 Увеличить |
Письмо XXXI
Сенека
приветствует Луцилия!
(1) Я
узнаю моего Луцилия: он уже показал себя таким, каким обещал стать. Следуй порыву
души, который вел тебя мимо общепризнанных благ к высшему благу. Стань таким,
каким ты задумал стать, не больше и не лучше, – иного я и не желаю. Возводя
основание, ты не стеснялся местом, доводи же до конца то, на что замахнулся,
пусти в дело все, что есть у тебя за душой.
(2) В
конечном счете ты станешь мудрым, если заткнешь уши, и не воском, который пригодился,
говорят, Улиссу[1] для его спутников: тут нужно что-нибудь поплотнее и
понадежней. Вкрадчив был голос, которого боялся Улисс, но он был единственным,
а тот голос, которого тебе надо бояться, доносится не с одного утеса, а со всех
концов земли. Значит, надо объехать стороной не одно опасное место, где
притаилось в засаде наслаждение, а все города. Будь глух даже для тех, кому ты
всех дороже: они с лучшими намерениями желают тебе дурного, и если ты хочешь
быть счастливым, моли богов не посылать тебе того, о чем просят доброжелатели.
(3) Ведь не блага все то, чем они хотели бы тебя осыпать. Есть одно благо, и в
нем же – источник и залог блаженной жизни: полагаться на себя. А этого не
достигнешь, не презирая тягот и не сочтя их одной из тех вещей, которые ни
хороши, ни плохи. Ведь не бывает так, чтобы одно и то же было то хорошим, то
плохим, то легким и сносным, то ужасным. (4) Тяготы – не благо. Но что же тогда
благо? Презрение к тяготам. Поэтому я порицаю занятых пустыми делами, зато
любым, кто старается ради честной цели, я восхищаюсь тем больше, чем усерднее
его усилия и чем меньше он позволяет себе поддаваться и застревать на месте.
Таким я кричу: «Хорошо! Ну-ка, набери воздуху и, если можешь, возьми этот склон
на одном дыхании!» (5) Тяготы питают благородные души. Значит, из всего, о чем
когда-то молились твои родители, тебе уже нечего выбрать, нечего захотеть для
себя и пожелать самому себе, да и стыдно человеку, который одолел самые высокие
вершины, обременять богов. Что нужды в молитвах? Сделай сам себя счастливым!
Это тебе по силам, если поймешь одно: благо лишь то, в чем присутствует
добродетель, а то, что причастно злу, постыдно. Подобно тому как без примеси
света ничто не блестит, как ничто не бывает темным, если нет в нем сумрака,
если оно не вобрало в себя долю тьмы, подобно тому как без помощи огня нет теплоты,
а без воздуха нет холода, – так только присутствие добродетели или зла делает
все честным либо постыдным.
(6) Что
же есть благо? Знание. Что есть зло? Незнание. Кто умен и искусен, тот, смотря
по обстоятельствам, одно отвергнет, другое выберет [2]. Однако он не боится
того, что отвергает, и не восхищается тем, что выбирает, если только душа его
высока и непобедима. Я запрещаю тебе унывать и сокрушаться. Мало не
отказываться от труда: нужно искать его! – (7) «Но что же такое, – спросишь ты,
– труд пустой и ненуж ный?» – Тот, что вызван ничтожными причинами[3]. Он тоже
не есть зло, как и тот труд, что затрачен ради прекрасной цели; ведь дело в
самой стойкости, а она есть свойство души, побуждающее одолевать трудности и
тяготы и ободряющее нас: «Что ты мешкаешь? Мужчине пот не страшен!»
(8) Но
чтобы добродетель б.ыла совершенной, нужно еще вот что: пусть будет твоя жизнь
равна себе, пусть ничто в ней не противоречит одно другому, а это невозможно
без знания и без искусства, позволяющего познать божеское и человеческое.
Таково высшее благо. Достигни его – и станешь не просителем, а ровней богам.
(9) «Как
же прийти к этому?» – спросишь ты. Не через Пенинский или Греческий хребет, не
через пустыни Кандавии; не нужно будет объезжать ни Сирты, ни Сциллу с Харибдой
[4], – хоть все это ты и проделал ради жалкой прокураторской должности. Нет,
дорога безопасна, дорога приятна, и снарядила тебя сама природа. Она дала тебе
все, чтобы ты стал наравне с богом, если не пренебрежешь данным. (10) Не деньги
сделают тебя равным богу: у бога ничего нет; не сделает и претекста[5]: бог
наг; не сделает ни молва, ни уменье показать себя, ни имя, известное всему
народу: бог никому неведом, многие думают о нем дурно – и безнаказанно; не
сделает толпа рабов, таскающих твои носилки по всем дорогам в городе и на
чужбине: величайший и могущественнейший бог сам всем движет. Не сделает тебя
блаженным ни сила, ни красота: и то и другое уступает старости. (11) Нужно
искать нечто такое, что не подпадает день ото дня все больше под власть, не
знающую препятствий[6]. Что же это? Душа, но душа непреклонная, благородная,
высокая. Можно ли назвать ее иначе как богом, нашедшим приют в теле человека? Такая
душа может оказаться и у римского всадника, и у вольноотпущенника, и у раба.
Что такое римский всадник, вольноотпущенник, раб? Все это – имена, порожденные
честолюбием или несправедливостью. Из тесного угла можно вознестись к небу, –
только воспрянь
и дух
свой Бога достойным яви! 7
Чтобы
явить его таким, не нужно ни золота, ни серебра: из них не изваять истинный
образ бога. Вспомни: когда боги взирали на нас благосклонно, они были из глины.
Будь здоров.
Письмо XXXII
Сенека
приветствует Луцилия!
(1) Я
все про тебя разузнаю и выпытываю у каждого, кто приезжает из твоих краев, что
ты делаешь, где и с кем проводишь время. Тебе меня не обмануть: я везде с
тобою. Живи так, словно я слышу о каждом твоем поступке и даже вижу его. Ты
спросишь, что мне было приятнее всего о тебе слышать? То, что я ничего не
слышал: большинство из спрошенных мною и не знают о твоих делах. (2) Са,мое
полезное – сторониться людей, на тебя не похожих и одержимых другими желаниями.
Впрочем, я уверен, что тебя не сбить с пути: ты будешь тверд в своих стремлениях
даже среди толпы совратителей. Так что же? Я не боюсь, что тебя сделают другим,
боюсь, что тебе помешают. Ведь и тот, из-за кого мы мешкаем, немало вредит нам;
тем более что жизнь наша коротка и сами мы еще больше сокращаем ее своим
непостоянством, каждый раз начиная жить наново. Мы дробим ее на мелкие части и
рвем в клочки. (3) Спеши же, дорогой мой Луцилий, подумай, как бы ты ускорил
шаг, если бы по пятам за тобою шли враги, если бы ты опасался, что вот-вот
появится конный и пустится вдогонку убегающим. Так оно и есть: погоня настигает,
беги быстрее, укройся в надежном месте! А покуда подумай, как хорошо пройти
весь путь жизни раньше смертного часа, а потом безмятежно ждать, пока минует
остаток дней, ничего для себя не желая,. ибо ты достиг блаженства и жизнь твоя
не станет блаженнее, если продлится еще. (4) Наступит, наконец, время, когда ты
будешь знать, что-до времени тебе нет дела, когда ты станешь спокойным и
безмятежным и, сытый собою по горло, не будешь думать о завтрашнем дне! Ты
хочешь знать, отчего люди так жадны до будущего? Оттого, что никто сам себе не
принадлежит!
Твои
родители желали для тебя много такого, что я, с моей стороны, желаю тебе
презирать. Их пожелания грабили многих, чтобы обогатить тебя: все, что тебе
достается, непременно у кого-нибудь отнято. (5) А я желаю тебе распоряжаться
самим собой, чтобы твой дух, волнуемый смутными мыслями, противился им, обрел
уверенность и довольство собою, чтобы, поняв, в чем истинное благо (а понять –
значит овладеть им), он не нуждался в продлении жизни. Только тот поистине
уволен со службы и свободен, тот ушел из-под власти необходимости, кто живет, завершив
путь жизни. Будь здоров.
|
