Глава тридцать первая
После завтрака перешли в учительскую комнату. Курящие
закурили. Жена учителя Муралова улучила минуту, когда Дулебова отошла в
сторону. Она бочком, осторожно, подобралась к Дулебовой и шепотом рассказывала
ей о том, как Потерин берет взятки. Из разговора шепотом выделялись отдельные
фразы и слова:
— Заметили, Зинаида Григорьевна?
— А что?
— Наш-то инспектор щеголяет в перчатках.
— Да?
— Перчатки! Желтые!
— А что?
— На взятки.
Зинаида Григорьевна обрадовалась, оживилась. Долго было
слышно шушуканье злых баб, и раздавался их змеиный шип-смех.
Потом дамы с Шабаловым и с Воронком пошли кончать экзамен.
Дулебов с вице-губернатором отправились ревизовать библиотеку. Их сопровождал
Потерин. Все было в исправности. Толстые томы Каткова мирно дремали (пыль на
них была стерта накануне). Только вот смирдинские издания сороковых годов
заподозрил Дулебов.
— А уж это неудобно, — визжал он, косясь на
вице-губернатора. — Нигде в каталогах одобренных книг нет их.
Потерин воспользовался случаем поинсинуировать на учителей.
Доносил, что Воронок в церковь не ходит и для каких-то чтений учеников к себе
собирает.
— А уж надо с ним поговорить, — сказал
Дулебов. — Пригласите его в ваш кабинет, я с ним поговорю. А вы пока
покажите Ардальону Борисовичу кабинет учебных пособий.
В кабинете Потерина Дулебов и Воронок долго разговаривали.
— Я не касаюсь ваших убеждений, — говорил
директор, — но я должен поставить вам на вид, что вносить политику в школы
невозможно. Дети не могут в этих вопросах разобраться. Это их развращает.
Воронок сказал сдержанно:
— Агентурным сведениям не всегда можно верить.
Дулебов слегка покраснел. Сказал досадливо:
— Мы не заводим агентов, но у нас много знакомых. Мы
здесь давно живем. Мы не можем не слушать того, что нам рассказывают.
Всех бывших на экзамене почетный смотритель Жербенев
пригласил к себе на обед. Только один Воронок отказался. Пришли и приехали и
все, кто был в училище, и еще многие, кого Жербенев пригласил по этому случаю.
Были Глафира Павловна и Кербах. Обед был долгий и обильный. За обедом и после
обеда было много выпито. И все опьянели. Один Дулебов был трезв. Только слегка
разрумянился от ликеров, — он очень их любил.
Члены черносотенного союза воспользовались случаем сказать
Дулебову и вице-губернатору злое о Триродове. Заговорили о триродовской
школе, — и разговоры были пошлые.
— Фотографией занимается, — большой любитель.
— Зазовет к себе детей, разденет догола и снимает.
— Да у него и в лесу ребятишки нагишом бегают.
— Что ребятишки! И учительницы.
— Голые не голые, а босиком так они постоянно.
Жербенев сказал:
— Как простые бабы.
— Да, — сказал вице-губернатор, — бабы
босиком ходят, а это очень безнравственно. Надо запретить.
— Бедные люди, — сказал кто-то.
Вице-губернатор сердито сказал:
— Это — порнография.
И все ему вдруг поверили. Вице-губернатор угрюмо говорил:
— Он на нас жалуется, что будто бы мы его учительницу
выдрали. Но это он врет. Это он сам ее выдрал. Нам не нужно девок драть, —
это ему нужно, потому что он очень развратный.
Говорили, что Триродов с хлыстами очень дружит. Кербах
говорил:
— Лошадей завел, экипажи, а я знаю человека, который
его голяком знал. Подозрительно, откуда у него деньги.
Глафира Павловна смотрела на Шабалова и шептала Дулебову:
— Он, я знаю, патриот, но у него ужасные манеры.
Дулебов говорил:
— Он очень глуп и неразвит, но усерден. Если его
направлять как следует, то он может быть полезен.
Утром директор народных училищ поехал в триродовскую школу в
Просяных Полянах. Поехали еще вице-губернатор и Шабалов. Собрались все в доме
дирекции. Уселись в разные экипажи. Все после вчерашней выпивки были еще
немного под парами. Среди прекрасной природы вели пошлые, полупьяные разговоры.
Все это имело вид прогулки на пикник.
Зинаида Григорьевна Дулебова ехала с Кербахом. Они вели
язвительные разговоры. Перемывали косточки всем знакомым. Госпожа Дулебова
рассказывала о перчатках Потерина. Потом рассказала о самоубийстве свояченицы
другого инспектора. Она утопилась будто бы потому, что боялась, как бы у нее от
него не родился ребенок. Потом рассказала, как третий инспектор напился в бане
и там подрался с городским головою.
Шабалов ехал с Жербеневым в его коляске. Говорил:
— Закусить бы теперь хорошо.
Жербенев уверенно ответил:
— Там дадут.
Гости были уверены, что их ждут. Зинаида Григорьевна
Дулебова говорила:
— Самое интересное припрятано.
Кербах сказал:
— Ну, мы разведаем.
Было раннее, свежее утро. Дорога шла лесом. Ехали уже долго.
Стало казаться, что без конца повторяются все одни и те же полянки и перелески,
холмы, ручьи, мосты. Стали спрашивать кучеров:
— Да туда ли ты едешь?
— Да, никак, ты с дороги сбился?
— Кажись, туда.
Над домом Триродова видны были две башенки. Они остались
вправо. И все никак было не найти дороги. И уже долго плутали. Дороги
извивались и разветвлялись. Наконец кучер переднего экипажа остановил лошадей.
За ним остановилась и вся вереница экипажей.
— Надо поспрошать кого-нибудь, — сказал
кучер. — Вон мальчуган какой-то идет.
Из лесу по дороге шел лет десяти босоногий мальчик. Шабалов
закричал ему свирепым голосом:
— Стой!
Мальчик глянул на экипажи. Спокойно продолжал свой путь.
Шабалов заорал неистово:
— Стой, паршивец! Шапку сними! Видишь, господа
едут, — что не кланяешься?
Мальчик остановился. С удивлением смотрел на этот ряд
разнокалиберных экипажей, не снимая шапки. Дулебова решила:
— Да это просто идиот какой-то!
— А вот мы его разговорим, — сказал Кербах.
Он вышел из экипажа и пошел к мальчику, спрашивая:
— Ты знаешь, где школа Триродова?
Мальчик молча показал рукою одну из дорог. Быстро убежал,
скрывшись где-то в кустах.
И вот наконец дорога пошла вдоль забора. Все вокруг было
пустынно и тихо. Никто не ждал, по-видимому, гостей и не думал встречать их.
Наконец подъехали к воротам в ограде. Осмотрелись. Было
очень тихо. Никого нигде не было видно. Шабалов соскочил с дрожек и принялся
искать звонок. Госпожа Дулебова, раздражаясь, говорила:
— Да что это такое!
Попытались сами открыть калитку и не смогли. Шабалов
закричал:
— Отворите! Черти, дьяволы, чего вы там заперлись,
окаянные!
Госпожа Дулебова унимала Шабалова. Шабалов оправдывался:
— Извините, Зинаида Григорьевна. Да ведь досадно. Если
бы я приехал, ну, подождал бы. Хотя и со мной было бы невежливо, — я им
начальник. А то ведь досадно. Высшее начальство пожаловало, а они и ухом не
ведут.
Наконец калитка открылась, вдруг и бесшумно. Мальчик в белой
рубашке и белых коротких панталонах, загорелый, с голыми ногами, стоял на
пороге. Рассерженный Дулебов завизжал:
— Здесь помещается школа Триродова?
— Здесь, — сказал мальчик.
Гости вошли и очутились на лесной лужайке. Три босые девушки
неторопливо шли им навстречу. Это были учительницы. Надежда Вещезерова смотрела
на Дулебову черными, широкими глазами. Дулебова шептала вице-губернатору:
— Вот, полюбуйтесь. С этой девицей скандальная история
была, а он ее взял.
Дулебова знала всех в городе и особенно хорошо знала всех, с
кем случилась какая-нибудь неприятность.
Вышел и Триродов, в летней белой одежде. Он с усмешкою
смотрел на пеструю орду гостей.
Гостей встретили вежливо. Но директору не понравилось, что
не было никакой почтительности и незаметно было никаких приготовлений.
Учительницы были просты, как всегда. Дети и учительницы были босые — и это
очень не понравилось Дулебову. Наивности детей раздражали посетителей. Дети
простодушно смотрели на посетителей. Некоторые кланялись, другие — нет.
Шабалов крикнул:
— Сними шапку!
Мальчик снял шапку и протянул ее Шабалову. Сказал:
— На.
Шабалов сердито проворчал:
— Болван.
И отвернулся. Мальчик с удивлением смотрел на него.
Дулебову и особенно его жене было досадно, что для них не
приоделись и даже не обулись. Вице-губернатор смотрел тупо и злобно. Ему все
сразу не понравилось. Дулебов, морщась, спрашивал:
— Неужели они так всегда?
— Всегда, Владимир Григорьевич, — ответил
Триродов. — Они привыкли.
— Но это неприлично! — сказала Дулебова.
— Только это и прилично, — возразил Триродов.
|
