 Увеличить |
Апреля 25-го
Милостивый
государь,
Макар
Алексеевич!
Сегодня
я двоюродную сестру мою Сашу встретила! Ужас! и она погибнет, бедная! Услышала
я тоже со стороны, что Анна Федоровна все обо мне выведывает. Она, кажется,
никогда не перестанет меня преследовать. Она говорит, что хочет простить меня,
забыть все прошедшее и что непременно сама навестит меня. Говорит, что вы мне
вовсе не родственник, что она ближе мне родственница, что в семейные отношения
наши вы не имеете никакого права входить и что мне стыдно и неприлично жить
вашей милостыней и на вашем содержании… говорит, что я забыла ее хлеб-соль, что
она меня с матушкой, может быть, от голодной смерти избавила, что она нас
поила-кормила и с лишком два с половиною года на нас убыточилась, что она нам
сверх всего этого долг простила. И матушку-то она пощадить не хотела! А если бы
знала бедная матушка, что они со мною сделали! Бог видит!.. Анна Федоровна
говорит, что я по глупости моей своего счастия удержать не умела, что она сама
меня на счастие наводила, что она ни в чем остальном не виновата и что я сама
за честь свою не умела, а может быть, и не хотела вступиться. А кто же тут
виноват, боже великий! Она говорит, что господин Быков прав совершенно и что не
на всякой же жениться, которая… да что писать! Жестоко слышать такую неправду,
Макар Алексеевич! Я не знаю, что со мной теперь делается. Я дрожу, плачу,
рыдаю; это письмо я вам два часа писала. Я думала, что она по крайней мере
сознает свою вину предо мною; а она вот как теперь! Ради бога, не тревожьтесь,
друг мой, единственный доброжелатель мой! Федора все преувеличивает: я не
больна. Я только простудилась немного вчера, когда ходила на Волково к матушке
панихиду служить. Зачем вы не пошли вместе со мною; я вас так просила. Ах,
бедная, бедная моя матушка, если б ты встала из гроза, если б ты знала, если б
ты видела, что они со мною сделали!..
В. Д.
Мая 20-го
Голубчик
мой, Варенька!
Посылаю
вам винограду немного, душечка; для выздоравливающей это, говорят, хорошо, да и
доктор рекомендует для утоления жажды, так только единственно для жажды. Вам
розанчиков намедни захотелось, маточка; так вот я вам их теперь посылаю. Есть
ли у вас аппетит, душечка? – вот что главное. Впрочем, слава богу, что все
прошло и кончилось и что несчастия наши тоже совершенно оканчиваются. Воздадим
благодарение небу! А что до книжек касается, то достать покамест нигде не могу.
Есть тут, говорят, хорошая книжка одна и весьма высоким слогом написанная;
говорят, что хороша, я сам не читал, а здесь очень хвалят. Я просил ее для
себя; обещались препроводить. Только будете ли вы-то читать? Вы у меня на этот
счет привередница; трудно угодить на ваш вкус; уж я вас знаю, голубчик вы мой;
вам, верно, все стихотворство надобно, воздыханий, амуров, – ну, и стихов
достану, всего достану; там есть тетрадка одна переписанная.
Я-то
живу хорошо. Вы, маточка, обо мне не беспокойтесь, пожалуйста. А что Федора вам
насказала на меня, так все это вздор; вы ей скажите, что она налгала,
непременно скажите ей, сплетнице!.. Я нового вицмундира совсем не продавал. Да
и зачем, сами рассудите, зачем продавать? Вот, говорят, мне сорок рублей
серебром награждения выходит, так зачем же продавать? Вы, маточка, не
беспокойтесь; она мнительна, Федора-то, она мнительна. Заживем мы, голубчик
мой! Только вы-то, ангельчик, выздоравливайте, ради бога, выздоравливайте, не
огорчите старика. Кто это говорит вам, что я похудел? Клевета, опять клевета!
здоровехонек и растолстел так, что самому становится совестно, сыт и доволен по
горло; вот только бы вы-то выздоравливали! Ну, прощайте, мой ангельчик; целую
все ваши пальчики и пребываю вашим вечным, неизменным другом
Макаром
Девушкиным.
P. S.
Ах, душенька моя, что это вы опять в самом деле стали писать?.. о чем вы
блажите-то! да как же мне ходить к вам так часто, маточка, как? я вас
спрашиваю. Разве темнотою ночною пользуясь; да вот теперь и ночей-то почти не
бывает: время такое. Я и то, маточка моя, ангельчик, вас почти совсем не
покидал во все время болезни вашей, во время беспамятства-то вашего; но и тут я
и сам уж не знаю, как я все эти дела обделывал; да и то потом перестал ходить;
ибо любопытствовать и расспрашивать начали. Здесь уж и без того сплетня
заплелась какая-то. Я на Терезу надеюсь; она не болтлива; но все же, сами
рассудите вы, маточка, каково это будет, когда они все узнают про нас? Что-то
они подумают и что они скажут тогда? Так вот вы скрепите сердечко, маточка, да
переждите до выздоровления; а мы потом уж так, вне дома, где-нибудь рандеву
дадим.
|
