Осенние сумерки
На город упали туманы
Холодною белой фатой…
Возникли немые обманы
Далекой, чужой чередой…
Как улиц ущелья глубоки!
Как сдвинулись стены тесней!
Во мгле — потускневшие строки
Бегущих за дымкой огней.
Огни наливаются кровью,
Мигают, как чьи-то глаза!..
…Я замкнут здесь… С злобой, с
любовью.
Ушли навсегда небеса.
2 декабря 1904
Часовня
В высокой башне — темных окон ряд.
В передрассветной мгле, туманным
зимним утром,
Теряются верхушка и орел…
И лишь внизу, в окне, светло горят
В часовне, переливным перламутром,
Огни свечей — лучистый ореол.
Кругом, впотьмах, в чуть брезжущем
рассвете,
Ползут немые тени, гаснут фонари…
В домах зажглись огни; дрожат и
тухнут.
Зеванье слышно в утреннем привете…
Так медленны движенья… ждут зари.
И стены призрачны. Как будто скоро
рухнут.
Невнятный стук дверей издалека —
И из домов выходят люди. Взор кидают
Вокруг, на небо. Крестятся. Бредут.
Сегодня будет им работа нелегка…
Сегодня, завтра, — день за днем.
Не знают,
Когда избавятся от неразрывных пут.
Идут к часовне. Торопливо ставят
Свечу свою пред почерневшим ликом.
Глаза святые смотрят грустно, строго,
Как будто видят, кто душой лукавит,
Как будто вспоминают о великом
Грехе того, кто принял чин от
Бога, —
Монаха, что в Святой четверг, в
ночной тиши,
Вблизи от них, в уединенной келье,
Убил того, с кем смертный грех
творил…
Ты, богомолец! Свет свечей туши.
Не место здесь смиренному веселью:
Он каждый камень кровью обагрил.
Всё тихо здесь. А дух былой минуты
Беззвучно плачет. Но невидим он.
А ты стоишь смиренно на коленях
И плачешься, что дни твои так круты,
Что за стеной часовни — вечный стон,
Что нищие там дрогнут на ступенях…
Не плачь! Иди! Здесь стены знают
страх!
Там скрытый Ужас призрачно таится,
Где человек переступил за грань!
Ты ропщешь там в открытых всем
слезах,
Где даже свет — испуганно струится!
Ты здесь не нужен. Не молись и
встань!
4 декабря 1904
|
