Увеличить |
Глава III
Николай
Сергеич Ихменев происходил из хорошей фамилии, но давно уже обедневшей.
Впрочем, после родителей ему досталось полтораста душ хорошего имения. Лет
двадцати от роду он распорядился поступить в гусары. Все шло хорошо; но на
шестом году его службы случилось ему в один несчастный вечер проиграть все свое
состояние. Он не спал всю ночь. На следующий вечер он снова явился к карточному
столу и поставил на карту свою лошадь – последнее, что у него осталось. Карта
взяла, за ней другая, третья, и через полчаса он отыграл одну из деревень
своих, сельцо Ихменевку, в котором числилось пятьдесят душ по последней
ревизии. Он забастовал и на другой же день подал в отставку. Сто душ погибло
безвозвратно. Через два месяца он был уволен поручиком и отправился в свое
сельцо. Никогда в жизни он не говорил потом о своем проигрыше и, несмотря на
известное свое добродушие, непременно бы рассорился с тем, кто бы решился ему
об этом напомнить. В деревне он прилежно занялся хозяйством и, тридцати пяти
лет от роду, женился на бедной дворяночке, Анне Андреевне Шумиловой,
совершенной бесприданнице, но получившей образование в губернском благородном
пансионе у эмигрантки Мон-Ревеш, чем Анна Андреевна гордилась всю жизнь, хотя
никто никогда не мог догадаться: в чем именно состояло это образование.
Хозяином сделался Николай Сергеич превосходным. У него учились хозяйству
соседи-помещики. Прошло несколько лет, как вдруг в соседнее имение, село
Васильевское, в котором считалось девятьсот душ, приехал из Петербурга помещик,
князь Петр Александрович Валковский. Его приезд произвел во всем околодке довольно
сильное впечатление. Князь был еще молодой человек, хотя и не первой молодости,
имел немалый чин, значительные связи, был красив собою, имел состояние и,
наконец, был вдовец, что особенно было интересно для дам и девиц всего уезда.
Рассказывали о блестящем приеме, сделанном ему в губернском городе губернатором,
которому он приходился как-то сродни; о том, как все губернские дамы «сошли с
ума от его любезностей», и проч., и проч. Одним словом, это был один из
блестящих представителей высшего петербургского общества, которые редко
появляются в губерниях и, появляясь, производят чрезвычайный эффект. Князь,
однакоже, был не из любезных, особенно с теми, в ком не нуждался и кого считал
хоть немного ниже себя. С своими соседями по имению он не заблагорассудил
познакомиться, чем тотчас же нажил себе много врагов. И потому все чрезвычайно
удивились, когда вдруг ему вздумалось сделать визит к Николаю Сергеичу. Правда,
что Николай Сергеич был одним из самых ближайших его соседей. В доме Ихменевых
князь произвел сильное впечатление. Он тотчас же очаровал их обоих; особенно в
восторге от него была Анна Андреевна. Немного спустя он был уже у них
совершенно запросто, ездил каждый день, приглашал их к себе, острил,
рассказывал анекдоты, играл на скверном их фортепьяно, пел. Ихменевы не могли
надивиться: как можно было про такого дорогого, милейшего человека говорить,
что он гордый, спесивый, сухой эгоист, о чем в один голос кричали все соседи?
Надобно думать, чтоб князю действительно понравился Николай Сергеич, человек
простой, прямой, бескорыстный, благородный. Впрочем, вскоре все объяснилось.
Князь приехал в Васильевское, чтоб прогнать своего управляющего, одного
блудного немца, человека амбиционного, агронома, одаренного почтенной сединой,
очками и горбатым носом, но, при всех этих преимуществах, кравшего без стыда и
цензуры и сверх того замучившего нескольких мужиков. Иван Карлович был наконец
пойман и уличен на деле, очень обиделся, много говорил про немецкую честность;
но, несмотря на все это, был прогнан и даже с некоторым бесславием. Князю нужен
был управитель, и выбор его пал на Николая Сергеича, отличнейшего хозяина и
честнейшего человека, в чем, конечно, не могло быть и малейшего сомнения.
Кажется, князю очень хотелось, чтоб Николай Сергеич сам предложил себя в
управляющие; но этого не случилось, и князь в одно прекрасное утро сделал
предложение сам, в форме самой дружеской и покорнейшей просьбы. Ихменев сначала
отказывался; но значительное жалованье соблазнило Анну Андреевну, а удвоенные
любезности просителя рассеяли и все остальные недоумения. Князь достиг своей
цели. Надо думать, что он был большим знатоком людей. В короткое время своего
знакомства с Ихменевым он совершенно узнал, с кем имеет дело, и понял, что
Ихменева надо очаровать дружеским, сердечным образом, надобно привлечь к себе
его сердце, и что без этого деньги не много сделают. Ему же нужен был такой
управляющий, которому он мог бы слепо и навсегда довериться, чтоб уж и не
заезжать никогда в Васильевское, как и действительно он рассчитывал.
Очарование, которое он произвел в Ихменеве, было так сильно, что тот искренно поверил
в его дружбу. Николай Сергеич был один из тех добрейших и наивно-романтических
людей, которые так хороши у нас на Руси, что бы ни говорили о них, и которые,
если уж полюбят кого (иногда бог знает за что), то отдаются ему всей душой,
простирая иногда свою привязанность до комического.
Прошло
много лет. Имение князя процветало. Сношения между владетелем Васильевского и
его управляющим совершались без малейших неприятностей с обеих сторон и
ограничивались сухой деловой перепиской. Князь, не вмешиваясь нисколько в
распоряжения Николая Сергеича, давал ему иногда такие советы, которые удивляли
Ихменева своею необыкновенною практичностью и деловитостью. Видно было, что он
не только не любил тратить лишнего, но даже умел наживать. Лет пять после
посещения Васильевского он прислал Николаю Сергеичу доверенность на покупку
другого превосходнейшего имения в четыреста душ, в той же губернии. Николай
Сергеич был в восторге; успехи князя, слухи об его удачах, о его возвышении он
принимал к сердцу, как будто дело шло о родном его брате. Но восторг его дошел
до последней степени, когда князь действительно показал ему в одном случае свою
чрезвычайную доверенность. Вот как это произошло… Впрочем, здесь я нахожу
необходимым упомянуть о некоторых особенных подробностях из жизни этого князя
Валковского, отчасти одного из главнейших лиц моего рассказа.
|