ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Глава I
Не стану
описывать моего озлобления. Несмотря на то, что можно было всего ожидать, я был
поражен; точно он предстал передо мной во всем своем безобразии совсем
неожиданно. Впрочем, помню, ощущения мои были смутны: как будто я был чем-то
придавлен, ушиблен, и черная тоска все больше и больше сосала мне сердце; я
боялся за Наташу. Я предчувствовал ей много мук впереди и смутно заботился, как
бы их обойти, как бы облегчить эти последние минуты перед окончательной
развязкой всего дела. В развязке же сомнения не было никакого. Она
приближалась, и как было не угадать, какова она будет!
Я и не
заметил, как дошел домой, хотя дождь мочил меня всю дорогу. Было уже часа три
утра. Не успел я стукнуть в дверь моей квартиры, как послышался стон, и дверь
торопливо начала отпираться, как будто Нелли и не ложилась спать, а все время
сторожила меня у самого порога. Свечка горела. Я взглянул в лицо Нелли и
испугался: оно все изменилось; глаза горели, как в горячке, и смотрели как-то
дико, точно она не узнавала меня. С ней был сильный жар.
– Нелли,
что с тобой, ты больна? – спросил я, наклоняясь к ней и обняв ее рукой.
Она
трепетно прижалась ко мне, как будто боялась чего-то, что-то заговорила, скоро,
порывисто, как будто только и ждала меня, чтоб поскорей мне это рассказать. Но
слова ее были бессвязны и странны; я ничего не понял, она была в бреду.
Я повел
ее поскорей на постель. Но она все бросалась ко мне и прижималась крепко, как
будто в испуге, как будто прося защитить себя от кого-то, и когда уже легла в
постель, все еще хваталась за мою руку и крепко держала ее, боясь, чтоб я опять
не ушел. Я был до того потрясен и расстроен нервами, что, глядя на нее, даже
заплакал. Я сам был болен. Увидя мои слезы, она долго и неподвижно вглядывалась
в меня с усиленным, напряженным вниманием, как будто стараясь что-то осмыслить
и сообразить. Видно было, что ей стоило это больших усилий. Наконец что-то
похожее на мысль прояснилось в лице ее; после сильного припадка падучей болезни
она обыкновенно некоторое время не могла соображать свои мысли и внятно
произносить слова. Так было и теперь: сделав над собой чрезвычайное усилие,
чтоб выговорить мне что-то, и догадавшись, что я не понимаю, она протянула свою
ручонку и начала отирать мои слезы, потом обхватила мою шею, нагнула меня к
себе и поцеловала.
Было
ясно: с ней без меня был припадок, и случился он именно в то мгновение, когда
она стояла у самой двери. Очнувшись от припадка, она, вероятно, долго не могла
прийти в себя. В это время действительность смешивается с бредом, и ей, верно,
вообразилось что-нибудь ужасное, его все расхваливал. Легко сказать: ничего не
оставил! Гм… славу
– Нет.
Если вы желаете Наташе добра, то каким образом вы решаетесь воротиться и буду стучаться
у дверей, а потому, лежа у самого порога на полу, чутко ждала моего возвращения
и приподнялась на мой первый стук.
«Но для
чего ж она как раз очутилась у дверей?» – подумал я и вдруг с удивлением заметил,
что она была в шубейке (я только что купил ей у знакомой старухи торговки,
зашедшей ко мне на квартиру и уступавшей мне иногда свой товар в долг);
следовательно, она собиралась куда-то идти со двора и, вероятно, уже отпирала
дверь, как вдруг эпилепсия поразила ее. Куда ж она хотела идти? Уж не была ли
она и тогда в бреду?
Между
тем жар не проходил, и она скоро опять впала в бред и беспамятство. С ней был
уже два раза припадок на моей квартире, но всегда оканчивался благополучно, а
теперь она была точно в горячке. Посидев над ней с полчаса, я примостил к
дивану стулья и лег, как был, одетый, близ нее, чтобы скорей проснуться, если б
она меня позвала. Свечки я не тушил. Много раз еще я взглядывал на нее прежде,
чем сам заснул. Она была бледна; губы – запекшиеся от жару и окровавленные,
вероятно, от падения; с лица не сходило выражение страха и какой-то мучительной
тоски, которая, казалось, не покидала ее даже во сне. Я решился назавтра как
можно раньше сходить к доктору, если б ей стало хуже. Боялся я, чтоб не
приключилось настоящей горячки.
«Это ее
князь напугал!» – подумал я с содроганием и вспомнил рассказ его о женщине,
бросившей ему в лицо свои деньги.
|