 Увеличить |
Письмо LXVIII
Сенека
приветствует Луцилия!
(1)
Присоединяюсь к твоему решению: скройся от дел; но скрывай и свое безделье. И
знай; ты сделаешь так если не по наставлениям стоиков, то по их примеру;
впрочем, и по наставлениям тоже, ты докажешь это и себе самому, и кому угодно.
(2) Мы и не всяким государственным делом велим заниматься, и не всегда, и не
без конца. А кроме того, мы указали мудрецу государство, достойное его, – весь
мир, так что он, и удалившись от дел, не оставит государства, а может быть
даже, выйдет, покинув свой угол, на широкий простор, и поднимется к небесам, и
поймет, как низко стоят кресла в сенате или в суде, на которые он всходил.
Сохрани в себе мои слова: мудрец никогда не бывает так деятелен, как в те часы,
когда перед его глазами предстает все божественное и человеческое. (3) Но
вернусь к тому, в чем начал тебя убеждать, – чтобы твой досуг был никому не
известен. Незачем писать слова «философия» и «покой» на вывеске: назови свое
намеренье иначе, скажи «слабость здоровья», в худшем случае – «лень».
Похваляться досугом – пустое тщеславие. (4) Звери, чтобы их нельзя было найти,
путают следы у самого логова; то же надо сделать я тебе, а не то ты не
избавишься от преследователей. Многие проходят мимо явного, но копаются в
скрытом и тайном; вора влечет то, что под замком. Если что перед глазами, оно
не ценится; открытую дверь взломщик минует. Таков же обычай и у толпы, таков и
у всех невежд: каждый хочет ворваться туда, где заперто. (5) Поэтому лучше не
хвастать досугом; а слишком таиться, избегая людского глаза, тоже есть род
хвастовства. Один прячется в Таренте, другой запирается в Неаполе, третий много
лет не выходит за порог; чей досуг стал притчей во всех устах, тот и собрал толпу.
(6)
Отойдя от дел, нужно стараться, чтобы не люди о тебе говорили, а ты сам с собою
говорил. О чем? О себе, и так же, как люди с особой охотой говорят о других, –
со злостью. Так ты приучишься и говорить, и выслушивать правду. И больше всего
занимайся тем, в чем сам чувствуешь свою слабость. (7) Каждый знает изъяны в
своем теле, поэтому один облегчает желудок рвотой, другой укрепляет его частым
приемом пищи, третий сушит и очищает тело, перемежая сытые дни голодными. У
кого часто болят ноги, те воздерживаются от вина или бани; небрежные во всем
прочем, люди преграждают дорогу тому, что чаще их тревожит. Но и у нашего духа
есть как бы свои недужные члены, их-то и надо лечить. (8) Чем я занят, уйдя от
дел? Лечу свою язву. Если бы я показал тебе распухшую ногу, синюшную руку,
сухие жилы, стянувшие бедро, ты бы позволил мне не двигаться с места и лежа
лечить болезнь. А моя болезнь тяжелее, хотя показать ее нельзя: ведь нарыв и
скопленье гноя – в сердце! Нет, не хочу я похвал, не хочу, чтобы ты говорил: «О
великий муж! Он все презрел и бежит от неистовсть человеческой жизни, которую
осудил!» – (9) Ничего я не осудил, кроме самого себя. И не с чего тебе
приходить ко мне в надежде на пользу. Кто рассчитывает найти здесь помощь,
ошибается. Не врач, а больной живет здесь. По мне, лучше скажи, уходя:
«Я-то
принимал его за счастливого, за ученого и навострил уши, а ухожу, и не увидев,
и не услышав, чего хотел, так что незачем и возвращаться». Если ты это
почувствуешь и скажешь, значит, польза была: я предпочитаю, чтобы праздность
мою ты простил, а не завидовал ей.
(10) Ты
скажешь: «Как же ты, Сенека, советуешь мне Праздность? Ты скатываешься к
Эпикуру!» – Я советую тебе праздность, чтобы ты занялся делами, которые
величавей и прекрасней оставленных тобою: стучаться в двери могущественных
гордецов, переписывать по алфавиту бездетных стариков, иметь влияние на форуме –
может быть, это и власть, но всем ненавистная, недолгая и, если оценить ее
по-настоящему, нечистая. (11) Такой-то превосходит меня любовью завсегдатаев форума,
такой-то – сроком военной службы и добытым через нее саном, такой-то – числом
клиентов. Пусть все берут над тобою верх – дело того стоит, если ты сам берешь
верх над фортуной, меж тем как среди толпы ты и вровень с нею не станешь: ведь
общая любовь к ней сильнее. (12) Если бы ты намного раньше готов был исполнить
это намеренье! Если бы мы начинали заботиться о блаженной жизни раньше, чем
смерть появится вблизи! Но хоть теперь-то не будем медлить: поверим опыту в
том, в чем надо бы давно поверить разуму, и признаем многие вещи лишними и
вредными. (13) Как те, что выехали поздно и хотят наверстать время скоростью,
пришпорим коня! Для наших занятий нет возраста лучше: он отбушевал и усмирил
пороки, неукротимые в первом пылу юности; еще немного – и он совсем их угасит. –
(14) «Но когда и в чем поможет тебе знанье, добытое на исходе жизни?» – Поможет
лучше уйти! Не думай, будто есть для благоразумия возраст лучше того, который
укрощен многообразным опытом и нередким раскаянием и приходит к спасительным
мыслям с усмиренными страстями. Теперь самое время для этого блага! Кто пришел
к мудрости стариком, того привели к ней годы. Будь здоров.
Письмо LXIX
Сенека
приветствует Луцилия!
(1) Мне
не хочется, чтобы ты странствовал и скакал с места на место: во-первых, частые
переезды – признак нестойкости духа, который, пока не перестанет блуждать да
озираться вокруг, не сможет утвердиться в привычке к досугу. Чтобы держать в
узде душу, сперва останови бег тела. (2) Во-вторых, чем длительнее лечение, тем
больше от него пользы; нельзя прерывать покой, приносящий забвение прежней
жизни. Дай глазам отучиться смотреть, дай ушам привыкнуть к спасительному
слову. Как только ты двинешься с места, так еще по пути что-нибудь попадется
тебе – и вновь распалит твои вожделения. (3) Как влюбленным, чтобы избавиться
от своей страсти, следует избегать всего, напоминающего о любимом теле (ведь
ничто не крепнет легче, чем любовь), так всякому, кто хочет погасить в себе
прежние вожделенья, следует отвращать и взор, и слух от покинутого, но еще
недавно желанного. (4) Страсть сразу поднимает мятеж: куда она ни обернется,
тотчас же увидит рядом какую-нибудь приманку для своих притязаний. Нет зла без
задатка: жадность сулит деньги, похотливость – множество разных наслаждений,
честолюбие – пурпур, и рукоплескания, и полученное через них могущество, и все,
что это могущество может. (5) Пороки соблазняют тебя наградой; а тут тебе
придется жить безвозмездно. И за сто лет нам не добиться, чтобы пороки,
взращенные столь долгим потворством, покорились и приняли ярмо, а если мы еще
будем дробить столь короткий срок, – и подавно. Только непрестанное бдение и
усердие доводят любую вещь до совершенства, да и то с трудом.
(6) Если
хочешь меня послушаться, думай об одном, готовься к одному: встретить смерть, а
если подскажут обстоятельства, и приблизить ее. Ведь нет никакой разницы, она
ли к нам придет, мы ли к ней. Внуши себе, что лжет общий голос невежд,
утверждающих, будто «самое лучшее – умереть своей смертью». Чужой смертью никто
не умирает. И подумай еще вот о чем: никто не умирает не в свой срок. Своего
времени ты не потеряешь: ведь что ты оставляешь после себя, то не твое. Будь
здоров.
|
