V
В задачу повествователя, описывающего поступки и настроения
героев, не входит высказывание собственного мнения по изложенному выше спорному
вопросу. Несомненно одно: в промежутках между днями печали Сью и Джуд были
счастливы. Неожиданное появление в их семье ребенка, вопреки ожиданию, не
только не внесло смятения в их жизнь, но наполнило ее новым смыслом,
бескорыстным и облагораживающим, и не только не нарушило, а скорее упрочило их
счастье.
Разумеется, таких добрых, отзывчивых людей, как они, приезд
мальчика невольно заставлял задуматься о будущем, тем более что малыш отличался
каким-то странным отсутствием обычных детских склонностей. Но оба они старались
хотя бы временно не слишком много предаваться тревожным мыслям.
Есть в Северном Уэссексе старинный городок под названием
Стоук-Бэрхиллз с девятью или десятью тысячами жителей. Со своей мрачной,
неприглядной древней церковью и новыми кирпичными домами окраин он стоит на
открытой меловой равнине в центре воображаемого треугольника, углы которого
составляют города Олдбрикхем, Уинтончестер и важный военный пункт Куортершот.
Через город проходит большая западная дорога из Лондона, которая разветвляется
здесь на две, чтобы через каких-нибудь двадцать миль дальше на запад снова
слиться в одну. В те дни, когда еще не было железных дорог, перед путниками
вечно вставал вопрос о том, какой из двух путей избрать. Вопрос этот отошел в
прошлое вместе с кондукторами почтовых карет, ломовыми извозчиками и мелкими
землевладельцами, которых он когда-то занимал, и никому из теперешних
обитателей Стоук-Бэрхиллза, наверное, и в голову не придет, что две дороги,
расходящиеся в городе, где-то соединяются вновь, так как никто не ездит теперь
по этому западному пути ни в ту, ни в другую сторону.
В наши дни главной достопримечательностью Стоук-Бэрхиллза
считается кладбище, расположенное среди живописных средневековых развалин
невдалеке от железной дороги, и современные часовни, современные склепы и
современный кустарник кажутся чем-то посторонним, вторгшимся в рассыпающиеся от
времени, увитые плющом древние стены.
В один из дней того года, к которому подошло наше
повествование, в начале июня, в этот ничем не интересный городок съехались по
железной дороге множество людей; некоторые поезда, прибывшие из Лондона,
оставили в нем почти всех пассажиров: шла неделя Большой Уэссекской
сельскохозяйственной выставки, обширные павильоны которой раскинулись на
городски; окраинах, подобно палаткам осадившего город войска. Всевозможные
временные сооружения: навесы, будки, балаганы, павильоны, пассажи и галереи —
заняли на лугу пространство около квадратной полумили, и толпы приезжих
непрерывным потоком двигались к выставке через город. Вдоль всего их пути
выстроились рядами ларьки, лотки и пешие разносчики, превратив улицы в рынок и
помогая непредусмотрительным людям облегчить свои карманы, еще не дойдя до
ворот выставки, ради которой они приехали.
Это был популярный народный праздник — «день шиллинга».
Пассажирские поезда прибывали один за другим, из них два пришли с разных
направлений на смежные платформы почти в одну и ту же минуту. Один прибыл из
Лондона, другой — по боковой ветке — из Олдбрикхема. Из лондонского поезда
вышла пара: небольшого роста пухлый мужчина с круглым брюшком и короткими
ножками, напоминающий волчок на двух шпоньках, и статная женщина с красным
лицом, в черном платье, сверху донизу шитом бисером, которое сверкало на ней,
словно кольчуга.
Они осмотрелись по сторонам, и мужчина хотел было, по
примеру прочих, нанять извозчика, но женщина остановила его:
— Не торопись, Картлетт, до выставки не так уж далеко.
Давай пройдемся по улицам. Быть может, попадется какая-нибудь недорогая мебель
или старый фарфор. Давненько я не была здесь, с тех самых пор, как еще девушкой
жила в Олдбрикхеме и приезжала сюда погулять со своим кавалером.
— Ты не сможешь провезти мебель в пассажирском
поезде, — возразил басом ее муж — хозяин трактира «Три рога» в «прекрасном
густонаселенном районе, где жители охотно пьют джин», как гласило прельстившее
их когда-то объявление; с тех пор они владели этим заведением в Лэмбете, откуда
и прибыли сейчас. Лицо и фигура хозяина явно свидетельствовали о том, что,
подобно своим посетителям, он тоже весьма привержен к напиткам, которыми
торговал.
— Можно распорядиться, чтобы ее прислали, если попадет
стоящая, — сказала жена.
Они отправились в путь, но едва вошли в город, как внимание
Арабеллы привлекла молодая пара с ребенком, сошедшая с соседней платформы, куда
подошел поезд из Олдбрикхема. Она шла немного впереди их.
— Вот те на! — воскликнула Арабелла.
— Что такое? — отозвался Картлетт.
— Как ты думаешь, кто эти двое? Узнаешь мужчину?
— Нет.
— Я же показывала тебе его карточки!
— Неужели Фаули?
— Он самый.
— Ну что ж, видно, и ему, как всем прочим, захотелось
посмотреть выставку.
Если Картлетт и интересовался Джудом в то время, когда еще
находил в Арабелле прелесть новизны, то интерес этот явно увял с тех пор, как
все ее чары, фальшивые локоны и искусственные ямочки на щеках стали для него
прочитанной книгой.
Арабелла старалась идти так, чтобы все время быть позади Сью
и Джуда, — в потоке пешеходов это не бросалось в глаза. На замечания
Картлетта она отвечала рассеянно и небрежно: шедшая впереди группа интересовала
ее куда больше, чем все окружающее.
— Как видно, они любят друг друга и своего ребенка, —
сказал трактирщик.
— Своего! Это вовсе не их ребенок! — раздраженно,
с непонятной завистью воскликнула Арабелла. — Они не так давно женаты,
чтобы иметь такого сына!
Хотя не совсем угасший в ней материнский инстинкт и заставил
ее возразить мужу, подумав, она решила особенно не откровенничать. Ведь мистер
Картлетт был убежден, что сын его жены от первого брака живет у его родных в
другом полушарии.
— Пожалуй, что так. Она совсем девочка с виду.
— Они просто влюбленные, а если и женаты, то совсем
недавно, это сразу видно, а ребенок у них на воспитании.
Тем временем толпа продолжала продвигаться вперед, а с нею
вместе и ничего не подозревавшие Сью и Джуд. Они решили посмотреть
выставку, — благо ехать им было каких-нибудь двадцать миль, — и за
небольшую плату соединить поучительную экскурсию с приятной прогулкой. Заботясь
не только о себе, они взяли с собой и Старичка и, как только могли, старались
растормошить и развеселить его, хотя он до некоторой степени мешал им в
прогулках, которыми они наслаждались с такой чудесной непринужденностью.
Впрочем, очень скоро они перестали стесняться мальчика и продолжали по-прежнему
дарить друг друга той нежной внимательностью, которую не умеют скрывать даже
самые застенчивые люди и которую они здесь, в толпе совершенна незнакомых им
людей, скрывали еще меньше, чем у себя в Олдбрикхеме. Сью в новом летнем
платье, тоненькая и легкая, как птичка, чуть придерживала пальцем ручку белого
батистового зонтика и не ступала, а словно летела над землей, так что казалось,
дунь ветер чуть посильнее — и ее унесет, через изгородь на поле. Джуд, одетый в
светло-серый праздничный костюм, искренне гордился своей спутницей, причем не
столько ее внешностью, сколько подкупающей манерой держаться и разговаривать.
Полное взаимопонимание, при котором жесты и взгляды говорят лучше всяких слов,
делало их как бы двумя частями единого целого.
Они прошли через турникет, и Арабелла с мужем последовали за
ними. Войдя на территорию выставки, жена трактирщика могла видеть, что они все
свое внимание обратили на мальчика, показывая и объясняя ему интересные
экспонаты живой и неживой природы; по лицам их пробегала тень грусти всякий
раз, когда им не удавалось побороть его апатию.
— Как она льнет к нему! — сказала Арабелла. —
Нет, я не думаю, что они женаты, иначе они не носились бы так друг с другом.
Вот интересно-то!
— Но ведь ты как будто сказала, что он женился на ней?
— Я лишь слыхала, что он собирался — опять собирался
после того, как несколько раз откладывал. Господи! Они ведут себя так, будто,
кроме них, на выставке никого нет! Я бы на его месте постыдилась валять такого
дурака!
— Не вижу в их поведении ничего особенного. Даже не
заметил бы, что они влюблены, если бы ты не сказала.
— Ну, ты никогда ничего не замечаешь! — отрезала
она.
Однако не было никакого сомнения в том что и вся толпа на
выставке разделяла мнение Картлетта о поведении молодой пары, ибо никто не
обращал ни малейшего внимания, на то, что увидел обостренно зоркий взгляд
Арабеллы.
— Он так очарован ею, точно она какая-нибудь
фея, — продолжала она. — Посмотри, все время оглядывается на нее, просто
глаз оторвать не может. По-моему, она куда меньше влюблена в него, чем он в
нее. Она, видно, не очень-то любвеобильна, просто отвечает на его чувство, как
может, а он мог бы и помучить ее немножко, только очень уж он прост для этого…
Ага! Они пошли к конюшням смотреть ломовых лошадей, идем скорее!
— Я не хочу смотреть ломовых лошадей. С какой стати нам
ходить за ними по пятам? Уж раз мы пришли на выставку, так давай осматривать
то, что нам нравится, вот как они это делают.
— Ладно. Тогда давай сговоримся, где нам встретиться
через час, — хотя бы вон в той палатке с прохладительными напитками. Будем
ходить порознь, и каждый посмотрит, что хочет.
Картлетт охотно согласился, и они разошлись — он пошел к
павильону, где демонстрировались процессы соложения, а Арабелла — вслед за
Джудом и Сью. Но не успела она нагнать их, как перед ней появилась смеющаяся
физиономия Энни, подруги ее юности.
Энни от души расхохоталась, радуясь неожиданной встрече.
— Я все еще живу здесь поблизости, заговорила она,
утихомирившись. — Собираюсь скоро замуж, вот только жених мой не смог поехать
сегодня со мной. Из наших-то краев много народу сюда понаехало, ну а я от всех
отбилась.
— А тебе не встретился Джуд со своей кралей или женой,
уж не знаю, кто там она ему. Я вот сейчас их видала.
— Нет, я уж сколько лет его не видела.
— Они должны быть где-то здесь… А, вон они, возле той
серой лошади!
— О-о, какая у него теперь зазноба! Жена, говоришь? Он,
что же, опять женился?
— Не знаю.
— А она недурна собой, правда?
— Да, ничего, но только и с ума сходить не от чего —
так, пигалица какая-то. Все вертится чего-то.
— И он тоже красивый парень. Зря ты его бросила,
Арабелла!
— Возможно, возможно, — пробормотала та.
— Узнаю тебя, Арабелла! — засмеялась Энни. —
Всегда ты заришься на чужих мужчин, мало тебе своего.
— А кто из нас, женщин, не зарится, хотела бы я знать?
Ну а эта, которая с ним, так она даже не знает, что такое любовь, или хотя бы
то, что я называю любовью! По лицу видно, что не знает!
— Ну а если, Эбби, дорогая, ты тоже не знаешь, что она
называет любовью?
— А я и знать не хочу!.. Ага! Они идут в павильон
искусств. Я и сама не прочь взглянуть на картины. Пойдем вместе? О, да тут
сегодня чуть ли не весь Уэссекс! Вон и доктор Вильберт! Давненько я его не
видала, а он все такой же, как прежде, ничуть не постарел. Здравствуйте,
доктор; вот я говорю, вы совсем не изменились с тех пор, как знали меня
девушкой.
— А все оттого, что я регулярно принимаю пилюли
собственного изготовления, мэм. Всего два шиллинга три пенса коробка. Лечебное
действие гарантируется государственным патентом. Советую последовать моему
примеру и приобрести это средство, предохраняющее от разрушительного действия
времени. Всего два шиллинга три пенса.
Лекарь вытащил из жилетного кармана коробочку, и Арабелла
поддалась искушению купить ее.
— Надо сказать, — продолжал он, пряча
деньги, — что у вас есть передо мной преимущество, миссис… уж конечно, не
Фаули, ну а в прошлом — мисс Донн из окрестностей Мэригрин.
— Верно, но теперь — миссис Картлетт.
— Так, значит, вы потеряли своего первого мужа?
Способный был юноша. Мой ученик, между прочим. Учился у меня древним языкам. И
поверите ли, очень скоро почти сравнялся со мною в познаниях.
— Я потеряла его, но не в том смысле, как вы
думаете, — сухо отозвалась Арабелла. — Нас разъединили юристы. Он жив
и здоров и разгуливает сейчас с молодой женщиной, вон поглядите, они входят в
павильон искусств!
— А-а! Скажите, пожалуйста! Как он ее любит, должно
быть!
— Говорят, они двоюродные брат и сестра.
— Родства пришлось им на руку, как я погляжу!
— В точности так. Ее муж, видно, тоже так думал, когда
давал ей развод… Не посмотреть ли и нам картины?
Они втроем пересекли лужайку и вошли в павильон. Джуд и Сью,
не подозревая, какой интерес к себе они вызывают, остановились возле одного из
экспонатов в конце зала и довольно долго разглядывали его, прежде чем двинуться
дальше. Арабелла и ее друзья прошли следом за ними и прочли приклеенную к
макету надпись: «Модель Кардинальского колледжа в Кристминстере. Работа Дж.
Фаули и С.-Ф.-М.Брайдхед».
— Любовались собственной работой! — усмехнулась
Арабелла. — Как это похоже на Джуда! Все бы ему думать о колледжах да о
Кристминстере, а не делом заниматься!
Они бегло просмотрели картины и прошли к эстраде послушать
музыку военного оркестра. Через некоторое время к эстраде с другой стороны
приблизились Сью и Джуд. Арабелла ничего не имела против, если бы они ее
заметили, но те были слишком поглощены собственными переживаниями и музыкой,
чтобы узнать ее под расшитой бисером вуалью. Она обошла собравшуюся перед
эстрадой толпу, и стала за спиной влюбленных, каждое движение которых имело для
нее неизъяснимую притягательную силу. Глядя на них сзади в упор, она заметила,
как рука Джуда встретилась с рукой Сью; они стояли, тесно прижавшись друг к
другу, полагая, что так никто не увидит этого немого знака их взаимной
нежности.
— Дурачье! Точно дети малые! — сердито проворчала
про себя Арабелла и отошла к своим спутникам, нахмуренная и притихшая.
Энни между тем игриво сообщила Вильберту, что ее подруга не
на шутку заинтересовалась своим первым мужем.
— Послушайте, миссис Картлетт, — обратился он к
Арабелле, отводя ее в сторону. — Не желаете ли приобрести одно средство?
Это не из моих обычных лекарств, но иногда у меня просят что-нибудь в этом
духе. — Он показал ей маленький флакончик с прозрачной жидкостью. — Это
любовный напиток, употреблявшийся в древности с большим успехом. Я открыл его
состав, изучая старинные рукописи, и знаю, что оно действует безотказно.
— А из чего он сделан? — заинтересовалась
Арабелла.
— Одна из составных частей его — очищенный сок
голубиных сердец. Чтобы получить одну такую бутылочку, требуется около сотни
сердец.
— Как же вы достаете столько голубей?
— Скажу вам по секрету: я беру кусочек каменной соли,
которую голуби особенно любят, и кладу в голубятню у себя на крыше. Через
несколько часов голуби слетаются туда со всех четырех стран света — с востока,
с запада, с севера и с юга, — и тут лови их сколько угодно. Надо
постараться, чтобы желанный вам человек выпил капель десять этой жидкости в
каком-нибудь напитке. Но учтите, я рассказал вам все это только потому, что,
судя по вашим расспросам, вижу в вас покупательницу. Вы ведь не подведете меня?
— Что ж, пожалуй, можно взять бутылочку. Дам кому-нибудь
из подруг, пусть испробует на своем кавалере.
Арабелла уплатила лекарю требуемую сумму — пять шиллингов —
и спрятала флакончик за свой объемистый корсаж. Затем она заявила, что ее ждет
муж, и направилась к бару с прохладительными напитками.
Тем временем Джуд со своим семейством прошел к павильону
садоводства, и Арабелла увидела, как они остановились перед цветущим кустом
роз. Она выждала немного, наблюдая за ними, и присоединилась к супругу в отнюдь
не мирном настроении. Он сидел на табурете перед стойкой бара и болтал с одной
из нарядно одетых девушек, которая прислуживала ему.
— Тебе что, дома этого не хватает? — раздраженно
начала она. — Уехать за пятьдесят миль от своего трактира для того, чтобы
застрять в чужом! Вставай, проведи меня по выставке, как полагается порядочному
супругу. Право же, можно подумать, будто ты молодой холостяк и у тебя нет
других забот, кроме как о себе самом!
— Но мы же договорились встретиться здесь. Что мне
оставалось делать, как не ждать?
— Ну вот мы и встретились. Идем! — ответила она в
раздражении, готовая поссориться с целым миром, и они удалились — мужчина с
брюшком и расфранченная женщина, сердитые и обиженные друг на друга, — типичные
примерные супруги.
Тем временем другая, не столь обычная пара с мальчиком все еще
была в цветочном павильоне, который казался им волшебным замком; щеки Сью,
обычно такие бледные, словно переняли румянец у роз, которыми она любовалась,
пестрые зрелища, свежий воздух, музыка и удовольствие от прогулки с Джудом
горячили ей кровь и придавали живость взгляду. Сью очень любила розы, и
Арабелле довелось увидеть ее как раз в тот момент, когда она чуть не насильно
удерживала около них Джуда. Она старалась запомнить названия сортов и,
наклонившись к самым цветам, вдыхала их аромат.
— Какая прелесть! Так и хочется зарыться в них
лицом! — говорила она. — Но, надо полагать, трогать их запрещается,
да, Джуд?
— Ну разумеется! Какой ты еще ребенок! — смеялся Джуд и
шутливо подталкивал ее, пока она не коснулась носом лепестков.
— Сейчас к нам подойдет полисмен, и я скажу, что это
мой муж виноват! — улыбнулась она, вскинув на него глаза, и улыбка эта
многое открыла Арабелле.
— Ты счастлива? — шепотом спросил он. Она молча
кивнула в ответ.
— А почему? Потому что увидела Большую Уэссекскую
выставку или потому, что мы вместе увидели ее?
— Вечно ты заставляешь меня признаваться во всяких
глупостях! Почему, почему! Конечно, только потому, что я расширяю свой
кругозор, глядя на все эти паровые плуги, молотилки, соломорезки, на всех этих
коров, овец и свиней.
Джуд вполне удовлетворился этими шутливыми словами и тут же
забыл о своем вопросе, но именно потому, что он уже не ждал на него ответа, она
продолжала:
— У меня такое ощущение, будто к нам вернулась
жизнерадостность древних греков, мы закрыли глаза на все горести и печали и
позабыли о том, чему учат человечество последние двадцать пять столетий, как
сказал кто-то из твоих кристминстерских светил. Только одна тень у нас перед
глазами — одна-единственная.
И она указала взглядом на преждевременно состарившегося ребенка,
которого они тщетно старались заинтересовать, показывая ему все, что способно
привлечь детский ум.
Он понял их разговор и их мысли.
— Не сердитесь, папа и мама, — сказал он, —
мне очень жаль, но я ничего не могу с собой поделать. Мне бы очень, очень
понравились эти цветы, если бы я не думал все время, что через несколько дней
они увянут!
|