 Увеличить |
* II *
1
Теперь
же мы вновь обращаемся к королю Артуру, – а он, когда ему сообщили о том,
как и при каких обстоятельствах была похищена от костра королева, и когда он
услышал о гибели многих своих благородных рыцарей, в особенности же о смерти
сэра Гахериса и сэра Гарета, то он от великой жалости и печали лишился чувств. Когда
же он очнулся, то сказал так:
– Увы!
Зачем только ношу я корону на голове моей? Ибо вот теперь я утратил прекраснейшую
рыцарскую дружину, какую когда-либо содержал христианский король. Увы, мои
добрые рыцари пали убитыми или покинули меня, и я за прошедшие два дня лишился
без малого сорока рыцарей, не считая сэра Ланселота и его сородичей, ибо отныне
честь моя мне не дозволяет быть с ними в мире! Увы, увы! зачем только началась
эта распря! Однако, любезные други, – сказал король, – я повелеваю,
пусть никто не говорит сэру Гавейну о гибели его братьев, ибо я знаю, – сказал
король, – что, когда он услышит о том, что умер сэр Гарет, он почти что
лишится рассудка. Боже милостивый, – сказал король, – почему же он
убил сэра Гахериса и сэра Гарета? Ибо что до сэра Гарета, то ведь, ручаюсь, он
любил сэра Ланселота более всех людей на свете.
– Это
правда, – отвечали иные из рыцарей, – но они были убиты в общей
схватке, когда сэр Ланселот разил, не разбирая, в самой гуще сражения. На них
не было доспехов, и он поразил их, не ведая, кого убивает, и так, по несчастью,
были они убиты.
– Ну, –
сказал король Артур, – их гибель вызовет величайшую смертельную войну,
какая была на земле, ибо я уверен, что, когда сэр Гавейн узнает о том, что сэр
Гарет убит, я не буду знать от него покоя до тех пор, пока не уничтожу весь род
сэра Ланселота и его самого или же он уничтожит меня. И потому, – сказал
король, – знайте, что никогда еще сердце мое не сокрушалось так, как ныне.
И я гораздо более скорблю о потере моих добрых рыцарей, нежели об утрате моей
любезной королевы; ибо королев я всегда смогу найти довольно, а такую дружину
добрых рыцарей не собрать больше никогда на свете. И могу сказать, –
молвил король Артур, – ни у одного христианского короля не было еще такой
дружины. И вот, увы! теперь между сэром Ланселотом и мною вражда! Ах, Агравейн,
Агравейн, – молвил король, – Христос да помилует твою душу, ибо
ненависть, которую ты и сэр Мордред, брат твой, питали к сэру Ланселоту,
породила все эти беды.
И плакал
король, повторяя свои жалобы, и лишался чувств. Но к сэру Гавейну явился один
человек и поведал ему о том, что королева похищена сэром Ланселотом и без
малого двадцать четыре рыцаря пали убитыми.
– Ах,
Господи, помилуй и храни моих двух братьев! – воскликнул сэр Гавейн. –
Ведь я так и знал, – сказал сэр Гавейн, что сэр Ланселот явится к ней на
помощь и спасет ее либо погибнет на поле боя. И правду сказать, он не достоин
был бы рыцарской славы, если бы не спас королеву, ведь это из-за него обрекли
ее на костер. Так что сэр Ланселот, – сказал сэр Гавейн, – поступил
по-рыцарски, так же и я поступил бы, окажись я на его месте. Но где же мои
братья? – спросил сэр Гавейн. – Мне странно, что я их не вижу.
И тогда
тот человек ему сказал:
– Сэр
Гахерис и сэр Гарет убиты.
– Боже
упаси! – молвил сэр Гавейн. – За весь этот мир я не согласился бы,
чтобы они были убиты, в особенности же мой добрый брат сэр Гарет.
– Сэр, –
сказал тот, – он убит, и это весьма прискорбно.
– Кто
же убил его? – спросил сэр Гавейн.
– Сэр
Ланселот, – тот отвечал, – убил их обоих.
– Этому
я не могу поверить, – сказал сэр Гавейн, – не мог он убить моего
доброго брата сэра Гарета, ибо, ручаюсь, мой брат любил его более, нежели меня
или всех остальных наших братьев или даже короля. И также я знаю, что, пожелай
сэр Ланселот призвать моего брата сэра Гарета на свою сторону, он бы сразу же к
нему примкнул против короля и против всех нас.
И потому
я никогда не поверю, что сэр Ланселот мог убить моих братьев.
– Воистину,
сэр, – молвил тот человек, – все говорят, что это он убил его.
– Увы! –
воскликнул сэр Гавейн, – не видать мне больше радости на свете!
2
И с тем
он упал и лишился чувств и долго так пролежал, словно мертвый. А когда он очнулся
от своего обморока, то вскричал горестно: «Увы мне!» – и побежал к королю,
рыдая и плача, и сказал ему так:
– О
дядя мой, король Артур! Мой добрый брат сэр Гарет убит, убит и другой мой брат,
сэр Гахерис, оба добрые рыцари.
Тут
заплакал король, и он вместе с ним, и оба они упали без памяти. Когда же их
привели в чувство, то заговорил сэр Гавейн и сказал:
– Сэр,
я желаю увидеть тело моего брата Гарета.
– Сэр,
вы не сможете увидеть его, – отвечал король, – ибо я повелел предать
его земле и сэра Гахериса тоже, ибо я ведь знал, что вы будете убиваться сверх
меры и вид сэра Гарета удвоит ваше горе.
– Увы,
господин мой, – молвил сэр Гавейн, – как случилось, что он убил моего
брата сэра Гарета? Прошу вас, расскажите мне.
– Воистину, –
отвечал король, – скажу вам, как сказали мне: сэр Ланселот зарубил и его,
и сэра Гахериса.
– Увы, –
сказал сэр Гавейн, – ведь они оба были безоружны против него!
– Я
не знаю, как это было, – сказал король, – но рассказывают, что он
убил их в гуще битвы, не узнав ни того, ни другого. И потому давайте измыслим
способ, как нам отомстить за их гибель.
– Мой
король, мой господин и мой родной дядя, – сказал сэр Гавейн, – знайте
же, ныне я даю вам слово, которое подкреплю всей моей рыцарской честью: отныне
и впредь я неотступно буду преследовать сэра Ланселота, пока один из нас двоих
не будет убит. И потому прошу вас, мой господин и король, готовьтесь к войне,
ибо, знайте, я не успокоюсь, покуда не отомщу сэру Ланселоту; и если вы
дорожите моей любовью и моей службой, то поспешайте и созовите ваших друзей.
Ибо, клянусь Богом, – сказал сэр Гавейн, – в отместку за смерть брата
моего сэра Гарета я семь царств обыщу, а сэра Ланселота найду, и либо я его
убью, либо же он убьет меня.
– Сэр,
вам не придется искать его так далеко, – сказал король, – ибо, как я
слышал, сэр Ланселот поджидает меня и всех нас в своем замке Веселой Стражи. И
люди говорят, что туда к нему стекается немало народу.
– В
это я легко поверю, – отвечал сэр Гавейн. – Однако, господин
мой, – сказал он, – собирайте ваших друзей, а я соберу моих.
– Так
и будет сделано, – молвил король, – и думается, у меня достанет силы
и мощи выбить его из крепчайшей башни его. замка.
И
разослал король письма и бумаги вдоль и поперек по всей Английской земле,
призывая к себе всех своих рыцарей. И съехались к королю Артуру многие рыцари,
герцоги и графы, так что собралось у него большое войско. И когда они все
съехались, король поведал им о том, как сэр Ланселот похитил у него королеву.
И
приготовился король со всем его войском обложить сэра Ланселота в его замке
Веселой Стражи.
Сэр
Ланселот о том прослышал и тоже призвал к себе многих добрых рыцарей, ибо
немало рыцарей держали его сторону – одни ради него самого, другие из-за
королевы. И вот оснащены были обе стороны всем, что ни на есть потребного для
ведения войны. Но войско короля Артура было столь велико, что войско сэра
Ланселота не могло встретиться с ним на поле. И сам сэр Ланселот не хотел
сражаться против короля. Он удалился в свой крепкий замок, запасшись в изобилии
всем нужным провиантом и взяв с собою столько доблестных мужей, скольких
возможно было расположить внутри замка и в городских стенах.
И вот
подошел король Артур и сэр Гавейн с огромным войском и обложил со всех сторон
стены Веселой Стражи – и город и замок. И было там между ними немало жестоких
схваток, но сэр Ланселот не выезжал надолго за крепостные стены и никому из
своих добрых рыцарей не позволял делать вылазки ни из города, ни из замка; и
так продолжалось целых пятнадцать недель.
3
Но вот в
один прекрасный день сэр Ланселот выглянул через стену и громким голосом обратился
к королю Артуру и к сэру Гавейну:
– Любезные
мои два господина, знайте, понапрасну вы ведете эту осаду, ибо здесь не завоюете
вы чести, но лишь горе себе и позор. Ведь если я пожелаю выйти за стены с моими
добрыми рыцарями, то я в краткий срок положу конец этой войне.
– Выходи
же, – отвечал сэру Ланселоту король Артур, – если смеешь, и я обещаю
встретиться с тобою посреди этого поля.
– Господь
меня упаси, – отвечал сэр Ланселот, – когда-либо встретиться в бою с
благороднейшим из королей, посвятившим меня в рыцари.
– Позор
тебе! Не желаю я слушать твои сладкие речи! – отвечал король, – ибо,
знай и не сомневайся, я твой смертный враг и останусь им до последнего дня моей
жизни. Ибо ты убил моих добрых рыцарей, мужей славных и моих сородичей, и этой
потери мне ничем не возместить. Кроме того, ты возлежал с моей королевой и был
ее возлюбленным много лет, а потом еще, как настоящий изменник, похитил ее у
меня силою.
– Благороднейший
мой господин и король, – молвил сэр Ланселот, – вы можете говорить
все, что пожелаете, ибо вам отлично известно, что на вас я зла держать не
стану. А что вы говорите, что я убил ваших добрых рыцарей, то это я и сам знаю
и горько об этом скорблю; но я вынужден был вести с ними бой ради спасения моей
жизни, иначе оставалось мне допустить, чтобы они убили меня. Что же до госпожи
моей королевы Гвиневеры, то, кроме вашего величества и еще господина моего сэра
Гавейна, ни один рыцарь на свете не посмел бы в лицо обвинить меня в измене
вашей особе. А что вы изволите говорить, что я долгие годы был возлюбленным
госпожи моей, вашей королевы, на это я всегда готов дать ответ и доказать с
оружием в руках против любого рыцаря на земле, кроме вас и сэра Гавейна, что
госпожа моя королева Гвиневера – верная супруга вашему величеству и нет на
свете другой дамы, которая тверже бы хранила верность своему супругу; и это я
готов подтвердить с оружием в руках. И если ей угодно было в милости своей оказывать
мне ласку и предпочтение перед всеми рыцарями, то по мере сил моих я заслужил
ее любовь, ибо много раз, господин мой, вы соглашались в гневе предать ее
сожжению и гибели, и всякий раз мне выпадала честь за нее сразиться, и прежде
чем я расставался с моим противником, он всегда признавался в своей неправоте и
честь королевы бывала восстановлена. И в такие минуты, господин мой
Артур, – сказал сэр Ланселот, – вы тоже ласкали и благодарили меня за
то, что я спас от костра вашу королеву, и вы клялись навеки быть мне
благосклонным сюзереном. Теперь же, сдается мне, вы платите мне злом за мою
добрую службу. Ибо, думается мне, господин мой, я утратил бы едва что не всю
мою рыцарскую честь, когда бы потерпел, чтобы госпожу мою, вашу королеву,
сожгли на костре, тем паче если это случилось бы из-за меня. Ведь если прежде я
сражался за вашу королеву и спасал ее из беды, что навлекли на нее другие, то
тем более я должен был спасти ее от облыжного обвинения на этот раз. И потому,
мой добрый и милостивый господин, – сказал сэр Ланселот, – примите
милостиво назад вашу королеву, ибо она верна вам и добродетельна.
– Тьфу
на тебя, трусливый рыцарь-изменник! – воскликнул тогда сэр Гавейн. –
Ибо да будет ведомо тебе: что бы ты ни говорил, мой господин и родной дядя
король Артур все равно получит назад свою королеву и тебя тоже и убьет вас
обоих или помилует, как ему заблагорассудится.
– Возможно,
что и так, – отвечал сэр Ланселот, – но знай и ты, господин мой сэр
Гавейн, что если мне вздумается выйти за городские стены, то, чтобы захватить
меня и королеву, вам придется выиграть нелегкий бой, какого жесточе еще не
случалось вам выигрывать.
– Тьфу
на твои хвастливые речи! – сказал сэр Гавейн. – Что до госпожи моей
королевы, то знай: я никогда не скажу про нее худого слова. Но ты, коварный и
трусливый рыцарь, – сказал сэр Гавейн, – за что было тебе убивать
моего доброго брата сэра Гарета, который любил тебя сильнее, нежели меня и весь
род наш? И ведь ты, увы, своей рукою посвятил его в рыцари! Почему же убил ты
его, который так тебя любил?
– Извинения
мне в этом нет, – отвечал сэр Ланселот, – но, клянусь Иисусом и моей
верностью высокому Ордену Рыцарства, для меня это было все равно что убить
моего собственного племянника сэра Борса Ганского. Увы мне, почему случилось со
мною такое злосчастье, – сказал сэр Ланселот, – что я не заметил сэра
Гарета и сэра Гахериса!
– Ты
лжешь, трусливый рыцарь! – воскликнул сэр Гавейн. – Ты убил их из
ненависти ко мне. И потому знай, о сэр Ланселот, я буду вести войну против
тебя, и покуда я жив, я – твой враг!
– Мне
прискорбно это, – отвечал сэр Ланселот, – ибо я понимаю, что напрасно
буду искать примирения, пока вы, сэр Гавейн, настроены так злобно. А когда бы
не вы, я не сомневаюсь, что возвратил бы себе милость господина моего короля
Артура.
– Охотно
верю этому, коварный, трусливый рыцарь, ибо ты долгое время высокомерно помыкал
нами и погубил немало наших добрых рыцарей.
– Сэр,
говорите, как вам будет угодно, – отвечал сэр Ланселот, – и все же
никто не может обвинить меня и доказать перед всеми, что я когда-либо убил
рыцаря коварными ухищрениями, как это сделали некогда вы, господин мой сэр
Гавейн. Я же убивал, только защищаясь, понужденный к этому ради спасения моей
собственной жизни.
– А,
лживый рыцарь! – сказал сэр Гавейн. – Ты намекаешь на сэра Ламорака.
Но знай же, я убил его моею рукою!
– Сэр,
вы убили его не один на один, – отвечал сэр Ланселот, – это было бы
вам не под силу, ибо он почитался среди сверстников своих одним из лучших
рыцарей в христианском мире. И это великой жалости достойно, что он погиб.
4
– Что
ж, ладно, сэр Ланселот, – сказал сэр Гавейн, – раз уж ты упрекаешь
меня за сэра Ламорака, то знай, я буду преследовать тебя до тех пор, покуда и
ты не попадешь мне так, что уже не уйдешь из моих рук.
– В
это я легко поверю, – отвечал сэр Ланселот, – и если уж вы до меня
доберетесь, то мне не дождаться пощады.
Но
Французская Книга говорит, что король Артур склонялся принять свою королеву
обратно и примириться с сэром Ланселотом, да только сэр Гавейн ни за что не
желал на это согласиться. Сэр Гавейн собрал людей, велел им всем разом трубить
в рога и вызывать сэра Ланселота, и они в один голос кричали ему, что он –
«коварный и трусливый рыцарь».
Но когда
эти возгласы услышали сэр Борс Ганский, сэр Эктор Окраинный и сэр Лионель, то
они призвали к себе сэра Паломида и сэра Лавейна и сэра Уррия и еще многих
добрых рыцарей из своего рода, и все вместе они явились к сэру Ланселоту и сказали
так:
– Мой
господин, знайте, что мы глубоко презираем все эти оскорбительные речи, что сэр
Гавейн говорил против вас. И мы просим вас и требуем, если дорожите вы нашей
службой, не удерживайте нас более в этих стенах, ибо мы объявляем вам, что
желаем выехать на поле и сразиться с ними. Ибо вы поступаете, как человек,
который боится, а ведь все ваши прекрасные речи вам не помогут, ведь сэр Гавейн
все равно никогда не допустит вашего примирения с королем. И потому сражайтесь
за вашу жизнь и ваше право, если только вы не боитесь!
– Увы! –
отвечал сэр Ланселот, – выезжать из замка и завязывать бой я бы никак не
хотел!
И
крикнул сэр Ланселот громким голосом королю Артуру и сэру Гавейну:
– Мой
господин, прошу вас и заклинаю, раз уж я вынужден выехать на поле боя, вы, господин
мой король Артур, и вы, сэр Гавейн, воздержитесь и не появляйтесь там.
– А
что же нам делать? – спросил сэр Гавейн. – Разве не королю надлежит
биться с тобою за те оскорбления, что ты ему нанес? И разве не мне биться с
тобою за смерть брата моего сэра Гарета?
– Ну
что ж, ничего не поделаешь, – сказал сэр Ланселот. – Приходится мне
выходить на бой. Но знайте, господин мой Артур, и вы, сэр Гавейн, вы еще
пожалеете, что настояли на сражении со мной.
И с тем
они разошлись; и обе стороны стали готовиться к завтрашнему бою, и большие приготовления
были сделаны и с той и с другой стороны. А сэр Гавейн собрал много рыцарей и
поручил им преследовать сэра Ланселота, обступить его плотно, когда
представится случай, и убить. И вот на рассвете король Артур с тремя большими
полками уже стоял готовый к бою у стен замка.
Тут и
Ланселотово войско выехало на поле через трое ворот в полном боевом порядке; с
первым полком выехал сэр Лионель, со средним полком – сэр Ланселот, а в третьи
ворота выехал сэр Борс. Они двигались ровным строем, как подобает благородным
рыцарям. Но сэр Ланселот наставлял своих рыцарей щадить жизнь королю и сэру
Гавейну.
5
И выехал
вперед королевского войска сэр Гавейн и вызвал любого, кто пожелает с ним сразиться.
Сэр Лионель был горячий рыцарь, в тот же миг он ринулся ему навстречу,
съехались они, сэр Гавейн пробил ему грудь, так что сэр Лионель рухнул замертво
с коня на землю. И тогда сэр Эктор вместе с другими рыцарями унес его в замок.
Тут
завязалось великое сражение, и много полегло в нем народу; но все время сэр
Ланселот старался щадить людей короля Артура. Ибо сэр Борс и сэр Паломид и сэр
Сафир сокрушали многих рыцарей, ведь они были грозные бойцы; и вместе с сэром
Бламуром Ганским, сэром Блеоберисом и сэром Белингером Жестоким они вшестером
нанесли врагам немалый урон.
А король
Артур все прорывался к сэру Ланселоту, желая его убить, но сэр Ланселот терпел
его удары и не разил его в ответ. И схватился с королем Артуром сэр Борс и
выбил его из седла; а затем он и сам спешился, обнажил меч и крикнул сэру
Ланселоту:
– Сэр,
не положить ли мне конец этой войне? (Ибо он подразумевал, что убьет его.)
– Не
смейте! – воскликнул сэр Ланселот. – Под страхом смерти, не дерзайте
более к нему прикоснуться! Ибо я никогда не допущу, чтобы благороднейший из
королей, посвятивший меня в рыцари, был убит или посрамлен!
И с тем
сэр Ланселот сошел со своего коня, поднял с земли короля, подсадил в седло и сказал
так:
– Господин
мой король, ради Иисуса, прекратите эту войну, ибо вам не будет от нее чести, если
я стану биться до последнего. Ведь я все время щажу вас, вы же сами и все ваши
наседаете на меня без пощады. И потому, господин мой, прошу вас, припомните все
мои многочисленные заслуги, за которые я сейчас получаю дурную награду.
А король
Артур, вновь очутившись в седле, посмотрел на сэра Ланселота, и слезы брызнули
из глаз его при мысли о великом благородстве сэра Ланселота, которому равного
не было среди мужей. И с тем ускакал король прочь, не в силах более его видеть,
и горестно молвил про себя; «Увы, увы, зачем начинали мы эту войну!»
Между
тем отошли полки обеих сторон на отдых, стали хоронить убитых, осматривать раненых
и прикладывать к их ранам утоляющие снадобья. И так провели они ту ночь, пока
не настало утро. А к рассвету все вновь изготовились к бою, и передовой отряд
возглавил сэр Борс.
И когда
наступило утро, выехал вперед сэр Гавейн, свирепый, как вепрь, и в руке он
держал тяжелое копье. Увидел его сэр Борс и задумал отомстить за брата своего
сэра Лионеля, который потерпел от него поражение накануне. И вот – признав
издалека один другого, навесили они свои копья, ринулись друг на друга со всей
своей мощью и мощью коней своих и сшиблись столь яростно, что пронзили друг
друга копьями и оба рухнули на голую землю.
И
встретились тут полки, вновь завязался бой, и много народу пало убитыми с обеих
сторон. Сэр Ланселот успел подобрать сэра Борса и отослал его в замок, и ни сэр
Гавейн, ни сэр Борс не умерли от тех ран, ибо им была оказана добрая помощь.
И стали
сэр Лавейн и сэр Уррий просить сэра Ланселота, чтобы и он сражался в полную силу,
как и они:
– Ибо
мы видим, что вы щадите и уклоняетесь разить врагов, мы же от этого терпим
урон. И потому мы просим вас, не пекитесь о ваших врагах, как они не пекутся о
нас.
– Увы, –
сказал сэр Ланселот, – не велит мне сердце сражаться против господина
моего Артура, ибо кажется мне, будто я поступаю не так, как предписывает мой
долг.
– Господин
мой, – сказал сэр Паломид, – как бы вы их ни щадили, они вам будут за
это только благодарны, если же им удастся захватить вас, то почитайте себя
убитым.
И понял
сэр Ланселот, что они говорят правду. И стал он сражаться с большей силою, чем
прежде, к тому же и раны племянника его сэра Борса распаляли в нем ярость.
И в
скором времени, еще до начала вечерни, сторона сэра Ланселота стала одерживать
верх, и кони их шагали выше копыта в крови – так много людей было убито в тот
день.
И
пожалел их снова сэр Ланселот, он удержал своих рыцарей и позволил войску
короля Артура отойти с поля боя. Затем и сэр Ланселот удалился со своими силами
в замок, и оба войска стали хоронить убитых и раненым прикладывать утоляющие
снадобья. Но теперь, когда был ранен сэр Гавейн, рыцари на стороне короля
Артура уже не столь пылко рвались в битву.
Тем
временем о войне между королем Артуром и сэром Ланселотом распространилась
весть по всем христианским землям и достигла наконец через донесения до слуха
римского папы. И папа, зная о великой добродетели короля Артура и о высокой
доблести сэра Ланселота, который почитался благороднейшим рыцарем мира, призвал
к себе одного благородного служителя веры, который в то время находился в Риме
(а Французская Книга говорит, что это был епископ Рочестерский), и вручил ему
папа буллы со свинцовыми печатями и отправил его к королю с повелением, под
угрозой интердикта[135]
всей Англии, принять назад свою королеву и примириться с сэром Ланселотом.
6
И вот
когда прибыл епископ в Карлайль, он показал королю буллы, и король, услышав,
что в них написано, не знал, как ему дальше быть: он бы с превеликой охотою
примирился с сэром Ланселотом, но сэр Гавейн этого не допускал. На возвращение
королевы он согласился, но допустить, чтобы король примирился с сэром
Ланселотом, он не согласен был ни в коем случае, он дал только согласие, чтобы
вернулась королева. И получил епископ от короля Артура заверения под большой
королевской печатью, что, как есть он истинный и помазанный король, сэр
Ланселот сможет уехать в неприкосновенности, а королева будет принята обратно,
и никто при дворе, ни сам король ни словом не помянут ей того, что было. И верную
запись этих условий епископ отвез показать сэру Ланселоту.
Когда он
прибыл в замок Веселой Стражи, то объявил и доказал сэру Ланселоту, что послан
папой римским с буллами к королю Артуру и к нему. И он объявил сэру Ланселоту,
что ему грозит, если он откажется возвратить королю Артуру его королеву.
– Сэр,
у меня в мыслях не было, – сказал сэр Ланселот, – отказаться
возвратить королеву господину моему Артуру. Я держу ее у себя вот по какой
причине: поскольку она была обречена на сожжение из-за меня, я счел моим долгом
спасти ей жизнь и защитить ее от опасности, до тех пор пока не объявится
заступничество надежнее моего. И вот теперь, хвала Господу, – сказал сэр
Ланселот, – папа римский позаботился о королеве и установил меж ними мир.
Ибо видит Бог, – сказал сэр Ланселот, – мне в тысячу раз радостнее
возвратить ее королю, нежели было раньше ее похитить, при том условии, что я
смогу приехать и уехать неприкосновенным и что королева будет на свободе и
никогда впоследствии не подвергнется опасности, в чем бы ее ни обвиняли теперь.
В противном же случае, – молвил сэр Ланселот, – я не побоюсь оставить
ее у себя, пусть даже враги мои нападают на нас еще яростнее, чем прежде.
– Сэр,
вам нет нужды, – сказал епископ, – этого опасаться, ибо знайте,
повеления папы никто не вправе ослушаться. И ни честь римского папы, ни мое
смиренное достоинство не допустят, чтобы вы или королева вновь попали в беду и
чтобы вам грозила гибель или поношение.
И он
показал сэру Ланселоту все бумаги, и от папы, и от короля Артура.
– Это
надежные заверения, – сказал сэр Ланселот, – ибо я всегда готов
довериться письму господина моего и его печати, ведь никто не слышал, чтобы он
когда-либо нарушил свое слово. И потому, – сказал сэр Ланселот
епископу, – поезжайте к королю Артуру вперед меня, приветствуйте его от
меня и сообщите, что ровно через семь дней, милостию Божией, я сам привезу к
нему королеву. И еще скажите моему достославному господину, что я перед всеми
готов защищать честь королевы и ни для кого не сделаю исключения, кроме лишь
самого короля и господина моего сэра Гавейна, и то более ради короля, нежели
ради сэра Гавейна.
И отбыл
епископ и приехал в Карлайль к королю и пересказал ему ответ сэра Ланселота, и
покатились у короля слезы из глаз. Между тем сэр Ланселот собрал сотню рыцарей,
облаченных в добрые одежды из зеленого бархата и верхом на конях, по копыта
покрытых чепраками из той же ткани, и каждый рыцарь держал в руке оливковую
ветвь в знак мира. И таким же образом сопровождали королеву двадцать четыре
дамы. А за сэром Ланселотом вели двенадцать коней, и на каждом сидели верхом
дворянские сыны, и все они были облачены в одежды из белого бархата с золотыми
цепями вокруг бедер, и кони покрыты белыми же чепраками по самые копыта, а
сбруи унизаны драгоценными пряжками, шиты каменьями и жемчужинами в золотой
оправе – всего числом в тысячу на каждом коне. И в подобном же облачении была
королева, а также и сэр Ланселот – в одеждах из белой ткани с золотым шитьем.
И вот в
таком-то виде, как повествует Французская Книга, сэр Ланселот отправился из
замка Веселой Стражи в Карлайль. Он проследовал через весь город в замок, так
что все жители могли его видеть. И было там по пути их немало плачущих глаз.
Приехав, спешился сэр Ланселот и отдал коня, снял с седла королеву и повел ее
туда, где король Артур восседал на своем месте; перед ним же сидел сэр Гавейн и
еще многие великие лорды. Увидел сэр Ланселот короля и сэра Гавейна, подвел он
королеву за руку, и преклонили они оба перед королем колени. И знайте, многие
мужественные рыцари, вместе с королем Артуром, плакали при этом так горько,
словно все их родичи до последнего лежали перед ними мертвые!
А король
сидел неподвижно, не произнося ни слова. Поглядел в лицо ему сэр Ланселот и
встал во весь рост, поднял и королеву с колен, и так сказал он по-рыцарски:
7
– Мой
грознейший из королей, вы видите, что по повелению римского папы и вашему я привез
вам госпожу мою королеву, как того требует право. Но если есть здесь, кроме
вашего величества, хоть один рыцарь, высокого ли звания и рождения или низкого,
все равно, который осмелится отрицать, что она верна вам и чиста, то я, сэр
Ланселот Озерный, с оружием в руках против него докажу, что она – ваша верная
супруга.
Но вы,
сэр, послушали лжецов, и это породило великую распрю между мною и вами. Ведь
было время, господин мой Артур, когда вы были довольны мною за то, что я
защищал госпожу мою, вашу королеву, и вам отлично ведомо, о благороднейший из
королей, что она не раз и прежде подвергалась великим опасностям. А раз в
прежние времена вы были довольны, когда я за нее сражался, то тем паче,
казалось мне, я должен был спасти ее от костра, который грозил ей из-за меня.
Те же,
кто передавали вам все эти рассказы, были лжецами, и им досталось по заслугам;
ибо, всего вернее, не будь могущество Божие на моей стороне, мне бы не выстоять
одному против четырнадцати рыцарей. К тому же они были вооружены и знали, на
что шли, я же был безоружен и застигнут врасплох, ведь я был зван к госпоже
моей, вашей королеве, а для чего, я не знал, но едва только переступил порог королевиных
покоев, как тотчас же сэр Агравейн и сэр Мордред стали кричать мне из-за двери
и называть меня изменником и трусом.
– Клянусь,
они называли тебя правильно! – воскликнул сэр Гавейн.
– Господин
мой сэр Гавейн, – сказал сэр Ланселот, – в той схватке им не удалось
выказать себя ни правыми, ни сильнейшими.
– Ну,
ну, сэр Ланселот, – сказал король, – я не давал вам причины поступать
со мною так, как вы поступили, ибо вы и ваша родня были у меня в чести большей,
чем другие рыцари.
– Мой
господин, – отвечал сэр Ланселот, – не прогневайтесь, но ведь я и мои
сородичи не однажды сослужили вам лучшую службу, нежели другие рыцари; и всякий
раз, как вам приходилось тяжко, я избавлял вас от всевозможных опасностей; я
всегда по мере сил моих рад был оказать услугу вам и господину моему сэру
Гавейну. И в поединках, и на турнирах, и в сраженьях, пеший и конный, я много
раз повсюду спасал вас и вас, господин мой сэр Гавейн, и еще многих ваших
рыцарей.
– И
сейчас я смело скажу, – продолжал сэр Ланселот, – да будет вам всем
ведомо, что еще ни разу не встретил я такого рыцаря, который мог бы против меня
выстоять в честном бою до последнего. Помилуй меня Господь! С какими бы
славными рыцарями мне ни приходилось сражаться, будь то даже сэр Тристрам или
сэр Ламорак, я никогда не бился из всех моих сил, ибо щадил их, догадываясь,
кто они. И я беру Бога в свидетели, никогда я не питал зла и зависти к добрым
рыцарям, добывающим себе славу в поединках, и всегда был рад, если мне
встречался рыцарь, хоть недолго могший выстоять против меня, в пешем ли бою или
в конном. Только вот, пожалуй, сэр Карадос из Башни Слез, он был боец
превосходнейший и муж силы превеликой, и кому и знать это, сэр Гавейн, как не
вам, ведь того нельзя не почитать превосходным бойцом, кто великой мощью своею
стащил вас с коня, положил поперек своего седла и прикрутил веревками к луке. И
в тот раз, господин мой сэр Гавейн, я вас спас и убил его у вас на глазах. А в
другой раз я повстречал брата вашего сэра Гахериса и сэра Тарквина, который вез
его перед собою, связанного по рукам и ногам. И тогда я спас вашего брата и
убил сэра Тарквина и к тому же вызволил из заточения еще шестьдесят четыре
рыцаря господина моего короля Артура. И потому говорю теперь, – сказал сэр
Ланселот, – что никогда не встречал столь могучих рыцарей и столь искусных
бойцов, как сэр Карадос и сэр Тарквин, ибо с ними обоими я бился в полную мою
силу. И потому также думается мне, – сказал сэр Ланселот сэру
Гавейну, – что и вам не должно об этом забывать. Ибо если я склоню к
доброму расположению вас, то, с помощью Божией, я добьюсь и милости господина моего
короля Артура.
8
– Сэр,
король пусть решает, как ему угодно, – отвечал сэр Гавейн, – но знай,
сэр Ланселот, между мною и тобой никогда не будет мира, покуда мы живем на
свете, ибо ты убил трех моих братьев. И двоих из них ты убил предательски и
безжалостно, ибо они были безоружны, да и никогда бы не подняли против тебя
оружия.
– Сэр,
видит Бог, я желал бы, чтобы они были в доспехах, – сказал сэр
Ланселот, – ибо тогда они были бы сейчас живы. Что до сэра Гарета, то
никого из своих кровных родичей я так не любил, как его, и покуда жив я, –
сказал сэр Ланселот, – я буду оплакивать смерть сэра Гарета, и вовсе не из
страха перед вами, но по многим другим причинам, причиняющим печаль мою. Одна
из них та, что я сам посвятил его в рыцари; вторая причина – что, я знаю, он
любил меня более, нежели кого-либо еще из рыцарей; а третья – что он был
благороден и верен, любезен и учтив и нравом весьма добр. Четвертая же причина
в том, что я сразу же понял, услышав о смерти сэра Гарета, что мне никогда уже
больше не пользоваться вашею, господин мой сэр Гавейн, любовью, но лишь вражда
вечная будет между нами. И также я понял, что вы склоните господина моего
короля Артура на вечную и смертельную со мною вражду. Но, клянусь моей
рыцарской честью и как есть Иисус мне защитник, я не убивал ни сэра Гарета, ни
брата его моею волею, но увы! – на беду явились они в тот день без
доспехов! Но вот что я предложу вам, – сказал сэр Ланселот, – если
угодно будет королю и вам, господин мой сэр Гавейн: я выйду из Сандуича босой и
в одной рубахе и отправлюсь в путь, и через каждые десять миль буду основывать
и закладывать святые обители, какого ордена вы мне назначите, и часовни, чтобы
в них день и ночь пели и читали молитвы, в особенности же по сэру Гарету и по
сэру Гахерису. И это я сделаю на всем пути от Сандуича до Карлайля, и каждой
обители придам довольно имущества и добра. И покуда останется у меня хоть
какое-то имение на земле, ни один из этих Божьих домов не будет испытывать
недостатка ни в чем, что потребно для устройства, содержания и кормления святых
обителей. И это будет дань во спасение их душ достойнее и святее и Богу
угоднее, нежели когда вы, мой благороднейший король, и вы, сэр Гавейн, идете на
меня войной, ибо этим вы ничего не добьетесь.
Тут все
рыцари и дамы, при том присутствовавшие, стали плакать, как безумные, и на щеки
короля Артура тоже упали слезы.
– Сэр
Ланселот, – сказал сэр Гавейн, – я выслушал твои прекрасные речи и
щедрые посулы. Но знай, пусть король поступает, как угодно ему, я же никогда не
прощу тебе смерть моих братьев, в особенности же смерть брата моего сэра
Гарета. И если мой дядя король Артур пожелает помириться с тобой, он лишится
моей службы, ибо говорю тебе, – сказал сэр Гавейн, – ты изменник и
королю и мне.
– Сэр, –
отвечал сэр Ланселот, – не родился еще на свете такой рыцарь, который
сумел бы доказать это против меня с оружием в руках! И если вы, сэр Гавейн,
бросаете мне столь ужасное обвинение, то уж извините меня, но мне придется на
него ответить.
– Ну,
нет, – сказал сэр Гавейн, – теперь уж об этом речи нет из-за папы
римского, ибо он повелел дяде моему королю принять назад королеву и
примириться, сэр Ланселот, с тобою и на этот раз дать ручательство, что ты
сможешь уехать невредим, как и приехал. Но в нашей земле тебе не должно
оставаться долее пятнадцати дней – такое предупреждение тебе делаю я, ибо еще
до твоего приезда мы с королем в том сговорились и согласились. А если ты
замешкаешься, – сказал сэр Гавейн, – то знай, что лучше бы тебе вовсе
сюда не приезжать, ибо ты заплатишь головой. И, когда бы не повеление
папы, – сказал сэр Гавейн, – я бы своими руками бился против тебя,
один на один, и доказал бы, одолев тебя, что ты – изменник и дяде моему королю
Артуру, и мне. Я еще докажу это в поединке с тобою после того, как ты отсюда
уедешь, где бы я тогда тебя ни встретил!
9
Тут
вздохнул сэр Ланселот, и слезы упали на щеки его, и он сказал:
– О,
благороднейшее христианское королевство, возлюбленное мною превыше всех королевств!
В твоих пределах добыл я почти всю мою славу, но ныне, когда должен я вот так
бесславно тебя покинуть, воистину мне жаль, что когда-то я прибыл сюда, откуда
я столь позорно изгнан, незаслуженно и беспричинно! Но так уж изменчива судьба
и безостановочно ее колесо, что нет в жизни постоянства. И тому есть много
свидетельств в старых хрониках,[136]
как, например, в историях благородного Гектора Троянского или Александра, этого
могущественного завоевателя, и еще многих других: они были вознесены на
царственную высоту, а потом падали всех ниже. Так случилось и со мною, –
сказал сэр Ланселот, – ибо в этом королевстве я пользовался величайшей
славой, и подвигами моими и сородичей моих умножена была слава всего Круглого
Стола более, нежели кем-либо еще из вас.
И потому
знай, сэр Гавейн, я проживу на моих собственных землях не хуже любого из здесь
находящихся рыцарей. И если вы, мой достославный король, придете на мои земли с
сэром Гавейном войной против меня, то я уж постараюсь, как смогу, противостоять
вам. Но что до вас, сэр Гавейн, если вы пойдете на меня, то прошу вас, не
обвиняйте меня в измене и предательстве, ибо иначе я должен буду ответить на
ваши обвинения.
– Поступай
как тебе будет угодно, – отвечал сэр Гавейн, – только поторопись
скрыться с наших глаз! И знай, мы скоро последуем за тобою и обрушим крепчайший
из твоих замков тебе на голову!
– В
этом вам не будет нужды, – молвил сэр Ланселот, – ибо, когда бы я был
столь же воинственно настроен, как вы, я бы непременно искал с вами встречи на
ратном поле.
– Не
надобно нам больше речей твоих, – сказал сэр Гавейн, – вручи королю
королеву и поспеши вон из этого замка!
– Ну,
что ж, – сказал сэр Ланселот, – знай я, какая меня здесь ждет
встреча, я бы дважды подумал, прежде чем ехать сюда. А если бы королева и
вправду была мне так дорога, как вы на нее нашептываете, уж я бы не побоялся
оставить ее у себя и отстоять ее даже и против сильнейшей в мире рыцарской
дружины.
И с тем
обратился сэр Ланселот к королеве Гвиневере и при короле и при всех, кто там
был, сказал ей так:
– Госпожа,
теперь я должен навсегда покинуть вас и это благородное общество. И раз уж это
так, я заклинаю вас молиться за меня, как я буду молиться за вас. Если же
лживые языки еще когда-нибудь навлекут на вас беду, без промедления, добрая моя
госпожа, дайте знать об том мне, и если хоть один рыцарь на всем свете сможет
вас спасти, то этим рыцарем буду я, и я спасу вас с оружием в руках.
И с тем
сэр Ланселот поцеловал королеву и сказал громким голосом:
– А
теперь посмотрим, найдется ли здесь кто-нибудь, кто осмелится сказать, что
королева неверна господину моему королю Артуру? Пусть говорит, если посмеет.
И с тем
он подвел королеву к королю, а потом поклонился и вышел. И не было там ни короля,
ни герцога, ни графа, ни барона, ни рыцаря, ни дамы, кто бы не плакал, как безумный,
кроме лишь сэра Гавейна. И когда благородный рыцарь сэр Ланселот садился на
коня, чтобы покинуть Карлайль, поднялись тут великие стоны и рыдания, и горько
был оплакан его отъезд. И пустился он в путь к замку Веселой Стражи, который он
с тех пор всегда называл замком Печальной Стражи. Так покинул сэр Ланселот
навсегда двор короля Артура.
Когда же
он прибыл к себе в замок, то призвал к себе свою дружину и спросил рыцарей, как
намерены они поступить дальше.
И
ответили они все разом в один голос, что как он поступит, так и они.
– Тогда,
любезные мои други, – сказал сэр Ланселот, – мы должны покинуть
пределы этого благороднейшего королевства. И теперь, когда я должен отсюда
уехать, мне это очень горько, ибо отъезд мой будет бесславен, ведь изгнанник
всегда удаляется бесславно. А это меня очень печалит, ибо я боюсь, что люди
после моей смерти запишут в хроники, что я был изгнан из этой земли. А иначе,
любезные лорды, когда бы не боялся я позора, госпожа моя королева Гвиневера и я
не расстались бы никогда.
Тут
заговорили благородные рыцари сэр Паломид и сэр Сафир, его брат, и сэр Белингер
Жестокий, и сэр Уррий с сэром Лавейном, и еще многие другие, и сказали так:
– Сэр,
если вы склонны не уезжать и остаться в этой стране, то мы не подведем вас, вы
можете на нас положиться. Если же вы надумаете покинуть эту страну, то здесь
нет ни одного доброго рыцаря, который бы не последовал за вами, и тому есть
много причин. Одна из них та, что все мы, хоть и не вашей крови, при дворе
короля не встретим радушного приема. И раз уж мы предпочли в беде вашей принять
вашу сторону, когда вы находились здесь, знайте, что мы также последуем за вами
и в другие страны и разделим с вами и там вашу судьбу.
– Любезные
лорды, – отвечал им сэр Ланселот, – я вас понял и отблагодарю как
могу. Вы же знайте: все мои наследственные владения я разделю с вами, то есть я
разделю все мое имение и все земли между вами и себе возьму ровно столько же,
сколько достанется и всякому из вас; и если будет у меня довольно, чтобы жить
мне одному, то больше мне не надо ни богатств, ни роскошеств. И с Божьей
помощью я надеюсь содержать вас на моих землях не хуже прежнего.
Тут
сказали все рыцари в один голос:
– Позор
да будет тому, кто вас покинет! Ибо мы все понимаем, не будет мира в этом королевстве,
но лишь раздор и война, когда распалось братство рыцарей Круглого Стола.
Ведь это
дружиною Круглого Стола держалась слава короля Артура, ее доблестью поддерживался
мир и покой короля и всего королевства. И немалая доля, – сказали они
все, – в этом и ваших заслуг, сэр Ланселот.
10
– Воистину
я благодарю вас всех за добрые ваши слова. Как бы то ни было, я знаю, что не на
мне одном держалось благоденствие этого королевства, но, в чем мог, я исполнял
свой долг. И, право, я помню в мои дни немало смут и мятежей, которые мною и
моим родом бывали усмирены. Но о мятежах, я знаю, все мы еще скоро услышим, и
это мне весьма прискорбно. Ибо я очень опасаюсь, – сказал сэр
Ланселот, – что сэр Мордред учинит в стране смуту, ибо он человек злобный
и весьма склонный творить беды.
Так было
между ними решено отправиться вместе с сэром Ланселотом в его владения. И, говоря
коротко, они наняли и закупили все потребное снаряжение, и собралась при сэре
Ланселоте целая сотня рыцарей, и они приняли присягу, что бы ни было, не
покидать его ни в славе, ни в беде.
Сели они
на корабль в Кардиффе и отплыли в Бенвик; сейчас иные зовут его Байонна, а иные
– Бонн, откуда вино боанское. Но правду сказать, сэр Ланселот и его племянники
владели всей Францией и всеми землями, к Франции принадлежащими; он и весь его
род приобрели все эти владения через благородную доблесть сэра Ланселота.
Прибыв,
стал он укреплять и оснащать все свои славные города и замки и ставил в них отряды-гарнизоны.
И тогда признали его власть все жители тех земель и смиренно ему покорились.
Когда же распорядился он всем в тех краях, то вскоре созвал парламент, и там он
короновал сэра Лионеля королем Франции, а сэра Борса он короновал королем всех
бывших владений короля Клаудаса, а сэра Эктора Окраинного, младшего своего
брата, короновал он королем Бенвика и всей Гийенны – наследными владениями сэра
Ланселота. И он сделал сэра Эктора князем над ними всеми.
Так
расчленил он все свои земли и наделил ими своих благородных рыцарей. Сначала он
пожаловал владения своим сородичам: сэра Бламура он сделал герцогом Лимузина,
что в Гийенне, а сэра Блеобериса – герцогом Пуатье. Сэру Гахалантину он отдал
герцогство Овернь, сэру Галиходину – герцогство Сентон, сэра Галихуда сделал
графом Периге, сэра Менадука сделал графом Руэрга, сэра Вилара Доблестного –
графом Беарна, сэра Эба Достославного – графом Коммана, сэра Лавейна он сделал
графом Арманьяка, сэра Уррия – графом Астарака, сэра Неровенса – графом
Пардиака, сэра Пленориуса – графом Фуа, сэра Селиса из Башни Слез он сделал
графом Маргана, а сэра Мелиаса Островного – графом Турсана, а сэра Белингера
Жестокого – графом Ланд, а сэра Паломида – герцогом Прованса и сэра Сафира, его
брата, – герцогом Лангедока. С эру Клегису он пожаловал графство Ажен,
сэру Садуку – графство Сарла. сэра Динаса-Сенешаля он сделал герцогом Анжуя и
сэра Кларуса – герцогом Нормандии.
Так
наградил сэр Ланселот своих благородных рыцарей, этих и еще многих других,
которых слишком долго было бы, мне думается, здесь перечислять.
Теперь
мы оставляем сэра Ланселота в его владениях, и с ним – его благородных рыцарей,
и возвратимся к королю Артуру и сэру Гавейну, которые собрали большое войско,
всего числом в шестьдесят тысяч.
|
