напротив, все твердо
почитаю истинным. Слышал я, правда, кое-что, что возбудило во мне и еще
возбуждает сильное сожаление к вам и вашей братии, монахам, когда подумаю я о
несчастном положении, в котором вы обрететесь на том свете». Сказал тогда
инквизитор: «Что это за слово, что побудило тебя к такому о нас сожалению?»
Простак отвечал: «Мессере, то было слово евангелия, говорящее: „Воздается вам
сторицею“. Инквизитор сказал: „Воистину так, но почему же эти слова расстроили
тебя?“ – „Я объясню вам это, мессере, – отвечал простак, – с той
поры, как я стал ходить сюда, я видел, как каждый день подают отсюда множеству
бедного люда чан, а иногда и два большущих чана с похлебкой, которую отнимают у
вас и у братии этого монастыря как лишнюю; потому, если на том свете за каждый
чан вам воздается сторицею, у вас похлебки будет столько, что вам всем придется
в ней захлебнуться“. Хотя все другие, бывшие за столом у инквизитора,
рассмеялись, инквизитор, почувствовав, что укол обращен против их похлебочного
лицемерия, совсем смутился, и если бы не стыд за вчиненное простаку дело, он вчинил
бы ему другое за то, что потешной остротой он уколол и его и других тунеядцев.
С досады он разрешил ему делать, что заблагорассудится, и больше к нему не
являться.
|