ГЛАВА VII
Чем больше Том старался сосредоточиться на уроке, тем
больше приходили в разброд его мысли. Наконец Том вздохнул, зевнул и бросил читать.
Ему казалось, что большая перемена никогда не начнется. Воздух был совершенно
неподвижен. Не чувствовалось ни малейшего ветерка. Из всех скучных дней это был
самый скучный. Усыпляющее бормотанье двадцати пяти усердно зубривших учеников
навевало дремоту, как жужжанье пчел. Там, за окном, в жарком солнечном блеске,
сквозь струистый от зноя воздух, чуть лиловый в отдалении, зеленели курчавые
склоны Кардифской горы; две-три птицы, распластав крылья, лениво парили высоко
в небе; на улице не видно было ни одной живой души, кроме нескольких коров, да
и те дремали. Душа Тома рвалась на волю, рвалась к чему-нибудь такому, что
оживило бы его, помогло скоротать эти скучные часы. Его рука полезла в карман,
и лицо просияло радостной, почти молитвенной улыбкой. Потихоньку он извлек на
свет коробочку из-под пистонов, взял клеща и выпустил его на длинную плоскую
парту. Клещ, должно быть, тоже просиял радостной, почти молитвенной улыбкой, но
это было преждевременно: как только он, преисполнившись благодарности, пустился
наутек, Том загородил ему дорогу булавкой я заставил свернуть в сторону.
Закадычный друг Тома сидел рядом с ним, страдая так же,
как страдал недавно Том, а теперь он живо заинтересовался развлечением и с
благодарностью принял в нем участие. Этот закадычный друг был Джо Гарпер.
Обыкновенно мальчики дружили всю неделю, а в воскресенье шли друг на друга
войной. Джо вынул булавку из лацкана курточки и тоже помог муштровать пленного.
Игра с каждой минутой становилась все интереснее. Скоро Тому показалось, что
вдвоем они только мешают друг другу и ни тому, ни другому нет настоящего
удовольствия от клеща. Он положил на парту грифельную доску Джо Гарпера и
разделил ее пополам, проведя черту сверху донизу.
- Вот, - сказал он, - пока клещ на твоей стороне, можешь
подгонять его булавкой, я его трогать не стану; а если ты его упустишь и он
перебежит на мою сторону, так уж ты его не трогай, тогда я его буду гонять.
- Ладно, валяй; выпускай клеща.
Клещ очень скоро ушел от Тома и пересек экватор. Джо его
немножко помучил, а потом клещ от него сбежал и опять перешел границу. Он то и
дело перебегал с места на место. Пока один из мальчиков с увлечением гонял
клеща, весь уйдя в это занятие, другой смотрел с таким же увлечением - обе
головы склонились над доской, обе души умерли для всего остального на свете.
Под конец счастье как будто повалило Джо Гарперу. Клещ бросался то туда, то
сюда и, как видно, взволновался и растревожился не меньше самих мальчиков.
Победа вот-вот готова была перейти к Тому; у него уже руки чесались подтолкнуть
клеща, но тут Джо Гарпер ловко направил клеща булавкой в другую сторону, и клещ
остался в его владении. В конце концов Том не вытерпел. Искушение было слишком
сильно. Он протянул руку и подтолкнул клеща булавкой. Джо сразу вспылил. Он сказал:
- Том, оставь клеща в покое.
- Я только хотел расшевелить его чуточку...
- Нет, сэр, это нечестно; оставьте его в покое.
- Да ведь я только чуть-чуть!
- Оставь клеща в покое, говорят тебе!
- Не оставлю!
- Придется оставить - он на моей стороне!
- Послушай-ка, Джо Гарпер, чей это клещ?
- А мне наплевать, чей бы ни был! На моей стороне, значит,
не смей трогать.
- А я все равно буду. Клещ мой, что хочу, то с ним и
делаю, вот и все.
Страшный удар обрушился на плечи Тома, и второй, совершенно
такой же, - на плечи Джо; минуты две подряд пыль летела во все стороны из их
курточек, и все школьники веселились, глядя на них. Мальчики так увлеклись
игрой, что не заметили, как весь класс притих, когда учитель, прокравшись на
цыпочках через всю комнату, остановился около них. Он довольно долго смотрел на
представление, прежде чем внести в него некоторую долю разнообразия.
Когда школьников отпустили на большую перемену, Том
подбежал к Бекки Тэтчер и шепнул ей:
- Наденьте шляпку, как будто идете домой, а когда дойдете
до угла, как-нибудь отстаньте от других девочек, сверните в переулок и
приходите обратно. А я пойду другой дорогой и тоже так сделаю, удеру от своих.
Так они сделали - он пошел с одной группой школьников, она
- с другой. Через несколько минут оба встретились в конце переулка и вернулись
в школу, где, кроме них, не осталось никого. Они сели вдвоем за одну парту,
положили перед собой грифельную доску. Том дал Бекки грифель и стал водить ее
рукой по доске, показывая ей, как надо рисовать, и таким путем соорудил еще
один замечательный домик. Потом интерес к искусству несколько ослабел, и они
разговорились. Том плавал в блаженстве. Он спросил Бекки:
- Вы любите крыс?
- Нет, терпеть их не могу.
- Ну да, живых и я тоже. А я говорю про дохлых - чтобы
вертеть вокруг головы на веревочке.
- Нет, крыс я вообще не очень люблю. Я больше люблю жевать
резинку.
- Ну еще бы, и я тоже. Хорошо бы сейчас пожевать.
- Хотите? У меня есть немножко. Я дам вам пожевать, только
вы потом отдайте.
Том согласился, и они стали жевать резинку по очереди,
болтая ногами от избытка удовольствия.
- Вы бывали когда-нибудь в цирке? - спросил Том.
- Да, и папа сказал, что еще меня поведет, если я буду
хорошо учиться.
- А я сколько раз бывал, три или даже четыре раза. Церковь
дрянь по сравнению с цирком. В цирке все время что-нибудь представляют. Когда я
вырасту, то пойду в клоуны.
- Да? Вот будет хорошо! Они очень красивые, все в пестром.
- Это верно. И денег загребают кучу. Бен Роджерс говорит,
будто бы по целому доллару в день. Послушайте, Бекки, вы были когда-нибудь
помолвлены?
- А что это значит?
- Ну как же, помолвлены, чтобы выйти замуж.
- Нет, никогда.
- А вам хотелось бы?
- Пожалуй. Я, право, не знаю. А на что это похоже?
- На что похоже? Да ни на что не похоже. Вы просто
говорите мальчику, что никогда, никогда ни за кого другого не выйдете, потом
целуетесь, вот и все. Это кто угодно сумеет.
- Целуетесь? А для чего же целоваться?
- Ну, знаете ли, это для того... да просто потому, что все
так делают.
- Все?
- Ну конечно, все, кто влюблен друг в друга. Вы помните,
что я написал на доске?
- Д-да.
- Ну что?
- Не скажу.
- Может, мне вам сказать?
- Д-да, только как-нибудь в другой раз.
- Нет, я хочу теперь.
- Нет, не теперь, лучше завтра.
- Нет, лучше теперь. Ну что вам стоит, Бекки, я шепотом,
совсем потихоньку.
Так как Бекки колебалась, Том принял молчание за согласие,
обнял ее за плечи и очень нежно прошептал ей:
- Я тебя люблю, - приставив губы совсем близко к ее уху;
потом прибавил: - А теперь ты мне шепни то же самое.
Она отнекивалась некоторое время, потом сказала:
- Вы отвернитесь, чтобы вам было не видно, тогда я шепну.
Только не рассказывайте никому. Не расскажете, Том? Никому на свете, хорошо?
- Нет, ни за что никому не скажу. Ну же, Бекки!
Он отвернулся. Она наклонилась так близко, что от ее
дыхания зашевелились волосы Тома, и шепнула: "Я - вас - люблю! " И,
вскочив с места, она начала бегать вокруг парт и скамеек, а Том за ней; потом
она забилась в уголок, закрыв лицо белым фартучком. Том, обняв Бекки за шею,
стал ее уговаривать:
- Ну, Бекки, вот и все, теперь только поцеловаться. И
напрасно ты боишься - это уж совсем просто. Ну же, Бекки! - И он тянул ее за
фартук и за руки.
Мало-помалу она сдалась, опустила руки и покорно
подставила Тому лицо, все разгоревшееся от беготни. Том поцеловал ее прямо в
красные губки и сказал:
- Ну вот и все, Бекки. После этого, знаешь, ты уже не
должна никого любить, кроме меня, и замуж тоже не должна выходить ни за кого
другого. Теперь это уж навсегда, на веки вечные. Хорошо?
- Да, Том, теперь я никого, кроме тебя, любить не буду и
замуж тоже ни за кого другого не пойду; только и ты тоже ни на ком не женись,
кроме меня.
- Ну да. Конечно. Это уж само собой. И в школу мы всегда
вместе будем ходить, и домой тоже, когда никто не видит, и во всех играх ты
будешь выбирать меня, а я тебя, это так уж полагается, и жених с невестой
всегда так делают.
- Как это хорошо. А я и не знала. Я еще никогда об этом не
слышала.
- Ох, это так весело! Вот когда мы с Эми Лоуренс...
Заглянув в ее широко раскрытые глаза, Том понял, что
проговорился, и замолчал, сконфузившись.
- Ах, Том! Так, значит, я не первая, у тебя уж была
невеста?
И она заплакала. Том сказал:
- Не плачь, Бекки. Я ее больше не люблю.
- Нет, Том, любишь, ты сам знаешь, что любишь.
Том попробовал обнять Бекки, но она его оттолкнула,
повернулась лицом к стене и плакала не переставая. Том опять было сунулся к ней
с утешениями и опять был отвергнут. Тогда в нем заговорила гордость, он
отвернулся от Бекки и вышел из класса. Он долго стоял в нерешимости и тревоге,
то и дело поглядывая на дверь, в надежде, что Бекки одумается и выйдет к нему.
Но она все не шла. Тогда на сердце у Тома заскребли кошки, и он испугался, что
его не простят. Ему пришлось вынести долгую борьбу с самим собой, чтобы сделать
первый шаг, однако он решился на это и вошел в класс. Бекки все стояла в углу,
лицом к стене, и всхлипывала. Том почувствовал угрызения совести. Он подошел к
ней и остановился, не зная, как приняться за дело. Потом нерешительно сказал:
- Бекки, я... я никого не люблю, кроме тебя.
Ответа не было - одни рыдания.
- Бекки, - умолял он. - Бекки, ну скажи хоть словечко.
Опять рыдания.
Том достал самую главную свою драгоценность - медную
шишечку от тагана, протянул ее Бекки через плечо, так, чтобы она видела, и
сказал:
- Бекки, хочешь, возьми себе?
Она ударила Тома по руке, шишечка покатилась на пол. Тогда
Том твердыми шагами вышел из школы и отправился куда глаза глядят, чтобы в этот
день больше не возвращаться.
Скоро Бекки начала подозревать что-то недоброе. Она
подбежала к двери; Тома нигде не было видно; она побежала кругом дома во двор;
его не было и там. Тогда она позвала:
- Том, вернись. Том!
Бекки прислушалась, но никто не откликнулся. Она осталась
без товарища, совсем одна, в молчании и одиночестве. Она села и опять
заплакала, упрекая себя; а в это время в школу уже начали собираться другие
дети; ей пришлось затаить свое горе, унять свое страдающее сердце и нести крест
весь этот долгий, скучный, тяжелый день, а кругом были одни чужие, и ей не с
кем было поделиться своим горем.
|
