Увеличить |
ГЛАВА XVI
После обеда вся шайка отправилась на отмель за черепашьими
яйцами. Мальчики расхаживали по отмели, тыча палками в песок, и, когда
попадалось рыхлое место, опускались на колени и копали песок руками. Иногда они
находили по пятьдесят - шестьдесят яиц в одной ямке. Яйца были совсем круглые,
белые, чуть поменьше грецкого ореха. В этот вечер мальчики устроили знатный пир
- наелись до отвала яичницы, и в пятницу утром тоже. После завтрака они с
воплями носились взад и вперед по отмели, гонялись друг за другом, сбрасывая на
бегу платье, пока не разделись совсем, потом побежали далеко в воду,
покрывавшую отмель; быстрое течение то и дело сбивало их с ног, но от этого
становилось только веселее. Они то нагибались все разом и начинали плескать
друг в друга водой, отворачивая только лицо, чтобы можно было вздохнуть, то
принимались бороться и возились до тех пор, пока победитель не окунал остальных
с головой, и вдруг все разом уходили под воду, мелькая на солнце клубком белых
рук и ног, а потом опять всплывали на поверхность, отфыркиваясь, отплевываясь,
хохоча и задыхаясь.
Выбившись из сил от возни, они вылезали на берег,
растягивались на сухом, горячем песке и зарывались в него, а потом опять бежали
к воде, и все начиналось снова. Вдруг им пришло в голову, что собственная кожа
вполне сойдет за телесного цвета трико; они очертили на песке арену и устроили
цирк - с тремя клоунами, потому что никто не хотел уступать эту почетную
должность другому.
Потом они достали шарики и стали играть в них - и играли
до тех пор, пока и это развлечение не наскучило. После этого Джо с Геком опять
пошли купаться, а Том не захотел, так как обнаружил, что, сбрасывая штаны,
сбросил вместе с ними и трещотку гремучей змеи, привязанную к ноге; он только
подивился, как это его до сих пор не схватила судорога без этого
чудодейственного амулета. Купаться он не отваживался, пока опять не нашел
трещотку, а к этому времени Джо с Геком уже устали и решили отдохнуть.
Мало-помалу они разбрелись в разные стороны, впали в уныние и с тоской
поглядывали за широкую реку - туда, где дремал на солнце маленький городок. Том
спохватился, что пишет на песке "Бекки" большим пальцем ноги; он стер
написанное и рассердился на себя за такую слабость. Но он не в силах был
удержаться и снова написал то же самое; потом опять затер это слово ногой и
ушел подальше от искушения, собирать остальных пиратов.
Однако Джо совсем упал духом, и оживить его было
невозможно. Он так соскучился по дому, что не знал, куда деваться от тоски.
Слезы вот-вот готовы были хлынуть рекой. Гек тоже приуныл. У Тома на сердце
скребли кошки, но он изо всех сил старался этого не показывать. У него имелся
один секрет, о котором он пока что не хотел говорить, но если это мятежное
настроение не пройдет само собой, то придется открыть им свою тайну. Он сказал,
стараясь казаться как можно веселее:
- А ведь, должно быть, на этом острове и до нас с вами
жили пираты. Мы его опять исследуем. Где-нибудь здесь, наверно, зарыт клад.
Вдруг нам посчастливится откопать полусгнивший сундук, набитый золотом и
серебром? А?
Но это вызвало лишь слабое оживление, которое угасло, не
приведя ни к чему. Том пустил в ход еще кое-какие соблазны, но и они не имели
успеха. Это был неблагодарный труд. Джо сидел с очень мрачным видом, ковыряя
палкой песок. Наконец он сказал:
- А не бросить ли нам все это, ребята? Я хочу домой. Здесь
такая скучища.
- Да нет, Джо, потом тебе станет веселей, - сказал Том. -
Ты подумай только, какая здесь рыбная ловля!
- Не хочу я ловить рыбу. Я хочу домой.
- А купанья такого ты нигде не найдешь.
- На что мне купанье? И неинтересно даже купаться, когда
никто не запрещает. Нет, я домой хочу.
- Ну и проваливай! Сопляк! К маме захотел, значит?
- Да, вот и захотел к маме! И ты бы захотел, только у тебя
ее нет. И никакой я не сопляк, не хуже тебя! - И Джо слегка засопел носом.
- Ладно, давай отпустим этого плаксу домой к мамаше.
Верно, Гек? Младенчик, к маме захотел! Ну и пускай его! А тебе тут нравится,
Гек? Мы с тобой останемся?
Гек сказал: "Да-а-а", - но без всякого
энтузиазма.
- Больше я с тобой не разговариваю, - сказал Джо, вставая
с песка. - Вот и все. - Он угрюмо отошел от них в сторону и стал одеваться.
- Подумаешь! - сказал Том. - Очень мне надо с тобой
разговаривать. Ступай домой, пускай тебя там поднимут на смех. Нечего сказать,
хорош пират! Ну нот, мы с Геком не такие плаксы. Мы с тобой останемся правда,
Гек? Пускай уходит, если ему надо. И без него обойдемся.
Однако Тому было не по себе, он забеспокоился, увидев, что
Джо одевается с самым мрачным видом. Кроме того, ему было неприятно, что Гек
следит за сборами Джо, храня зловещее молчание. Минуту спустя Джо, не сказав на
прощанье ни слова, побрел вброд к иллинойсскому берегу. У Тома заныло сердце.
Он посмотрел на Гека. Тот не в силах был вынести его взгляд и отвел глаза,
потом сказал:
- Мне тоже хочется домой, Том. Скучно как-то здесь, а
теперь будет еще хуже. Давай тоже уйдем.
- Не хочу! Можете все уходить, если вам угодно. Я остаюсь.
- Том, я лучше уйду.
- Ступай! Кто тебя держит?
Гек начал собирать разбросанное по песку платье. Он
сказал:
- Том, лучше бы и ты вместе с нами. Ты подумай. Мы тебя
подождем на том берегу.
- Ну и ждите сколько влезет!
Гек уныло поплелся прочь, а Том стоял и глядел ему вслед,
чувствуя сильное искушение махнуть рукой на свою гордость и тоже уйти с ними.
Он надеялся, что мальчики остановятся, но они медленно брели по мелкой воде. И
Том сразу почувствовал, как без них стало одиноко. Еще немного, и гордость его
была сломлена, - он бросился бежать за своими друзьями, вопя:
- Погодите! Послушайте, что я вам скажу!
Они сразу остановились и обернулись к Тому. Добежав до
них, он открыл им свою тайну, а они хмуро слушали, пока не поняли, в чем штука,
а когда поняли, то радостно завопили, что это "здорово" и что если б
он сразу им сказал, они бы ни за что не ушли.
Том тут же придумал что-то себе в оправдание, на самом же
деле он боялся, что даже его тайна не удержит их надолго, и приберегал ее
напоследок.
Они вернулись на остров веселые и опять принялись за игры,
болтая наперебой об удивительной выдумке Тома и восторгаясь его
изобретательностью. После роскошного обеда из яичницы и рыбы Том объявил, что
теперь он, пожалуй, поучился бы курить. И Джо воспламенился этой мыслью и
сказал, что ему тоже хотелось бы попробовать. Гек сделал им трубки и набил
табаком. Оба новичка не курили до сих пор ничего, кроме виноградных листьев, от
которых только щипало язык, да это и не считалось настоящим куревом.
Они развалились на земле, опираясь на локти, и начали
попыхивать трубками, очень осторожно и не без опаски. Дым был неприятного вкуса
и застревал в горле, но Том сказал:
- Да это совсем легко! Если б я знал, что это так просто,
я бы давно выучился.
- И я тоже, - подтвердил Джо. - Ничего не стоит.
- Сколько раз я видел, как другие курят, вот бы, думаю, и
мне тоже, - сказал Том, - только я не знал, что смогу.
- Вот и я тоже, правда, Гек? Сколько раз я при тебе это
самое говорил, ты ведь слышал, Гек? Вот Гек скажет, говорил я или нет.
- Ну да, сколько раз, - подтвердил Гек.
- И я тоже, - сказал Том, - тысячу раз говорил. Один раз
около бойни. Помнишь, Гек? Еще тогда были с нами Боб Таннер, Джонни Миллер и
Джеф Тэтчер. Ты ведь помнишь, Гек, я это говорил?
- Ну да, еще бы, - сказал Гек. - Это было в тот самый
день, когда я потерял белый шарик. Нет, не в тот день, а накануне.
- Ага, что я тебе говорил, - сказал Том. - Вот и Гек тоже
помнит.
- Мне кажется, я бы мог целый день курить трубку, - сказал
Джо. - Ни капельки не тошнит.
- И меня тоже ни капельки, - сказал Том. - Я бы мог курить
целый день. А вот Джеф Тэтчер, наверно, не мог бы.
- Джеф Тэтчер! Да он от двух затяжек под стол свалится.
Пускай попробует хоть один раз. Где ему!
- Ну конечно. И Джонни Миллер тоже, - хотел бы я
посмотреть, как он за это примется!
- Еще бы, я тоже! - сказал Джо. - Куда твой Джонни Миллер
годится! Его от одной затяжки совсем свернет.
- Ну да, свернет. А хотелось бы мне, чтобы ребята на нас
поглядели теперь.
- И мне тоже.
- Вот что, друзья, мы никому ничего не скажем, а
как-нибудь, когда они все соберутся, я подойду к тебе и скажу: "Джо,
трубка с тобой? Что-то захотелось покурить". А ты ответишь так, между
прочим, будто это ровно ничего не значит: "Да, старая трубка со мной, и
запасная тоже есть, только табак неважный". А я скажу: "Это ничего,
лишь бы был покрепче". А ты достанешь обе трубки, и мы с тобой закурим как
ни в чем не бывало, - то-то они удивятся!
- Ей-богу, вот будет здорово! Жалко, что сейчас они нас не
видят!
- Еще бы не жалко! А когда мы скажем, что выучились
курить, когда были пиратами, небось позавидуют, что не были с нами?
- Конечно, позавидуют! Да еще как!
И разговор продолжался. Но скоро он стал каким-то вялым и
бессвязным. Паузы удлинились, курильщики стали сплевывать что-то уж очень
часто. За щеками у них образовались как будто фонтаны; под языком было сущее
наводнение, только успевай откачивать; заливало даже и в горло, несмотря на все
старания, и все время подкатывала тошнота. Оба мальчика побледнели, и вид у них
был самый жалкий. Трубка выпала из ослабевших пальцев Джо Гарпера. То же самое
случилось и с Томом. Оба фонтана работали вовсю, так что насосы едва поспевали
откачивать. Джо сказал слабым голосом:
- Я потерял ножик. Пойти, что ли, поискать?
Том, заикаясь, едва выговорил дрожащими губами:
- Я тебе помогу. Ты ступай вон в ту сторону, а я поищу
около ручья. Нет, ты с нами не ходи, Гек, мы и без тебя найдем.
Гек опять уселся и поджидал их около часа. Потом
соскучился и пошел разыскивать своих друзей. Он нашел их в чаще леса, очень
далеко друг от друга. И тот и другой крепко спали и были очень бледны. Однако
он догадался почему-то, что если с ними и случилась какая-нибудь неприятность,
то теперь все уже прошло.
За ужином в тот вечер они были очень неразговорчивы. Они
совсем присмирели, и, когда Гек набил себе после ужина трубку и собирался
набить и для них, они сказали, что не надо, они что-то неважно себя чувствуют, -
должно быть, съели за обедом что-нибудь лишнее.
Около полуночи Джо проснулся и разбудил остальных. В
воздухе чувствовалась какая-то гнетущая тяжесть; она не предвещала ничего
хорошего. Мальчики все теснее жались к гостеприимному огню, хотя в воздухе стояла
такая духота, что нечем было дышать. Примолкнув, они сидели в напряженном
ожидании. Все, чего не мог осветить костер, поглощала черная тьма. Вдруг
дрожащая вспышка на один миг слабо осветила листву и погасла. За ней блеснула
другая, немножечко ярче. Потом еще одна. Потом негромко вздохнули и словно
застонали верхушки деревьев; мальчики ощутили мимолетное дыхание на своих щеках
и вздрогнули, вообразив, что это пролетел мимо дух ночи. Все стихло. Вдруг
неестественно яркая вспышка осветила их бледные, испуганные лица и превратила
ночь в день, так что стала видна каждая тоненькая травинка у них под ногами.
Глухо зарокотал гром, прокатился по всему небу сверху вниз и затерялся где-то в
отдалении, сердито ворча. Струя холодного воздуха обдала мальчиков, зашелестела
листвой и засыпала хлопьями золы землю вокруг костра. Еще одна резкая вспышка
молнии осветила весь лес, и сразу раздался такой грохот, что вершины деревьев
словно раскололись у мальчиков над головой. Они в страхе жались друг к другу
среди непроглядного мрака. Первые крупные капли дождя зашлепали по листьям.
- Живей, ребята, под навес! - крикнул Том.
Они вскочили и побежали все в разные стороны, спотыкаясь в
темноте о корни деревьев и путаясь в диком винограде. Ослепительно сверкала
молния, грохотали раскаты грома. И вдруг хлынул проливной дождь, и поднявшийся
ураган погнал его по земле полосой. Мальчики что-то кричали друг другу, но рев
ветра и раскаты грома совсем заглушали их голоса. Наконец один за другим они
добрались до навеса и забились под него, озябшие, перепуганные и мокрые хоть
выжми; но и то уже казалось им хорошо, что они терпят беду все вместе. Старый
парус хлопал так яростно, что разговаривать было нельзя, даже если б им удалось
перекричать все другие шумы. Гроза бушевала все сильней и сильней, и вдруг
парус сорвался, и порыв ветра унес его прочь. Мальчики схватились за руки и
побежали, то и дело спотыкаясь и набивая себе шишки, под большой дуб на берегу
реки. Теперь гроза была в полном разгаре. В беспрерывном сверкании молний,
загоравшихся в небе, все на земле становилось видно отчетливо, резко и без
теней: гнущиеся деревья, волны на реке и белые гребни на них, летящие хлопья
пены, смутные очертания высоких утесов на том берегу, едва видные сквозь
бегущие тучи и пелену косого дождя. Чуть не каждую минуту какое-нибудь
гигантское дерево, не выдержав напора бури, с треском рушилось, ломая молодую
поросль, а непрерывные раскаты грома грохотали, как взрывы, сильно,
оглушительно и так страшно, что сказать нельзя. Гроза разыгралась и грянула с
такой силой, что, казалось, вот-вот разнесет остров вдребезги, сожжет его,
зальет до верхушек деревьев, снесет ветром и оглушит каждое живое существо на
нем, - и все это в одно и то же мгновение. Страшно было в такую ночь оставаться
под открытым небом.
Но в конце концов битва кончилась, войска отступили,
угрожающе ворча и громыхая в отдалении, и на земле снова воцарился мир.
Мальчики вернулись в лагерь, сильно напуганные; оказалось, что большой платан,
под которым они устроили себе постели, лежал вдребезги разбитый молнией, и
мальчики радовались, что их не было под деревом, когда оно рухнуло.
Все в лагере было залито водой, и костер тоже, потому что,
по свойственной их возрасту беспечности, мальчики и не подумали чем-нибудь
прикрыть огонь от дождя. Было от чего прийти в отчаяние, так они промокли и
озябли. Они красноречиво выражали свое горе; но скоро обнаружилось, что огонь
ушел далеко под большое бревно, в том месте, где оно приподнималось,
отделившись от земли, и от дождя укрылась тлеющая полоска в ладонь шириной.
Мальчики терпеливо раздували огонь и подкладывали щепки и кору, доставая их
из-под сухих снизу бревен, пока костер не разгорелся снова. Тогда они навалили
сверху толстых сучьев, пламя заревело, как в горне, и мальчики опять
повеселели. Они высушили вареный окорок и наелись досыта, а потом до самого
рассвета сидели у костра, хвастаясь и приукрашивая ночное происшествие, потому
что спать все равно было негде - ни одного сухого местечка кругом.
Как только первые лучи солнца прокрались сквозь ветви,
мальчиков стало клонить ко сну, они отправились на отмель и улеглись там.
Мало-помалу начало припекать солнце, и они нехотя поднялись и стали готовить
завтрак. После еды они раскисли, едва двигались, и им опять захотелось домой.
Том это заметил и принялся развлекать пиратов чем только
мог. Но их не прельщали ни шарики, ни цирк, ни купанье, ничто на свете. Он
напомнил им про важный секрет, и это вызвало проблеск радости. Пока этот
проблеск не угас, Том успел заинтересовать их новой выдумкой. Он решил бросить
пока игру в пиратов и для разнообразия сделаться индейцами: Им эта мысль
понравилась - и вот, не долго думая, все они разделись догола, вымазались с ног
до головы полосами грязи, точно зебры, и помчались по лесу, собираясь напасть
на английских поселенцев. Все они, конечно, были вожди.
Потом они разбились на три враждебных племени и бросались
друг на друга из засады со страшными криками, убивая врагов и снимая скальпы
тысячами. День выдался кровопролитный и, значит, очень удачный.
Они собрались в лагере к ужину, голодные и веселые, но тут
возникло затруднение: враждебные племена не могли оказывать друг другу
гостеприимство, не заключив между собой перемирия, а заключать его было просто
невозможно, не выкурив трубки мира. Никакого другого пути они просто не знали.
Двое индейцев пожалели даже, что не остались пиратами. Однако делать было
нечего, и потому, прикинувшись, будто им это очень нравится, они потребовали
трубку и стали затягиваться по очереди, как полагается, передавая ее друг
другу.
В конце концов они даже порадовались, что стали индейцами,
потому что это их кое-чему научило: оказалось, что теперь они могут курить
понемножку, не уходя искать потерянный ножик, - их тошнило гораздо меньше и до
больших неприятностей дело не доходило. Как же было упустить такую великолепную
возможность, не приложив никаких стараний. Нет, после ужина они опять
попробовали курить, и с большим успехом, так что вечер прошел очень хорошо. Они
так гордились и радовались своему новому достижению, будто сняли скальпы и
содрали кожу с шести племен. А теперь мы их оставим курить, болтать и
хвастаться, так как можем пока обойтись и без них.
|