 Увеличить |
Глава XXXVI
Встреча во мраке
Лондон
для раба был довольно любопытным городом. То есть не городом, а громадной деревней,
полной соломы и грязи. Улицы были кривые, немощеные, грязные; население – вечно
снующая толпа – и в лохмотьях, и в шелках, в колышущихся перьях и блестящих
доспехах. В Лондоне у короля был дворец. Он издали заметил его, взглянул и
слегка выругался – неопытно, по-ребячески, как ругались в шестом веке. Мы
увидели знакомых рыцарей и вельмож, но нас, в синяках, лохмотьях и грязи, они
не узнавали, – не узнали бы, если бы мы и окликнули их, не остановились
бы, чтобы ответить нам, так как не имели права разговаривать с прикованными к
цепи рабами.
В десяти
ярдах от меня проехала Сэнди – возможно, разыскивая меня. Но окончательно убило
меня то, что произошло на площади против нашего старого барака, – там
заживо варили в масле фальшивомонетчика, и вдруг показался газетчик; и я не
смел окликнуть его! Одно утешало меня: видимо, Кларенс жив и действует. Я твердо
решил, что мы с ним скоро будем вместе, и эта мысль несказанно ободрила меня.
Очень
ободрило меня и то, что я как-то заметил проволоку, натянутую между домами.
Это, несомненно, был телеграф или телефон. Мне страстно захотелось получить
кусочек такой проволоки. Она была необходима для осуществления моего плана
бегства. План состоял в том, чтобы как-нибудь ночью освободить себя и короля,
связать хозяина и, заткнув ему рот, поменяться с ним одеждой, избить его до
неузнаваемости, приковать к цепи рабов, стать владельцем невольников,
отправиться в Камелот и…
Но вы
поняли мой план. Вы видите, какой потрясающий драматический сюрприз готовил я
двору. Все это было бы осуществимо, достать бы только кусочек железной
проволоки, из которой можно сделать отмычку. Тогда я мог бы отпереть замки,
которыми были скованы наши цепи. Но мне ужасно не везло – ни разу не попалось
ни кусочка. И вдруг подвернулся удобный случай. Джентльмен, уже два раза
приходивший торговать меня, но безуспешно, пришел опять. Я знал, что он не купит
меня, так как мой хозяин с самого начала заломил за меня непомерную цену,
вызывавшую негодование и насмешки, и упорно стоял на своем. Он хотел за меня
двадцать два доллара и не уступал ни цента. Могучим сложением короля
восхищались, но не покупали из-за его королевской осанки; такие рабы никому не
нужны. Я был уверен, что не расстанусь с ним, так как за меня просили слишком
дорого. Нет, я не рассчитывал, что мною завладеет джентльмен, о котором я
упоминал, а интересовал он меня вот почему: у него было нечто, чем я решил
завладеть, если он будет часто наведываться к нам, – длинная стальная
булавка, которой он скалывал спереди свой суконный плащ. Таких булавок у него
было три. Два раза у меня все срывалось, так как он недостаточно близко
подходил ко мне. Но раз мне повезло: я вытащил у него самую нижнюю, а он,
заметив пропажу, наверное, решил, что потерял эту булавку.
Я очень
обрадовался, но радость моя была непродолжительна. Когда сделка, как всегда,
опять не состоялась, хозяин внезапно сказал то, что на современном английском
языке обозначало бы следующее:
– Я
вам скажу, что я хочу сделать. Мне надоели эти два никуда не годных раба. Дайте
мне двадцать два доллара за одного, и я вам дам другого в придачу.
У короля
от негодования сперло дыхание. Он начал давиться и кашлять, а тем временем
хозяин и джентльмен продолжали разговор:
– Если
у меня будет время подумать…
– Завтра
в этот час вы мне дадите ответ.
– Хорошо,
завтра в это самое время я вам отвечу, – сказал джентльмен и удалился, за
ним ушел и хозяин.
Я воспользовался
этим, чтобы успокоить короля, и шепнул ему на ухо:
– Ваше
величество будете отданы даром, но не так, как они думают. Этой ночью мы оба
освободимся.
– О!
Освободимся?
– С
помощью вот этой штуки, которую я стащил, я ночью отопру оковы и сброшу их. Когда
в половине десятого хозяин придет проверить нас на ночь, мы схватим его,
заткнем ему рот, изобьем его и рано утром уйдем из этого города владельцами
каравана невольников.
Это все,
что я сказал, но король был восхищен и доволен. Вечером мы терпеливо ждали,
когда наши собратья-невольники заснут. Нельзя было полагаться на этих бедняг,
да и вообще лучше про себя держать свои тайны. Они, конечно, возились не
дольше, чем обычно, но мне казалось, что они бесконечно копаются. Мне казалось,
что я никогда не дождусь обычного храпа. Время шло, и я стал нервничать, боясь,
что не успею проделать всего. Но мои преждевременные попытки только затягивали
дело: стоило в этой тьме дотронуться до оков, как они начинали греметь,
кто-нибудь просыпался, принимался ворочаться и будил остальных.
Но в
конце концов мне удалось снять оковы, и я снова был свободным человеком. Я глубоко
и облегченно вздохнул и потянулся к оковам короля. Увы, слишком поздно: к нам
шел хозяин со свечой в одной руке, держа в другой тяжелую дубину. Я плотно
прижался к спящим, стараясь по возможности скрыть, что я без оков, в то же
время я зорко следил за каждым его движением, готовый вскочить и броситься на
него, чуть он приблизится.
Но он не
подошел. Он остановился и с минуту рассеянно глядел на темную массу невольников,
видимо, о чем-то размышляя. Потом задул свою свечу, задумчиво направился к
выходу и, прежде чем я мог сообразить, как он намерен поступить, вышел и
затворил за собой дверь.
– Живо! –
сказал король. – Верни его!
Разумеется,
это необходимо было сделать, и я мгновенно вскочил и бросился за ним. Но, бог
мой, ведь в то время не было уличных фонарей, а ночь была темная. Все же в
нескольких шагах от себя я разглядел какую-то фигуру. Я бросился на нее, и вот
тут-то началась потеха! Мы боролись и колотили друг друга. Мгновенно собралась
толпа. Зрители проявляли необычайный интерес к борьбе, добродушно и весело
подбадривая нас. Внезапно позади завязалась другая бурная драка, и добрая
половина наших зрителей кинулась сочувствовать туда. Фонари замелькали по всем
направлениям – это стража спешила со всех сторон. Меня стукнули алебардой по
спине, и я понял, что произошло: я был арестован. Мой противник тоже. Нас под
стражей повели в тюрьму. Вот горе! Весь мой тонко задуманный план погиб. Я
пытался вообразить себе, что будет, когда хозяин увидит, кто дрался с ним, и
что будет, когда нас вместе посадят в тюрьму, в камеру к буянам и мелким
жуликам, и что будет…
Внезапно
мой противник повернулся ко мне лицом, пятнистый свет фонаря стражника упал на
него, и – клянусь святым Георгием! – это был не хозяин.
|
