 Увеличить |
VII
Дня через два от Сью пришла весть, которая как громом
поразила его.
Еще не начав читать письмо, а только бросив взгляд на
подпись, он уже догадался, что речь идет о чем-то очень серьезном, — она
подписалась своим полным именем, чего раньше никогда не делала в своих письмах
к нему.
«Милый Джуд! Должна сообщить тебе
новость, которая, возможно, тебя не удивит, хотя, наверное, тебе покажется
странной такая «экспрессность», как говорят железнодорожные компании о своих
поездах. Моя свадьба с мистером Филотсоном состоится очень скоро — через три
или четыре недели. Ты знаешь, мы собирались подождать, пока я закончу курс и
получу диплом, чтобы в случае необходимости стать его помощницей. Но он так
великодушен, говорит, что нет смысла ждать, раз я больше не учусь в
педагогической школе. С его стороны это так благородно, — ведь я оказалась
в своем нынешнем затруднительном положении целиком по своей вине, из-за того,
что меня исключили из школы.
Пожелай мне счастья, знай, что я так
велю, и не смей отказываться!
Любящая тебя кузина
Сюзанна Флоренс Мэри Брайдхед»
Джуд был потрясен. Он ничего не мог есть за завтраком и лишь
пил и пил чай, так как в горле у него пересохло. Затем, собрался на работу,
горько усмехаясь, как усмехался бы любой, попавший в его положение. Все
оборачивалось в его глазах насмешкой. «С другой стороны, что оставалось делать
бедняжке?» — спрашивал он себя, чувствуя, что не в состоянии даже
заплакать.
— Ах, Сюзанна Флоренс Мэри! — твердил он себе за
работой. — Ты еще не знаешь, что такое брак!
Может быть, она решилась на этот шаг после его признания,
что он женат, как в свое время, возможно, ее толкнуло на помолвку его появление
у нее в пьяном виде? Нет, конечно, для такого решения должны быть и другие,
более веские причины практического и чисто человеческого свойства, однако Сью
не была ни особенно практичной, ни расчетливой, и он поневоле склонялся к
мысли, что именно самолюбие, уязвленное его неожиданным признанием, побудило ее
уступить доводам Филотсона, который уверял ее, что лучший способ доказать,
сколь необоснованны подозрения школьного начальства, — это как можно скорее
выйти замуж за того, с кем она была помолвлена. В сущности, Сью оказалась в
безвыходном положении. Бедная Сью!
Он решил вести себя как спартанец: не падать духом самому и
поддержать ее, но в ближайшие два дня так и не смог написать поздравление, о
котором она просила. А тем временем от его нетерпеливой кузины пришло еще одно
письмо:
«Джуд, не согласишься ли ты быть моим
посаженым отцом? У меня нет больше никого, кто бы мог оказать мне такую услугу,
ведь ты здесь мой единственный женатый родственник, даже мой родной отец мне бы
не помог, прояви он такое желание, чего с ним, кстати, не случилось. Надеюсь,
тебя это не затруднит? Я прочла в требнике про обряд бракосочетания, и мне
показалось крайне унизительным, что обязательно кто-то должен «отдавать» меня
жениху. Согласно обряду, мой жених выбирает меня по своей воле и желанию, я его
не выбираю. Кто-то отдает меня ему, словно ослицу, или козу, или еще
какую-нибудь домашнюю скотину. Да будут благословенны ваши возвышенные взгляды
на женщину, о церковник! Однако я забываюсь: мне теперь не положено тебя
дразнить.
Твоя
Сюзанна Флоренс Мэри Брайдхед»
Джуд настроил себя на героический лад и ответил:
«Милая Сью, конечно, я желаю тебе
счастья! И, разумеется, я буду твоим посаженым отцом. Вот что я предлагаю: так
как у тебя нет своего дома, будет лучше, если тебя выдадут не из дома твоей
школьной подруги, а из моего. Так, мне кажется, будет приличнее, раз я, как ты
сама говоришь, ближайший твой родственник в этом уголке земли.
Не понимаю, почему ты должна
подписываться по-новому и так ужасающе официально? Ведь я же тебе все-таки не
совсем чужой!
Всегда верный тебе
Джуд»
Гораздо больнее, чем подпись, его укололи слова, которые он
обошел молчанием, — «женатый родственник». Надо было быть идиотом, чтобы
представлять себя ее возлюбленным! Если Сью написала так в насмешку, он едва ли
мог бы простить ее, если же с болью… о, тогда другое дело!
Так или иначе, его предложение выдать Сью замуж из своего
дома, должно быть, пришлось по душе Филотсону, который написал ему несколько
строк, выражая горячую благодарность и согласие. Сью также поблагодарила его.
Джуд тотчас снял более просторную квартиру, не только для того, чтобы уйти от
слежки подозрительной квартирной хозяйки, которая отчасти была повинна в
неприятностях, выпавших на долю Сью, но и ради удобства.
Затем Сью сообщила ему день свадьбы, и Джуд, наведя справки,
установил, что она должна переехать к нему в следующую субботу, чтобы провести
в городе хотя бы десять дней до совершения обряда, — этого было достаточно,
хотя формально полагалось пятнадцать.
Она приехала в указанный день десятичасовым поездом; Джуд не
встречал ее на вокзале — на этом настояла она сама, — дескать, ему нельзя
пропускать утренние часы работы и терять заработок (если это была подлинная
причина). Но он уже достаточно хорошо знал Сью и решил, что она поступила так,
памятуя о том, что в минуты сильных душевных волнений оба они не умеют держать
себя в руках. Когда он вернулся домой к обеду, она уже расположилась в
своей комнате.
Они жили в одном доме, но на разных этажах и виделись мало,
лишь изредка ужиная вместе; при этих встречах Сью вела себя, как испуганный
ребенок. Что она при этом чувствовала, ой не знал; разговор у них шел
машинально, хотя по ее виду нельзя было сказать, что она больна или ей
нездоровится. Филотсон приходил часто, но обычно в отсутствие Джуда. Утром в
день свадьбы Джуд отпросился с работы, и они в первый и последний раз за этот
странный период завтракали вместе в его комнате-гостиной, которую он снял на то
время, что Сью жила вместе с ним. Заметив своим женским глазом, что Джуду никак
не удается навести в комнате уют, она принялась за уборку.
— Что с тобой, Джуд? — вдруг спросила она.
Он сидел, облокотившись о стол, подперев подбородок руками,
и глядел на скатерть перед собой, словно на ней было начертано ее будущее.
— Ах, ничего!
— Ведь ты же мой посаженый отец. Так называют того, кто
отдает невесту жениху.
Джуд мог бы возразить, что по возрасту звание отца скорее
подходит Филотсону, но не стал досаждать ей таким дешевым выпадом.
Она говорила без умолку, словно страшась его молчания, и еще
до того, как кончился завтрак, оба пожалели, что слишком уверовали в свои новые
роли и вздумали завтракать вместе. Джуда тяготила мысль, что, сам сделав
однажды неверный шаг, теперь он всячески помогает любимой женщине повторить его
ошибку, вместо того чтобы отговорить ее и предостеречь. Его так и тянуло
спросить: «Твое решение бесповоротно?»
После завтрака они вышли на улицу, и оба думали только о
том, что сейчас у них последний случай побыть вместе запросто, по-дружески. По
иронии судьбы и в силу странной склонности натуры, Сью, которая любила в
трудные минуты искушать провидение, взяла его за руку, когда они проходили по
грязной улице, — раньше она никогда этого не делала, — и, свернув за
угол, очутилась с ним возле серой высокой церкви с пологой крышей — это была
церковь св. Фомы.
— А вот и церковь! — сказал Джуд.
— Где меня обвенчают?
— Да.
— Как интересно! — воскликнула она с любопытством.
— Вот бы зайти посмотреть место, где я скоро преклоню колени и стану замужней
женщиной.
И снова он повторил про себя: «Ты еще не знаешь, что такое
брак!»
Он молча покорился ее желанию, и они вступили в церковь
через западный вход. Внутри мрачного здания не было никого, только привратница
занималась своим делом. Сью все еще опиралась на руку Джуда, словно он был ее
возлюбленным. Она была мучительно нежна с ним в то утро, и он не мог без боли
думать об ожидающем ее испытании.
…Я ни знать не могу,
Как удар поразит, наносимый мужчинам,
Ни открыть слишком много тебе, о
жена!
Они чинно прошли вдоль нефа к решетке перед алтарем, в
молчанье постояли перед ним, повернулись и прошли вдоль нефа обратно,
по-прежнему рука об руку, совсем как новобрачные. От этой двусмысленной шутки,
от начала до конца придуманной Сью, Джуд едва не потерял самообладание.
— Обожаю такие проделки, — сказала она воркующим
голосом любителя острых ощущений, и было ясно, что она говорит это совершенно
искренне.
— Знаю, знаю! — откликнулся Джуд.
— Мне это интересно потому, что до меня, быть может,
никто не проделывал ничего подобного. Часа через два я вот так же пройду по
церкви с моим мужем, не правда ли?
— Сущая правда!
— А когда ты женился, тоже так было?
— Боже мой, Сью! Не будь такой безжалостной!.. Ах,
прости, дорогая, я не то хотел сказать!
— Ну вот, ты и рассердился! — с раскаянием сказала
она, моргая, чтобы смахнуть набежавшую на глаза, слезу. — А ведь я обещала
больше не сердить тебя… Наверное, мне не надо было просить, чтобы ты привел
меня сюда. Ну конечно, не надо было, теперь я вижу. Мое любопытство и погоня за
новыми ощущениями никогда не приводят к добру. Прости меня!.. Ну скажи, что ты
меня прощаешь, Джуд!
В ее словах звучало такое раскаяние, что у Джуда выступили
на глазах слезы, и он вместо ответа пожал ей руку.
— Уйдем поскорей отсюда, я больше не буду! —
покорно сказала она, и они покинули церковь.
Сью намеревалась пойти на вокзал встречать Филотсона. Но
первым, на кого они натолкнулись, выйдя на Главную улицу, и был школьный
учитель, — его поезде прибыл раньше, чем Сью ожидала. Собственно говоря,
не было ничего предосудительного в том, что она опиралась на руку Джуда, но она
поспешила выдернуть свою; руку, и Джуду показалось, что Филотсон удивился
этому.
— А мы сейчас так забавлялись! — воскликнула она,
невинно улыбаясь. — Мы были в церкви и репетировали венчание. Правда, Джуд?
— Репетировали? — изумился Филотсон.
Джуд осудил в душе излишнее чистосердечие Сью, однако она
зашла слишком далеко и надо было все объяснить, что она и не преминула сделать,
рассказав, как они шествовали к алтарю.
Видя недоумение Филотсона, Джуд сказал как можно
беззаботнее:
— Я хочу купить для Сью еще один маленький подарок.
Зайдем все вместе в магазин?
— Нет, — возразила она, — я пойду с ним
домой.
И, попросив своего друга не задерживаться, ушла с
Филотсоном.
Джуд скоро вернулся и присоединился к ним, и они стали
готовиться к венчальному обряду. Волосы Филотсона были гладко причесаны, даже
прилизаны, а ворот рубашки туго накрахмален, — наверное, впервые за
последние двадцать лет. Он производил впечатление человека почтенного и
серьезного, и, глядя на него, вовсе нельзя было поручиться, что он будет добрым
и снисходительным мужем, но что он обожает Сью — это было ясно, тогда как весь
ее вид говорил, что она считает незаслуженным такое поклонение.
Хотя до церкви было рукой подать, он нанял в «Рыжем льве»
экипаж, и когда они выходили, у дверей стояла кучка женщин и детей. Школьного
учителя и Сью здесь никто не знал, но Джуда уже начали принимать за своего,
городского; жениха и невесту сочли его родственниками, приехавшими издалека, и
никто не предполагал, что Сью еще совсем недавно училась в здешнем педагогическом
колледже.
В карете Джуд вынул из кармана еще один свадебный подарок —
два или три ярда белого тюля — и набросил его на Сью поверх шляпки как фату.
— На шляпку не годится, — сказала она. — Я
сниму ее.
— Нет; оставьте, — попросил Филотсон.
Она повиновалась.
Когда они вошли в церковь и заняли свои места, Джуду
показалось, что предварительное посещение несколько притупило остроту
восприятия всей церемонии, но уже в середине службы он глубоко сожалел, что
согласился быть посаженым отцом. Как могла Сью набраться дерзости просить его
об этом? Ведь это жестоко не только по отношению к нему, но и к себе самой! В
таких делах женщины совсем не похожи на мужчин. Или, может быть, они вовсе не
так чувствительны, как принято думать, а скорее, даже черствы и совсем не
романтичны? Или они просто герои? А может, Сью до того испорчена, что умышленно
причиняет боль себе и ему, находя странное и мрачное наслаждение в
самоистязании и в нежной жалости к нему за то, что заставляет страдать и его?
Он видел, какое напряженное у нее лицо, и когда настал мучительный
момент, — он «отдавал» ее Филотсону, — она едва владела собой,
правда, не из жалости к себе, а скорее, потому, что сознавала, какие чувства
должен испытывать он, и что ей не следовало звать его сюда. Возможно, в своем
чудовищном непостоянстве она и впредь будет причинять муки другим и сама
мучиться заодно.
Филотсон, казалось, ничего не видел и был словно в тумане,
скрывавшем от него чувства окружающих. Когда они расписались в книге браков и
вышли и самое тяжелое осталось позади, Джуд почувствовал облегчение.
У него дома они ознаменовали это событие
скромной трапезой, и в два часа Сью и Филотсон отбыли, Проходя по мостовой
к экипажу, Сью оглянулась, в глазах ее стоял страх. Неужели она совершила это
безрассудство, этот опрометчивый бросок в неизвестность для тога; только, чтобы
доказать ему свою независимость, отомстить ему за его скрытность? А может, она
была такой отважной с мужчинами потому, что, словно дитя, не ведала о той
стороне их натуры, которая разбивает сердца женщин и их жизнь?
Уже занеся ногу на подножку экипажа, она обернулась и
сказала, что забыла что-то в доме. Джуд и квартирная хозяйка вызвались принести
ей.
— Нет, — ответила она и кинулась назад. — Мой
платок. Я помню, где я его оставила.
Джуд последовал за ней. Она нашла платок и вышла, держа его
в руке. Полными слез глазами она поглядела на Джуда и чуть пошевелила губами,
словно хотела; признаться ему в чем-то. Но прошла мимо, и что она собиралась
сказать, он так и не узнал.
|
