На грибном рынке
Бьется ветер в моей пелеринке…
Нет, не скрыть нам, что мы влюблены:
Долго, долго стоим, склонены
Над мимозами в тесной корзинке.
Нет, не скрыть нам, что мы влюблены!
Это ясно из нашей заминки
Над мимозами в тесной корзинке —
Под фисташковым небом весны.
Это ясно из нашей заминки,
Из того, что надежды и сны
Под фисташковым небом весны
Расцвели, как сводные картинки…
Из того, что надежды и сны
На таком прозаическом рынке
Расцвели, как сводные
картинки, —
Всем понятно, что мы влюблены!
18–19 февраля 1917
* * *
О будущем своем ребенке
Всю зиму промечтала ты
И молча шила распашонки
С утра — до ранней темноты.
Как было радостно и чисто,
Две жизни в сердце затая,
Наперстком сглаживать батиста
Слегка неровные края…
И так же скромно и безвестно
Одна по Пресне ты прошла,
Когда весною гробик тесный
Сама на кладбище снесла.
18 октября 1917
Буриме
Для второго изд<ания> «Сч<астливого> домика»
И вот он снова — неумолчный шорох.
Открыла шкаф — разбросанная вата,
Изъеденных материй пестрый ворох…
Всё перерыто, скомкано, измято.
Но, милый друг, — и нынче ты
простила
Моих мышей за вечные убытки.
Заботливо, спокойно, просто, мило
Вновь прибрала нехитрые пожитки.
И что сердиться? Сладко знать, что
где-то
Шуршит под лапкой быстрою
бумага, —
И вспомнить всё, что было нами спето,
И веровать, что жизнь, к<а>к
смерть, есть благо.
24 ноября 1917
|