Увеличить |
Сентября 10-го
Любезный
мой Макар Алексеевич!
Я
несказанно рада вашему счастию и умею ценить добродетели вашего начальника,
друг мой. Итак, теперь вы отдохнете от горя! Но только, ради бога, не тратьте
опять денег попусту. Живите тихонько, как можно скромнее, и с этого же дня
начинайте всегда хоть что-нибудь откладывать, чтоб несчастия не застали вас
опять внезапно. Об нас, ради бога, не беспокойтесь. Мы с Федорой кое-как
проживем. К чему вы нам денег столько прислали, Макар Алексеевич? Нам вовсе не
нужно. Мы довольны и тем, что у нас есть. Правда, нам скоро понадобятся деньги
на переезд с этой квартиры, но Федора надеется получить с кого-то давнишний,
старый долг. Оставляю, впрочем, себе двадцать рублей на крайние надобности.
Остальные посылаю вам назад. Берегите, пожалуйста, деньги, Макар Алексеевич.
Прощайте. Живите теперь покойно, будьте здоровы и веселы. Я писала бы вам
более, но чувствую ужасную усталость, вчера я целый день не вставала с постели.
Хорошо сделали, что обещались зайти. Навестите меня, пожалуйста, Макар
Алексеевич.
В. Д.
Сентября 11-го
Милая моя
Варвара Алексеевна!
Умоляю
вас, родная моя, не разлучайтесь со мною теперь, теперь, когда я совершенно
счастлив и всем доволен. Голубчик мой! Вы Федору не слушайте, а я буду все, что
вам угодно, делать; буду вести себя хорошо, из одного уважения к его превосходительству
буду вести себя хорошо и отчетливо; мы опять будем писать друг другу счастливые
письма, будем поверять друг другу наши мысли, наши радости, наши заботы, если
будут за боты; будем жить вдвоем согласно и счастливо. Займемся литературою… Ангельчик
мой! В моей судьбе все переменилось, и все к лучшему переменилось. Хозяйка
стала сговорчивее, Тереза умнее, даже сам Фальдони стал какой-то проворный. С
Ратазяевым я помирился. Сам, на радостях, пошел к нему. Он, право, добрый
малый, маточка, и что про него говорили дурного, то все был вздор. Я открыл
теперь, что все это была гнусная клевета. Он вовсе и не думал нас описывать: он
мне это сам говорил. Читал мне новое сочинение. А что тогда Ловеласом-то он
меня назвал, так это все не брань или название какое неприличное: он мне
объяснил. Это слово в слово с иностранного взято и значит проворный малый, и
если покрасивее сказать, политературнее, так значит парень – плохо не клади –
вот! а не что-нибудь там такое. Шутка невинная была, ангельчик мой. Я-то неуч,
сдуру и обиделся. Да уж я теперь перед ним извинился… И погода-то такая
замечательная сегодня, Варенька, хорошая такая. Правда, утром была небольшая
изморось, как будто сквозь сито сеяло. Ничего! Зато воздух стал посвежее
немножко. Ходил я покупать сапоги и купил удивительные сапоги. Прошелся по
Невскому. «Пчелку» прочел. Да! про главное я и забываю вам рассказать.
Видите
ли что:
Сегодня
поутру разговорился я с Емельяном Ивановичем и с Аксентием Михайловичем об его
превосходительстве. Да, Варенька, они не с одним мною так обошлись милостиво.
Они не одного меня облагодетельствовали и добротою сердца своего всему свету
известны. Из многих мест в честь ему хвалы воссылаются и слезы благодарности
льются. У них сирота одна воспитывалась. Изволили пристроить ее: выдали за
человека известного, за чиновника одного, который по особым поручениям при их
же превосходительстве находился. Сына одной вдовы в какую-то канцелярию
пристроили и много еще благодеяний разных оказали. Я, маточка, почел за обязанность
тут же и мою лепту положить, всем во всеуслышание поступок его превосходительства
рассказал; я все им рассказал и ничего не утаил. Я стыд-то в карман спрятал.
Какой тут стыд, что за амбиция такая при таком обстоятельстве! Так-таки вслух –
да будут славны дела его превосходительства! Я говорил увлекательно, с жаром
говорил и не краснел, напротив, гордился, что пришлось такое рассказывать. Я
про все рассказал (про вас только благоразумно умолчал, маточка), и про хозяйку
мою, и про Фальдони, и про Ратазяева, и про сапоги, и про Маркова – все
рассказал. Кое-кто там пересмеивались, да, правда, и все они пересмеивались.
Только это в моей фигуре, верно, они что-нибудь смешное нашли или насчет
сапогов моих – именно насчет сапогов. А с дурным каким-нибудь намерением они не
могли этого сделать. Это так, молодость, или оттого, что они люди богатые, но с
дурным, с злым намерением они никак не могли мою речь осмеивать. То есть
что-нибудь насчет его превосходительства – этого они никак не могли сделать. Не
правда ли, Варенька?
Я все до
сих пор не могу как-то опомниться, маточка. Все эти происшествия так смутили
меня! Есть ли у вас дрова? Не простудитесь, Варенька; долго ли простудиться.
Ох, маточка моя, вы с вашими грустными мыслями меня убиваете. Я уж бога молю,
как молю его за вас, маточка! Например, есть ли у вас шерстяные чулочки, или
так, из одежды что-нибудь, потеплее. Смотрите, голубчик мой. Если вам
что-нибудь там нужно будет, так уж вы, ради создателя, старика не обижайте.
Так-таки прямо и ступайте ко мне. Теперь дурные времена прошли. Насчет меня вы
не беспокойтесь. Впереди все так светло, хорошо!
А
грустное было время, Варенька! Ну да уж все равно, прошло! Года пройдут, так и
про это время вздохнем. Помню я свои молодые годы. Куда! Копейки иной раз не
бывало. Холодно, голодно, а весело, да и только. Утром пройдешься по Невскому,
личико встретишь хорошенькое, и на целый день счастлив. Славное, славное было
время, маточка! Хорошо жить на свете, Варенька! Особенно в Петербурге. Я со
слезами на глазах вчера каялся перед господом богом, чтобы простил мне господь
все грехи мои в это грустное время: ропот, либеральные мысли, дебош и азарт. Об
вас вспоминал с умилением в молитве. Вы одни, ангельчик, укрепляли меня, вы
одни утешали меня, напутствовали советами благими и наставлениями. Я этого,
маточка, никогда забыть не могу. Ваши записочки все перецеловал сегодня,
голубчик мой! Ну, прощайте, маточка. Говорят, есть где-то здесь недалеко платье
продажное. Так вот я немножко наведаюсь. Прощайте же, ангельчик. Прощайте.
Вам
душевно преданный
Макар
Девушкин.
|