МЕДВЕДЬ
Рассказ Была холодная ночь. Вокруг свистала вьюга.
Красноармеец Иван Захаров стоял на посту. Было холодно. Вдруг перед Иваном набежал
медведь – и прямо к нему. Иван хотел убежать, но он вспомнил о врагах, которые
могут сжечь склады с патронами. Он остался. Медведь подбежал близко, но Иван
вынул спички и стал зажигать их, а медведь испугался и стоял, боясь подойти к
огню. А утром медведь убежал, а Иван спас склады.
Рассказ написал Кузьмин.
А другой редактор и поэт пишет так:
Я смотрю на мимозы, Я вздыхаю душистые розы, Взор очей мой
тупеет, Предо мной все темно, Солнце греет, Природу ласкает.
Как люблю я тебя С твоим взором.
У третьего редактора совсем другие
настроения:
Грянь, набат громозвонный, Грянь
сильней.
Слушай, люд миллионный, Песню дней.
Крепче стой, пролетарский Фабрик
край, Потрудись ты, бунтарский, В Первый май.
Пусть звенит и гремит Молот твой.
Праздник Май гимн творит Трудовой.
Три месяца бесновалась республика
Шкид, потом горячка стала постепенно утихать: как звезды на утренней заре,
гасли один за другим «Мухоморы», «Клоуны», «Факелы», «Всходы» и другие газеты и
журналы. Ребята устали. Викниксор вовремя подсказал им хорошую идею: пора
издавать большую общешкольную стенную газету. И вот появляется «Горчица»,
здоровая, крепкая ученическая газета, где материал собран со всей школы, со
всех отделений, где пишет не один редактор, а пятнадцать – двадцать
корреспондентов.
Из шестидесяти изданий остается
четыре.
Игра замирает, давая место серьезной
работе, а от прежнего увлечения остается след в школьном музее, в виде полного
комплекта всех изданий.
«ДЗЕ, КАЛЬМОТ и Кь»
Грузинский ннязь Георгий Джапаридзе.
– Личное дело Михаила Королева. – Корыстный хара – Колониальный спекулянт. –
Таинственный узелок и балалайка, – Талон э 234. – Дзе и Кальмот. – Жвачный
адмирал. – Голый барин.
– Кубышка.
Четверка пришла с Сергиевской. Сергиевская была интернатом с
дурной славой. Попасть на Сергиевскую считалось несчастьем.
Там в интернате царила железная казарменная дисциплина…
Воспитанники сидели в душных комнатах и гуляли редко, да и то лишь с
надзирателями. Наказания за проступки, придуманные завом, не поддаются
описанию. Одно из них было такое.
Воспитанника, совершенно нагого, сажали в темный карцер,
который по приказу изобретательного садиста был превращен в уборную. Наказанный
просиживал в карцере без хлеба и воды по три, по четыре дня, валялся в
нечистотах, задыхался в скверных испарениях.
Сергиевка так прославилась, что на нее обратили внимание
судебные власти.
После громкого и скандального процесса интернат
расформировали. Находившихся в нем подростков распихали по разным приютам.
Четверка попала в Шкиду.
Самый старший, Джапаридзе, – сын грузинского князя, морского
офицера.
У Джапаридзе типичное грузинское лицо: крупный орлиный нос,
оттопыренные уши и белоснежные неровные зубы.
Детство свое Джапаридзе, по семейной традиции, должен был
провести в корпусе. Там он почти два года учился искусству командовать и
хорошим манерам. Корпус привил ему любовь к военной выправке, чистоте костюма,
спартанству. Но корпус же изломал его душу, сделал его лживым, скрытным и
обманщиком.
Корпус в семнадцатом году закрыли, кадетов попросили выйти
вон. Джапаридзе пожил дома, проворовался и пошел скитаться по интернатам и
детдомам. Вышибали из одного интерната – он шел в другой. Так докатился до
Сергиевской. На Сергиевской жил два года и, издерганный, уставший в пятнадцать
лет, нашел тихую пристань в республике Шкид.
У Королева голова совершенно круглая, щеки одутловатые и
румяные. Полная невысокая фигура, римский нос и слегка курчавая голова придают
ему сходство с патрицием времен Юлия Цезаря.
Королев – незаконнорожденный. В анкете «Личного дела Михаила
Королева» в графе «Занятие родителей» сказано: «Рожден вне брака».
В старое николаевское время для «рожденных вне брака» был
один путь – воспитательный дом, приют и ремесленная школа.
Королев с малых лет скитался по приютам. За это время его
«личное дело» разбухло: каждый интернат давал ему свою характеристику…
Одна из них, написанная казенным языком старого
педагога-чиновника, характеризует Королева как «мальчика с довольно прочно
укрепившейся привычкой лениться». На шести листах пожелтевшей канцелярской
бумаги описываются последствия этой «привычки»:
«В результате знания мальчика в настоящее время оказываются
столь слабыми, что он не может быть переведен в класс «Д» и ему в возрасте
почти пятнадцати лет приходится вторично слушать детский элементарный курс, то
есть в то время, когда в нем уже в достаточной степени пробудились физические
потребности взрослого человека и окрепла привычка весело и праздно проводить
время, на удовлетворение чего, конечно, направлены все помыслы и желания этого
мальчика уже теперь».
Дальше описываются способы «удовлетворения потребностей
взрослого человека»:
«Сильно развитые в нем привычки курить, лакомиться и т. д.
довели его по пути легкого раздобывания средств и предметов потребления для
удовлетворения этих потребностей, в силу чего, конечно, он стал постоянно
замечаться в проступках корыстного характера: срезывание проводов и других
принадлежностей арматуры электрического освещения, отвинчивание дверных ручек,
присваивание мелких инструментов в сапожной мастерской и т. п. Все эти предметы
направлялись им на базар для обмена на папиросы и лакомства».
Детдом переезжает на дачу, в колонию, где «надзор и работа
над Королевым, естественно, затруднялись и осложнялись по местным условиям.
Порочные наклонности этого мальчика проявились самым резким образом: близость
деревни, процветание там товарообмена, затруднительность ежеминутного учета
наличия воспитанников создавали благоприятную к тому почву. Здесь Королев,
вопреки выраженному ему лично запрету, стал постоянно убегать в деревню и
возвращаться в школу лишь поздно ночью; в деревне он стал обменивать на
продукты находящиеся на руках или похищенные им у товарищей казенные вещи,
особенно полотенца; жертвами его спекуляции сделались даже няни, к которым он
сумел подладиться под видом желания услужить им: у одной он взял деньги на
селедку и принес ей за это стакан молока, уверяя, что селедка оказалась
червивая; от другой, получив деньги на табак и папиросы, ничего ей за них не
принес, обещая вознаградить ее в будущем, – оказалось, что папиросы выкурил
сам…»
За эти деяния Королева из колонии отправили к матери в П «Но
он, пользуясь слабостью матери и подделав отпускной билет, возвращается с
откуда-то добытой им балалайкой и узлом тряпья обратно на место расположения
колонии; минуя интернат, пробирается в деревню, выменивает привезенные с собой
вещи и возвращается затем в Петроград…»
Составлявший характеристику воспитатель-чиновник не знал,
где скитался выгнанный за воровство Мишка Королев… Не знал, откуда Мишка добыл
балалайку и «узел тряпья»… Королев все лето «гопничал», ездил по железным
дорогам с солдатскими эшелонами, направлявшимися на фронт. Там он и слямзил
балалайку.
Это характеристика не Сергиевского интерната. Это
характеристика нормального детского дома. Заканчивалась она просьбой перевести
Королева в «одну из школ для трудных в воспитательном отношении детей в
возрасте от двенадцати до шестнадцати лет».
Просьба была удовлетворена.
Королева переслали в «сивую» Сергиевскую, как неодушевленный
предмет, по «сопроводительному талону» э 234.
«При сем препровождается Михаил Королев, 14 лет».
И доставивший его на место получил квитанцию «в том, что
Королев Михаил, 14 лет, принят».
Сергиевская дала о нем не менее блестящую характеристику:
«Мальчик безусловно способный, но ленивый и иногда просто
сонный, способный дремать во время уроков. Дисциплине подчиняется не всегда,
очень упрям, порою вызывающе дерзок и груб. В школе пробыл год и за это время
несколько раз попадался в крупном и мелком воровстве, взломе замков и в
самовольных отлучках из школы. В классе невнимателен, во время уроков
занимается посторонними книгами, часто балагурит и этим мешает занятиям других.
К товарищам относится хорошо и пользуется у них авторитетом. Со старшими
развязно-внимателен или угрюмо-замкнут, считает себя весьма самостоятельным.
Курит, замечен не раз в карточной игре. К матери относится внимательно».
Последний аттестат Королеву был дан «Детским
обследовательским институтом психоневрологической академии». Отзыв, подписанный
профессором психиатрии Грибоедовым, гласит:
«Королев Михаил страдает остро протекающей неврастенией на
почве, повидимому, умственного переутомления. Летом страдает бессонницей, не
спит совсем по две ночи подряд. Королев нуждается в отдыхе, водо-свето– и
воздухолечении, каковое может быть проведено в Воспитательно-клиническом
институте для нервных больных».
Но «водо-свето– и воздухолечения» Королев не получил.
Сергиевская рассыпалась, и он попал в Шкиду.
В Шкиде две первые характеристики не подтвердились. Королев
не воровал, вел себя прилично и бузил в меру. Незаметно было в нем также и
следов «умственного переутомления».
Лишь в одном отзыв профессора Грибоедова оказался
правильным. Мишка Королев страдал неврастенией и бессонницей.
В эти бессонные ночи он безумствовал, был сам не свой. Ругал
воспитателей последними словами, балагурил, плакал… А выспавшись,
«опохмелившись», каялся и снова становился «нормально-дефективным».
Таков Королев Михаил.
Третий тип – Старолинский.
Он – низенького роста. Лицо у него совсем детское, а манера
одеваться и фигура делают его похожим на старорежимного гимназистика. У
Володьки Старолинского отца не было, были лишь мать и отчим, ломовой извозчик.
Старолинский тоже неврастеник. Страдает клептоманией; когда находят припадки,
ворует что попало; кроме того, он самый неисправимый картежник…
На Сергиевскую Старолинский попал, как и товарищи его, за
воровство и в Шкиду пришел со скверной репутацией.
Четвертый – Тихиков.
Сергиевская его характеризует так:
«Тихиков Евгений – мальчик из интеллигентной семьи, круглый
сирота, имеет дядю. Тихиков – очень способный мальчик, все усваивает легко и
хорошо занимается, но не чужд лени. К товарищам относится хорошо, но держится
несколько особняком. Не терпит общих прогулок и всегда под каким-нибудь
предлогом старается остаться дома. Со старшими сдержан, возражает всегда
логично и почти не грубит. В классе сидит прилично. Курит, порой увлекается
карточной игрой, не чужд спекуляции, но вообще мальчик любознательный,
отзывчивый, серьезный и несколько замкнутый».
У Тихикова треугольная голова, высокий лоб, коротенькая,
нескладная фигура. В Шкиде до конца дней своих Тихиков оставался замкнутым,
бузил редко.
Четверка пришла в Шкиду крепко спаянной в неделимый союз.
Думали сообща отстаивать свои интересы. Наученные опытом Сергиевской, не
ожидали встретить хороший прием.
Но ошиблись. Встретили их очень хорошо, как впрочем,
встречали и всех других.
С первого же дня Джапаридзе, как самый развитой, примкнул к
«верхам». Узнав, что в Шкиде издаются журналы, он заявил о своем желании
издавать журнал «Шахматист». Вероятно, узрев в этом какую-либо для себя выгоду,
Янкель заключил с ним сламу.
Королев вошел в сламу с Купцом, а Старолинского взял под
свое покровительство Пантелеев.
Лишь один Тихиков остался без друзей закадычных. Вечно сидел
он за партой, читал Майн Рида или Жюля Верна и что-то все время жевал… Жевал,
пережевывал, отрыгал и икал. За это впоследствии он получил кличку Жвачное.
Четверка принесла с собой старые клички: Королев –
Флакончик, Старолинский – Мальчик, Тихиков – Адмирал, а Джапаридзе – кличку
непечатную.
В Шкиде лишь одному Тихикову удалось сохранить прозвище
Адмирал, остальных переименовали в первый же день их прихода.
– Джапаридзе – слишком длинно, – заявил Японец. – А
похабных кличек мы не даем. Поэтому назовем тебя просто Дзе.
– Ваше дело, – согласился грузин, – Дзе так Дзе.
Старолинского тот же Японец назвал почему-то Голым барином.
Звали его впоследствии Голый барин, Барин, Голый, и просто Голенький.
Королева прозвали Кальмотом за то, что он вместо «кусок»
говорил «кальмот»:
– Дай мне кальмот хлебца.
Или:
– Одолжи кальмотик сахарина.
Одновременно с Сергиевской четверкой пришел в Шкиду и
Кубышка, бесшумный человечек с пухлым лицом и туманным прошлым.
|
