
Увеличить |
Глава VI
Даже
после того как обвинение в краже было столь неожиданно с меня снято, я ни
минуты не помышлял о чистосердечном признании; однако мне хочется думать, что
мною руководили и добрые чувства.
Когда
миновала опасность, что мой проступок будет обнаружен, мысль о миссис Джо, сколько
помнится, перестала меня смущать. Но Джо я любил – в те далекие дни, возможно,
лишь за то, что он, добрая душа, не противился этому, – и уж тут мне не
так-то легко было усыпить свою совесть. Еще долго (а в особенности, когда он
хватился своего подпилка) меня мучило сознание, что надо рассказать Джо всю
правду. И все же я этого не сделал – не сделал потому, что боялся показаться в
его глазах хуже, чем был на самом деле. Страх, что я лишусь доверия Джо и
отныне буду сидеть по вечерам у огня, устремив тоскливый взор на того, кто уже
не будет мне товарищем и другом, накрепко сковал мне язык. Больное воображение
твердило мне, что если я откроюсь Джо, то всякий раз, как он начнет теребить
свои русые бакены, мне будет казаться, что он размышляет о моем прегрешении.
Если я откроюсь Джо, то всякий раз, как он хотя бы мимоходом взглянет на
поданные к столу остатки вчерашнего мяса или пудинга, мне будет казаться, что
он думает, не побывал ли я в кладовой. Если я откроюсь Джо и когда-нибудь пиво
покажется ему безвкусным или слишком густым, то я весь зальюсь краской от
сознания, что он заподозрил в нем примесь дегтя. Короче говоря, я из трусости
не сделал того, что заведомо надлежало сделать, так же как раньше из трусости
сделал то, чего делать заведомо не надлежало. В то время я совсем не знал света
и не подражал никому из многочисленных его обитателей, поступающих точно так
же. Как истый философ-самородок, я нашел для себя этот путь без посторонней
помощи.
Я стал
клевать носом, как только мы отошли от плавучей тюрьмы, и Джо, заметив это
снова взял меня на закорки и нес до самого дома. Бедняга порядком измучился
дорогой, ибо мистер Уопсл, который совсем выбился из сил, был в таком скверном
настроении, что, будь двери церкви открыты, он, наверно, отлучил бы от нее всех
участников нашего похода, начиная с меня и Джо. За отсутствием же такой
возможности он упорно плюхался в грязь, да так часто, что если бы подобное
поведение каралось смертью, то вещественных доказательств, обнаруженных на его
брюках, когда он снял свой мокрый сюртук у огня в нашей кухне, с избытком
хватило бы, чтобы отправить его на виселицу.
Я в это
время стоял посреди кухни и шатался как пьяненький, потому что меня только что
спустили на пол и потому что я успел крепко заснуть, а проснулся в теплой, светлой
комнате, среди шума голосов. Когда я пришел в себя (чему способствовал
чувствительный толчок между лопатками и ободряющее восклицание моей сестры:
«Ох, до чего же несносный мальчишка!»), Джо только что кончил рассказ об
удивительном признании каторжника, и все наперебой строили предположения насчет
того, как он проник в кладовую. Мистер Памблчук, тщательно осмотрев наши
владения, пришел к выводу, что он залез на крышу кузницы, оттуда – на крышу
дома, а затем по трубе спустился в кухню на веревке, которую сплел из своих
простынь, разрезав их на полосы. Мистер Памблчук говорил очень уверенно, а
кроме того, мистер Памблчук разъезжал и собственной тележке, – и никому не
уступал дороги, – а потому все согласились, что так оно и было.
Правда,
мистер Уопсл, с раздражением усталого человека, громко выкрикнул: «Нет!», но поскольку
у него не было своей теории и поскольку он был без сюртука, никто не стал его
слушать; к тому же от заднего его фасада валил пар – он сушился, стоя спиной к
огню, – а это отнюдь не внушало доверия.
Больше я
ничего не слышал в тот вечер: сестра сочла мой сонный вид оскорбительным для
гостей и, схватив меня за шиворот, препроводила в постель так властно, что
могло показаться, будто на мне надето пятьдесят башмаков и все они разом
громыхают о края ступенек.
Описанное
мною выше состояние духа возникло еще до того, как я наутро встал с постели, и
не покидало меня даже тогда, когда причина его была уже предана забвению и о
ней перестали упоминать, кроме как в самых исключительных случаях.
|