Памятник
Exegi monumentum.
Павлович! С посошком, бродячею
каликой
Пройди от финских скал вплоть до
донских станиц,
Читай мои стихи по всей Руси
великой, —
И столько мне
пришлют яиц,
Что если гору их на площади Урицкой
Поможет мне сложить поклонников толпа —
То, выглянув в окно, уж не найдет
Белицкий
Александрийского
столпа.
Апрель 1921
* * *
Право же, только гексаметр сему
изобилью приличен.
Только в гексаметре можно воспеть
красоту простокваши,
Слоем сметаны покрытой. Сметана же
чуть розовата,
Персям купальщицы юной подобна по
виду, а вкусом —
С чем бы сравнялась она?.. Борис,
удалясь от супруги,
Вспомни лобзания дев, босоногих,
искусных в плясанье,
Также в науке любви. Языком розоватым
и тонким
Зубы твои размыкает прелестная… Вкус
поцелуя,
Сладостный, — вдруг обретает
тончайшую некую свежесть
С легкой и томной кислинкой. Таков же
и вкус простокваши.
1921
Пути и перепутья
Без мыла нынче трудно жить
Литературным ветеранам —
Решился Брюсов проложить
Свой путь ad gloriam per anum.
<1920–1921?>
* * *
Люблю граненые стаканы
(Их любит каждый глупый сноб)
И ламп зеленые тюльпаны,
Бросающие света сноп.
Люблю чернильницы. Не мало
Они вмещают черноты.
В них потаенно задремало
Осуществление мечты.
Мне книги слаще поцелуя,
Милей принцессовой руки,
Когда меж ними нахожу я
Малютки Бермана стишки.
А счеты! Я смотрю не морщась
На их кольчужные ряды,
Когда под пальцами конторщиц
Они бегут туды-сюды.
Но лучше всех вещей — кубышка.
Напоминает мне порой
Ее прорезанная крышка
Уста Полонской дорогой.
Издатель! Друг! С лицом веселым
Мне чек скорее подмахни
И пресс-папье своим тяжелым
Автограф милый промокни.
<1921–1922>
* * *
Люблю я старой толстой «Сафо»
Бледно-голубенький дымок,
Подобный дыму пироскафа,
Когда с изяществом жирафа
Взбив на челе свой черный кок,
Издатель Беренштейн Игнатий,
Любимец муз и Кузмина,
Мне говорит: «Прошу вас,
нате», —
У запотевшего окна, —
А сам глистит не хуже, право,
Чем пасынок глистящий мой,
И распускает хвост, как пава,
Остря уныло и гнусаво,
Как Шершеиевич молодой —
Сей бурный вождь имажинистов,
Любимый бард кокаинистов,
Блистательный, как частный пристав
Благих, умчавшихся времен,
Мелькнувших, как счастливый
сон, —
Времен, когда в Москве старинной
Я жил безгрешно и невинно,
Писал не много, важно, чинно,
И толстой «Сафо» не курил,
И с Беренштейном не дружил.
<1921–1922>
|
