Увеличить |
V
Школьный учитель сидел в своем скромном доме; при школе, оба
здания были современной постройки, и глядел через дорогу на старый дом, где
поселилась новая преподавательница Сью. Назначение было оформлено очень быстро.
Помощник учителя, которого должны были перевести в школу Филотсона, не явился,
Сью приняли как временную заместительницу. Подобные временные назначения могли
оставаться в силе лишь до очередной ежегодной ревизии инспектора ее величества,
чье согласие было необходимо для утверждения в должности. Строго говоря, мисс
Брайдхед была не новичком в этом деле, поскольку уже преподавала года два в
Лондоне, хотя в последнее время и отказалась от этого занятия, и Филотсон
полагал, что будет нетрудно утвердить ее в должности, чего ему уже хотелось,
несмотря на то, что она проработала с ним всего три-четыре недели. Она
оказалась именно такой, какой Джуд описывал ее, — толковой и расторопной,
а какой мастер не захочет удержать ученика, который выполняет за нет половину
работы?
Было немногим больше половины девятого утра, и он ждал, пока
она пересечет улицу, направляясь в школу, чтобы последовать за ней. Без
двадцати девять ока вышла в светлой шляпке, небрежно седевшей на голове, и он
смотрел на нее, как на чудо. В это утро, казалось, от нее исходило какое-то
особое обаяние, не имевшее никакого отношения к ее педагогическим талантам. Он
прошел в школу следом за ней, и весь день Сью оставалась у него на глазах,
занимаясь со своим классом в другом; конце той же комнаты. Она и в самом деле
была превосходным учителем.
В его обязанности входило давать ей по вечерам уроки, и один
из параграфов устава требовал, чтобы на этих уроках присутствовала какая-нибудь
почтенная пожилая особа; если учитель и обучаемый разного пола. Ричарду
Филотсону это предписание казалось в данном случае явно нелепым, поскольку
девушка годилась ему в дочери, однако он свято соблюдал его и давал ей уроки в
комнате, где миссис Хоу — вдова, у которой поселилась Сью занималась шитьем.
Впрочем, обойти это правило было бы отнюдь не легко, потому что другой общей
комнаты в доме не было.
Иной раз, решая задачи, — предметом их занятий была
арифметика, — она невольно взглядывала на него с вопросительной улыбкой, словно
полагала, что ее учитель должен знать, верный или неверный ответ складывается у
нее в голове. Филотсон же вовсе и не думал об арифметике, он думал о ней,
причем совсем иначе, чем, по его мнению, полагалось ему в роли наставника. Быть
может, и она знала, что он думает о ней так.
В течение нескольких недель их занятия шли с однообразием,
которое уже само по себе было для него усладой. Затем он решил повести учеников
в Кристминстер на передвижную выставку макета Иерусалима, на которую в
интересах образования школьников пускали, взимая по пенни с каждого. Дети
шагали по дороге попарно, она — рядом со своим классом, под простеньким ситцевым
зонтиком, придерживая его ручку большим пальцем; Филотсон — сзади, в
длиннополом свободном сюртуке, элегантно помахивая тростью и пребывая в
состоянии задумчивости, в которую впал с момента ее приезда. День выдался
солнечный и пыльный, и когда они вошли в выставочный зал, то оказались там
почти одни.
Макет древнего города стоял посредине зала, и владелец его с
лицом, на котором было написано религиозно-филантропическое рвение, ходил
вокруг с указкой в руке, демонстрируя молодому поколению различные кварталы и
места, знакомые ему по Библии: гору Мориа, долину Иосафата, град Сион, стены и
врата; над одними вратами высился большой храм, подобный кургану, а на холме
стоял маленький белый крест. По словам владельца, это была Голгофа.
— По-моему, — сказала Сью учителю, когда они
остановились с ним чуть поодаль, — этот макет, как бы тщательно он ни был
выполнен, в большей своей части — плод воображения. Откуда знать, что Иерусалим
во время Христа выглядел именно так? Я уверена, что автор макета не может этого
знать.
— Макет сделан по лучшим предположительным
картам, созданным в результате посещений современного Иерусалима.
— Я думаю, хватит с нас Иерусалима, — сказала
она, — тем более, что мы ведем свое происхождение не от евреев. В конце
концов не сам Иерусалим, ни его народ не имеют такой
первостепенной важности, как Афины, Рим, Александрия и другие древние
города.
— Но, дорогая моя, подумайте; что он для нас означает!
Она промолчала, так как не имела привычки настаивать на
своем, и тут за группой детей, столпившихся вокруг макета, увидела юношу в
белой фланелевой куртке. Он так низко склонился, сосредоточенно изучая долину
Иосафата, что лица его почти не было видно за Масличной горой.
— Взгляните на вашего кузена Джуда! — продолжал
учитель. — Уж он-то, наверное, не думает, что хватит с нас Иерусалима!
— Ой, я его и не заметила! — воскликнула она,
оживившись. — Джуд, как серьезно ты это рассматриваешь! Джуд очнулся от грез и
увидел ее.
— Сью! — сказал Он, вспыхнув от радости и
смущения.
— А это твои ученике, да? Я узнал, что после полудня
разрешен вход школьникам, и подумал, что ты тоже можешь прийти. Но я так
увлекся, что забыл, где нахожусь. Удивительно, как все это переносит нас в
прошлое, не правда ли? Я мог бы изучать этот макет часами, но, к сожалению, у
меня всего несколько минут, ведь я здесь работаю.
— Ваша умная кузина беспощадно раскритиковала макет, —
пожаловался Филотсон с добродушной иронией.
— Она ставит под сомнение его достоверность.
— Ну, что вы, мистер Филотсон! Вовсе нет, нисколько! И
я совсем не хочу считаться умной девицей — их и так развелось слишком много в
последнее время! — с обидой возразила Сью. — Я лишь хотела сказать…
даже не знаю, что я хотела сказать… во всяком случае, вам этого не понять!
— Я знаю, что ты хотела сказать! — с жаром воскликнул
Джуд (на самом деле он этого не знал). — И мне кажется, ты совершенно
права!
— Браво, Джуд! Я знаю, что уж ты-то в меня веришь!
Сью порывисто схватила его за руку и, бросив на учителя
укоризненный взгляд, повернулась, к Джуду; в голосе ее — слышался трепет,
совершенно не соответствующий, как это ей и самой показалось, столь мягкому
сарказму. Но она даже не догадывалась, как рванулись к ней сердца обоих мужчин
при этом мимолетном проявлении чувства и к каким осложнениям это приведет в их
дальнейшей судьбе.
От макета веяло такой назидательностью, что дети очень скоро
потеряли к нему интерес, и немного погодя их увели обратно в Ламсдон, а Джуд
вернулся к своей работе. Он смотрел, как ребячья стайка в чистых курточках и
передниках Парами тянулась вдоль улицы за город рядом с Филотсоном и Сью, и им
овладело чувство тоски и разочарования, что жизнь этих двух людей проходит,
минуя его. Филотсон пригласил его к себе в пятницу вечером, — в этот день
он не давал уроков Сью, — и Джуд о радостью принял приглашение.
Между тем ученики и преподаватели продолжали свой путь к
дому, и на другой день Филотсон с удивлением увидел на классной доске в классе
Сью искусно нарисованную мелом перспективу Иерусалима, причем каждое здание
было на месте.
— Мне казалось, макет вас не заинтересовал, вы едва
удостоили его взглядом, — заметил он.
— Так оно и есть, — ответила она, — но
кое-что я запомнила.
— Во всяком случае, больше меня.
В это время школьный инспектор ее величества
разъезжал по округе с внезапными визитами, «налетом» проверяя работу
учителей, и два дня спустя, в разгар утренних занятий, дверная щеколда
потихоньку поднялась, и сей джентльмен — гроза начинающих учителей вступил в
класс.
Для мистера Филотсона это не явилось большой неожиданностью,
с ним так часто проделывали этот трюк, что он был к нему готов. Но класс Сью
находился в дальнем конце комнаты, а сама она стояла к вошедшему спиной,
поэтому инспектор подошел, стал позади нее и целых полминуты наблюдал за тем,
как она ведет урок, прежде чем она заметила его присутствие. Она обернулась и
поняла, что настал момент, которого она так страшилась. Она не удержалась и
вскрикнула от испуга. И тут Филотсон, повинуясь какому-то странному волнению,
подбежал к ней как раз вовремя, чтобы не дать ей упасть в обморок. Она быстро оправилась
и рассмеялась, но, как только инспектор ушел, наступила реакция: она так
побледнела, что Филотсон увел ее в свою комнату и дал ей глоток бренди. Придя в
себя, она увидела, что он держит ее руку.
— Вы должны были предупредить меня, что ожидается «налет»
инспектора, — проговорила она с раздражением. — Ах, что же мне теперь
делать? Он доложит начальству, что я никуда не гожусь, и я буду навсегда
опозорена!
— Он этого не сделает, милая моя девочка. Вы лучшая
учительница из всех, какие у меня были!
Он глядел на нее с такой нежностью, что она растрогалась и
пожалела о своем упреке. Когда ей стало лучше, она ушла к себе.
А Джуд тем временем с нетерпением ожидал пятницы. Всю среду
и четверг им владело такое сильное желание увидеть ее, что с наступлением сумерек
он выходил на дорогу, ведущую в деревню, а возвратившись домой с намерением
почитать, был не в состоянии сосредоточиться на тексте. В пятницу вечером,
одевшись получше, чтобы понравиться Сью, и наскоро выпив чашку чаю, он,
несмотря на дождливую погоду, отправился в Ламсдон. Кроны деревьев над головой
сгущали вечерний сумрак и уныло роняли капли, вызывая предчувствия, — ни
на чем не основанные предчувствия, ибо, хотя он и знал, что любит ее, он знал
также, что не может быть для нее никем иным, кроме брата.
Первое, что он увидел, когда завернул за угол и вступил в
деревню, была пара под зонтиком, выходившая из калитки дома викария. Он был
слишком далеко от них, чтобы они могли его заметить, но сам он сразу узнал в
них Сью и Филотсона. Учитель держал зонтик над ее головой; по всей видимости,
они только что были у викария, возможно, по делам школы. Они шли по мокрому и
безлюдному переулку, и Филотсон обнял девушку за талию, но она мягко отстранила
его руку, а он обнял ее опять, и на этот, раз она не сопротивлялась, только
быстро, с опаской повела взглядом вокруг. Но прямо назад она не посмотрела и
поэтому не увидела Джуда, которые отшатнулся, словно от удара, и скрылся в
живой изгороди. Он оставался в своем тайнике, пока они не подошли к домику Сью,
она вошла в дом, а Филотсон прошел дальше, к школе.
— Ведь он слишком стар для нее… слишком стар! —
воскликнул Джуд с мучительной болью отвергнутой любви.
Вмешиваться он не мог. Разве он не принадлежит Арабелле?
Идти дальше он был не в состоянии и повернул обратно в Кристминстер. Казалось,
каждый его шаг говорил ему, что он ни в коем случае не должен вставать между
учителем и Сью. Филотсон старше ее лет на двадцать, но сколько бывает
счастливых браков даже при такой разнице в годах! Последней каплей в чаше его
горя явилась Ашсрь, что по иронии судьбы он сам был виновником сближения его
кузины и школьного учителя.
|