Глава девяносто пятая
Многие скрылись в доме Триродова. Все собрались в белом
зале. Беспорядочно рассуждали, что делать дальше. Председательствовал опять
Тумарин.
После полудня толпа уже осаждала усадьбу Триродова.
Раздавались угрозы и проклятия. Все эти пьяные люди расположились так, как
будто ими распоряжался опытный стратег: стояли перед всеми воротами и калитками
по дороге, по полям и на берегу Скородени.
Громилы разбили главные ворота, а кто прямо перелез через
стены, и скоро запрудили все дворы. Но не смогли проникнуть в самый дом.
Входные двери были плотно заперты. Начали было их выламывать, — но из
маленького круглого окошечка над дверью показался легкий огонек и послышался
негромкий треск револьверного выстрела. Громилы шарахнулись назад.
Пока еще не обращали внимания на сад и на оранжерею. Толпа
яростно бесновалась перед главным домом.
Полетели камни в окна. Многие стекла были разбиты. Но белый
зал выходил окнами в сад, и поэтому там было еще спокойно.
Какой-то смельчак полез было в окно первого этажа. Из-за
окна дико завопил, спрыгнул с подоконника и скрылся в толпе. Стоявшие перед
этим окном трусливо и озлобленно попятились. Никто не решался повторить этой
попытки.
Скоро к триродовской усадьбе подъехали две коляски с
губернаторскими чиновниками и подошли две роты солдат да сотня казаков. Остановились
в стороне. Смотрели, ничего не делая. Власти не решались бить патриотов.
Около этого же времени появились здесь и Остров с друзьями.
В городе уже дело было сделано, — надобно было кончать здесь.
Черносотенные ораторы, выбирая места на дворах или на
дорогах, где офицерам их было не видно, подстрекали толпу разгромить и сжечь
дом.
Когда уже начало темнеть и в белом зале зажглось несколько
лампочек в средней люстре, в белый зал вошел полицейский чиновник, сухой,
костлявый, бритый, с громадным ртом. Он сказал:
— Господа, я прислан от господина губернатора. Господин
губернатор предлагает вам выходить. Иначе мы вынуждены будем стрелять.
Женский испуганный голос из толпы крикнул:
— А вы нас защитите от черносотенцев?
Чиновник пожал плечами и сказал:
— Там у нас войска.
Воронок спросил чиновника:
— Вы можете дать нам честное слово, что вышедшие будут
в безопасности?
Чиновник развел руками и тихо, с притворною скорбью на лице,
сказал:
— Господа, вы обречены на смерть. Народ разъярен.
Ничего нельзя сделать.
Послышались возбужденные голоса:
— Что, что он говорит?
Чиновник быстро ушел; на сухих губах его играла
сладострастно-жестокая улыбка.
— Позвольте, позвольте, я с вами, — заговорил
старенький инженер.
Торопливо побежал за чиновником. Но, едва он показался на
крыльце, в него полетели камни. Чиновник юркнул в ту сторону, где стояли
казаки. Инженер упал.
Надежда выбежала на крыльцо. Она подняла старика и с усилием
втащила в дом, закрывая собою от летевших камней. Только один маленький, острый
камень задел и расцарапал ее руку выше локтя.
Среди собравшихся в белом зале передавались слова
губернаторского чиновника. Поднялись шумные крики, вопли, стоны. Какие-то
женщины забились в истерике.
Триродов вошел в белый зал. Поднялся на эстраду. Сказал:
— Господа, позвольте сказать два слова.
Вопли и стоны понемногу стихли. Триродов говорил:
— Предлагаю вам всем идти в мою оранжерею. Ход в нее
безопасен, — он идет под землею. Вот здесь, за эстрадою, — дверь в
этот ход. Оранжерея устроена так, что она может отделиться от земли и улететь в
небесные пространства.
Кто-то засмеялся. Кто-то крикнул:
— Что за ерунда!
Угрюмый рабочий закричал сердито:
— Люди подохнуть готовы, а он сказки сказывает, головы
морочит.
Звонкоголосая дантистка завопила:
— Господин Триродов, вы — провокатор!
Триродов продолжал спокойно:
— Я изобрел способ преодолеть земное тяготение. Я
обращу мою оранжерею в шар, подобный планете, и на нем поднимусь с земли. Куда
я устремлюсь, я еще не знаю. Это зависит от обстоятельств. Тот способ
передвижения, который я изобрел, на земле еще не практиковался, хотя он и
описан в одном из романов Уэльса. Могу поручиться только за полную безопасность
путешествия со мною. Мы отправимся, может быть, на луну. Желающие могут
последовать за мною. Это гораздо дальше, чем Новая Зеландия, но, по всей
вероятности, интереснее.
В зале поднялся невообразимый гвалт. Свистали, шипели,
топали, визжали. Звонкоголосая дантистка выскочила из толпы, взобралась на
эстраду и сучила кулачишки перед глазами Триродова.
Триродов, стараясь перекричать толпу, сказал:
— Еще раз предлагаю желающим спасение со мною. Поверьте
мне, идите со мною. Вот эта дверь останется открытою. Желающие могут
воспользоваться ею.
Затихший было на минуту гвалт возобновился. Тщетно Воронок
взывал:
— Товарищи, не возмущайтесь. Несчастный сошел с ума.
Триродов ушел. Дверь оставил открытою.
Кое-кто пошел за ним. Подумав немного, пошла и визгливая
дантистка. Она кричала:
— Товарищи, надо кому-нибудь из нас пойти за ним,
взглянуть, в чем дело.
В оранжерее собрались многие. Тут были Рамеев, Миша,
учительницы, дети. Дети из колонии сначала робко глядели на тихих детей. Потом
стали с ними разговаривать.
Несколько раз Триродов ходил в белый зал, уговаривая
оставшихся там идти за ним. Но так как он продолжал говорить, что возможно путешествие
на луну, то пошло за ним в разное время меньше половины собравшихся в доме.
Все в оранжерее было готово для пути. Наружная дверь в сад
была замкнута. Стоило закрыть только дверь подземного хода и открыть руль.
Меж тем толпа громил все увеличивалась. Разломали забор
сада, ворвались в сад и пытались разрушить оранжерею. Остров подстрекал людей,
а сам держался далеко позади. В стеклянные стены летели камни. Стекло звенело,
но оставалось целым. Камни раскалывались и отскакивали.
Несколько громил проникли в подвал дома. Зажгли там дрова.
Потом кое-как выбрались через узкие окна. Одного едва вытащили, — он уже
начинал задыхаться от дыма.
Скоро весь дом пылал. Занимались и деревья сада. Люди в доме
задыхались в дыму. Еще несколько человек спаслись подземным ходом. Но многие и
теперь не верили Триродову и предпочитали взбираться на крышу или выбрасываться
из окон.
Приехали пожарные, но работать им не дали. Толпа бросилась
на них с угрозами. Пожарные разбежались.
Толпа грабила и убивала всякого, кто бросался из окон,
спускался по трубам, спасался на крыше. Над завыванием огня носились
пронзительные стоны, мольбы и проклятия избиваемых, и еще громче звучало дикое
завывание и гиканье убийц.
Постепенно загорались деревянные здания на дворах — конюшни,
сараи. Они пылали, как ряд костров, облитых смолою. Воздух был раскален. Клубы
дыма заволокли дорогу и дворы. Толпа отхлынула, подальше и кольцом стояла вдоль
каменных стен усадьбы.
Из горящего здания выбежало еще несколько мужчин и женщин.
Их тут же убили и ограбили. Изрубленные трупы вытащили на дорогу и сложили в
кучу. Поверх этой кучи положили тело девушки. В живот ей вбили кол.
Раздался страшный грохот. Столб огня взвился над домом.
Яркие брызги взметнулись и разбросались далеко. Провалилась крыша. Под нею
погибли все, еще оставшиеся в доме.
Кто-то кричал, что в подвалах и в погребах спрятались люди.
Кричали:
— Надо с ними покончить!
— Чтобы никто живым не вышел из этого проклятого дома!
Пьяный паренек, прижимая к груди портрет и громко икая,
кричал:
— Братцы, идем, расшибем, тут, недалечка, дом Рамеева.
Пьяных становилось все больше. Толпа продолжала
неистовствовать вкруг оранжереи.
Триродов пригласил всех, вошедших в оранжерею, поместиться
как можно дальше от стен, у среднего столба. В середине громадной оранжереи
было тихо, и внешний неистовый шум сюда не доносился. Здесь была роща
апельсиновых деревьев и посреди нее большой бассейн.
Триродов говорил:
— Сейчас мы начнем подниматься. Может быть, почувствуем
сильный толчок. Прошу каждого держаться крепко за что-нибудь и не бояться, если
вода из этого бассейна и из других прольется, — не пройдет и минуты, как
она вся вернется в берега. Итак, держитесь за деревья, за перила
бассейнов, — я даю сигнал к поднятию.
Он открыл стеклянный футляр, взялся за рычаг и сказал молодому
инженеру, который возился с чем-то в соседней беседке:
— Николай Дмитриевич, приготовьте руль на нашем
северном полюсе.
Из беседки скоро послышался веселый голос:
— Готово.
Триродов крикнул:
— Откройте руль!
И стал медленно поворачивать рычаг.
Елисавета воскликнула:
— Как легко стало! Точно земля ушла из-под ног.
Небо оранжереи становилось ближе, — казалось, что
вырастал, поднимая людей, громадный холм. Под ногами слышен был лязг стальных
пружин. Вода хлынула откуда-то из далекого бассейна и быстро сбежала!
— Готово! Идем! — кричал молодой инженер. Чей-то
озабоченный голос крикнул:
— Идите сюда, смотрите на землю!
В саду громилы стали ломать деревья и таскать их к стенам
оранжереи. Хотели зажечь их, думали, что стекла от жары лопнут.
Вдруг, словно от беззвучного взрыва, оранжерея стала
стремительно подниматься, обнажая свое круглое, стеклянное дно. Толпа в ужасе
шарахнулась прочь.
Странен был и жуток эффект превращения оранжереи в планету.
Что-то громадное, круглое, светящееся стремительно и бесшумно взлетало на
воздух, переливаясь радугою пламенных цветов в отблесках пожара. Увлекаемый
длинною цепью, прикрепленною к оранжерее, быстро влекся, ломая кусты и деревья,
громадный каменный шар. Взвился и он и вращался вокруг поднимающегося в высоту
хрустального шара. Все выше, все меньше, — и наконец среди звезд на
юго-западе исчез шар триродовской оранжереи.
Вечером толпа буянов подошла к больнице. Потребовали выдачи
избитых. Кричали:
— Недобитых прикончим!
— Надобно эту пакость начисто вывесть!
Врач долго уговаривал буянов, стоя на крыльце заразного
отделения. Буяны полезли было на крыльцо. Врач сказал спокойно:
— Сюда, братцы, нельзя. Здесь детское отделение.
Кто-кто крикнул:
— А вот мы сами посмотрим, какое такое детское.
Но вовремя подоспели казаки. Буяны разбежались.
Толпа буйствовала всю ночь. На следующий день продолжали
грабить магазины и лавки. Казаки и пехота не успевали их защищать, — толпы
громил были подвижнее. Так продолжалось, пока в город не пришли новые отряды
войск.
Губернатор издал воззвание к жителям. Воззвание расклеили на
перекрестках и роздали дворникам. Оно приглашало жителей приступить к обычным
занятиям. Были уверения, что приняты меры к защите всех жителей, независимо от
их сословий и вероисповеданий.
Из столицы пришел телеграфный запрос о судьбе вновь
избранного короля Балеарского. Так как тон запроса был довольно неприятный, то
местные власти всполошились.
Судебный следователь начал следствие о поджогах, убийствах и
грабежах. Он высиживал в своей камере с утра до позднего вечера. Допрашивал
множество людей. Радовался, что будет грандиозное дело и что он на этом деле
сделал карьеру.
Один из избитых в усадьбе Триродова был поднят со слабыми
признаками жизни. В больнице он очнулся. Рассказал, что Триродов звал всех в
оранжерею, на которой хотел лететь на луну. Его слова сначала были приняты за
бред. Но очень многие видели громадный шар, вылетевший с того места, где была,
по слухам, оранжерея и где осталась только громадная яма, похожая на дно
высохшего бассейна. Решили, что Триродов с женою и с сыном спасся на аэростате.
Об этом донесли в столицу.
|
