Гомер «Илиада»

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Умерщвление Гектора

Так убегали троянцы, как робкие сердцем олени.

В город вбежав, они вытерли пот и, к стене прислонившись,

Быстро испили воды, утоляя великую жажду.

Тою порой аргивяне, щиты свои вскинув на плечи,

Близко к стене подступили, но Гектора, сына Приама,

22-5

Гибельный жребий сковал подле Скейских ворот, перед Троей.

Феб Аполлон той порой обратился к Пелиду со словом:

"Что ты за мной, сын Пелея, проворными мчишься ногами,

Будучи сметрнорожденным, преследуешь вечного бога?

Видно, бессмертного ты не узнал, коль безумствуешь, бурный.

22-10

Или забыл о смятеньи троянцев, тобой устрашенных?

Те уже в город спаслись, а ты здесь подвизаешься праздно.

Ибо меня, Пелион, не убьешь: неподвластен я смерти".

И, негодуя, на то отвечал Ахиллес быстроногий:

"Ты, из богов жесточайший, меня обольстил, Дальновержец,

22-15

Вдаль от стены заманил. А не то еще много троянцев

Грызли бы землю зубами, ворот городских не достигнув.

Ныне, о, Феб, у меня ты похитил великую славу,

Спасши троянцев легко: не боишься ты мести в грядущем.

Если б возможность да сила, уж я бы воздал тебе мщеньем!"

22-20

Так говоря, устремился он к Трое, дыша дерзновеньем,

Прядая быстро, как конь с колесницей, берущий награду,

Мчится стрелой по долине, летит, над землей расстилаясь:

Также сгибались проворно колени и ноги героя.

Первый Пелеева сына заметил Приам престарелый,

22-25

Как по долине он мчался, далеко сверкая оружьем,

Точно звезда, что восходит осеннею темною ночью

И средь бесчисленных звезд светозарными блещет лучами;

Люди ее называют по имени псом Ориона;

Нет лучезарней звезды, но она знаменует дурное,

22-30

Длительный зной предвещает для смертных людей злополучных:

Так на груди у героя бежавшего медь пламенела.

Громко старик застонал и, руки подняв над собою,

Голову ими терзал, испуская глубокие вздохи.

Милого сына молил он, а тот пред воротами Трои

22-35

В поле стоял неуклонно, желая с Ахиллом сразиться.

С жалобной речью Приам к нему руки простер и промолвил:

"Гектор, дитя дорогое, один, от друзей удалившись,

Этого мужа не жди, или смерти помчишься навстречу,

Сыном Пелея смиренный: тебя он сильнее безмерно.

22-40

Лютый! О, если б, как мне, он бессмертным богам был любезен,

Скоро б тогда мою душу покинуло мрачное горе,

Скоро б Ахилл распростертый был птицами съеден и псами,

Он, кто лишил меня многих детей знаменитых и сильных,

Медью сразив иль продав племенам островов отдаленных.

22-45

Вот и сегодня в толпе устремившихся в город троянцев

Двух не найду сыновей, Ликаона бойца с Полидором,

Мне Лаофоей рожденных, супругою лучшей из женщин.

Если средь вражьего стана они обретаются живы,

После мы выкупим их; много золота дома и меди:

22-50

Щедро дитя одарил знаменитый Алтей престарелый.

Если они уж мертвы и спустились в чертоги Аида,

Скорбь ожидает их мать и меня, ибо мы их родили.

Все остальное же войско утешится скоро в печали,

Лишь бы и ты не погиб, укрощенный Пелеевым сыном.

22-55

О, дорогое дитя, поспеши за стеною укрыться,

Чтобы троянцев спасти и троянок, чтоб сыну Пелея

Славы большой не доставить, свой собственный век загубивши.

Сжалься, дитя, надо мною! Теперь я советую мудро,

Завтра быть может, меня Олимпиец сразит у порога

22-60

Старости грустной и множество бед предпошлет моей смерти:

Зрелище мертвых моих сыновей, дочерей увозимых,

Спальных покоев, кругом предаваемых злому хищенью,

Малых детей, разбиваемых оземь в неистовстве диком,

Юных невесток, влекомых руками нещадных данайцев,

22-65

А напоследок я сам упаду перед дверью у входа,

Острою медью пронзен, если кто из врагов меня ранит.

Тяжким копьем иль стрелою и душу из тела похитит.

Там растерзают меня плотоядные псы. Их я прежде

Дома кормил за столом, да на страже лежат при воротах.

22-70

Крови напившись моей, они, лютые, лягут в преддверьи.

Юноше, павшему в битве, не стыдно лежать бездыханным:

Весь он и мертвый прекрасен, где бы тело его ни открылось.

Если ж на старце убитом свирепые псы оскверняют

Белые кудри иль бороду, или стыдливые части, –

22-75

Нет для людей злополучных плачевнее зрелища в мире!"

Так умолял престарелый Приам, вырывая руками

Клочья сребристых волос, но не тронул он сердца героя.

Мать возрыдала тогда, проливая обильные слезы,

Грудь обнажила рукой, а другой – на сосец указала

22-80

И, обливаясь слезами, крылатое молвила слово:

"Гектор, почти эту грудь и меня пожалей! Если в детстве

Я простирала к тебе тот сосец, утишающий крики,

Вспомни об этом, мой сын дорогой. Отражай супостата,

Стоя внутри за стеной, но один впереди не сражайся.

22-85

О, непреклонный! Коль ныне умрешь, мой возлюбленный отпрыск,

Даже оплакать тебя мы не сможем на ложе печальном, –

Я и супруга твоя, одаренная щедрым приданым.

Быстрые псы растерзают тебя вдалеке, пред судами".

Так они оба в слезах обращались к любезному сыну

22-90

И умоляли его, но не тронули сердца героя.

Он исполинского ждал Ахиллеса, бежавшего быстро.

Точно как в горном ущелье дракон сторожит пешехода,

Зелий наевшись зловредных и страшною злобой пылая,

В логе лежит, извиваясь и яростно смотрит оттуда:

22-95

Так непреклонный душой Приамид не хотел удалиться.

К выступу башни снаружи он щит прислонил меднояркий,

Громко вздохнул и сказал в своем сердце отважном:

"Горе, что делать мне? Если я в город спасусь чрез ворота,

Полидамас меня первый там встретит укором обидным,

22-100

Он, кто совет дал увесть в Илион всех троянцев, –

В ту злополучную ночь, как воспрянул Ахилл богоравный.

Я не послушался слова, а было бы лучше гораздо.

Ныне ж, когда я столь многих своим погубил безрассудством,

Храбрых стыжусь я троянцев и длинноодетых троянок.

22-105

Как бы из них кто-нибудь, и бессильней меня, не промолвил:

"Гектор народ погубил, на отвагу свою полагаясь".

Так они скажут тогда. О, желанней стократ и почетней

Выйти Ахиллу навстречу и либо его поразить мне,

Либо в бою самому перед Троей погибнуть со славой.

22-110

Иль поступить по иному? Что если сниму и на землю

Шлем свой и щит положу, а копье у твердыни поставлю,

Сам же навстречу пойду беспорочному сыну Пелея

И обещание дам вернуть благородным Атридам

Как аргивянку Елену – причину войны и раздора –

22-115

Так и сокровища все, что на быстрых судах многоместных

В Трою привез Александр, – и сверх того с войском ахеян

Все поделить нам богатства, сокрытые в городе нашем?

Если потом обязал бы я клятвою старцев троянских

Все разделить пополам, ничего для себя не скрывая,

22-120

Все без утайки снести, чем прекрасная Троя владеет.

Только зачем я об этом в душе размышляю напрасно!

Я не пойду умолять, и Ахилл не почтит моей просьбы,

Не пожалеет меня, а предаст безоружного смерти

Быстро, без боя, как женщину, чуть лишь отброшу доспехи.

22-125

Да и не время теперь нам беседовать праздно друг с другом,

Точно на камне под дубом беседует юноша с девой

Юноша с девой цветущей охотно вступает в беседу,

Нам же пора воевать, чтоб увидеть как можно скорее,

Мне ль Громовержец Зевес иль ему приготовил победу".

22-130

Так размышляя, он ждал. А Пелид подходил уже близко,

Грозным копьем пелионским над правым плечом потрясая,

Весь Эниалию равный, воителю с веющим шлемом.

Медь вокруг тела его далеко пламенела, подобно

Свету огня или ярким лучам восходящего солнца.

22-135

Гектор, увидев его, задрожал и не смел дожидаться.

А устремился бежать, за собою ворота оставив.

Следом погнался Ахилл, доверяясь ногам своим легким.

Точно как сокол нагорный, из хищных пернатых быстрейший,

Горлицу, робкую сердцем, преследует, не уставая;

22-140

В стороны мчится она, а хищник с пронзительным клектом

Взмахами крыл нагоняет, и сердце в нем жаждет добычи:

Так он, усердствуя, мчался вперед. А трепещущий Гектор

Быстро коленями двигал, идя вдоль стены Илионской.

Мимо холма, мимо дикой смоковницы, ветрам открытой,

22-145

Оба они прибежали к стене, колесничной дорогой,

И светлоструйных достигли двух водных вместилищ, откуда

Два родника выбегают глубокопучинного Ксанфа:

С теплой водою один, и над ним непрестанно клубится

Пар, далеко расстилаясь, как дым над пылающим лесом;

22-150

Ключ же другой и средь лета струится, по холоду равный

Граду иль мерзлому снегу, иль в лед превратившейся влаге.

Там у ключей находились просторные, пышные мойни,

Гладким обложены камнем, где светлые мыли одежды

Дочери храбрых троянцев и жены, прекрасные видом,

22-155

В прежние мирные дни, до прихода ахейского войска.

Мимо бойцы пронеслись, – этот спасаясь, а тот догоняя.

Доблестный муж убегал, настигал же безмерно храбрейший.

Ибо не жертвы они добивались, не кожи бычачьей,

Что достается обычно в награду быстрейшему в беге,

22-160

Но о душе состязались могучего сына Приама.

Точно к победе привыкшие цельнокопытные кони

Мчатся, мету огибая, и славная ждет их награда, –

Медный треножник, иль дева, на тризне убитого мужа:

Так они город Приама три раза кругом обежали,

22-165

Быстрым ногам доверяясь. И все на них боги взирали.

Первый меж ними воскликнул отец и людей и бессмертных:

"Горе, любезный мне воин бежит вкруг стены Илионской,

Славным гонимый врагом. Я гляжу и душа моя плачет

В скорби по Гекторе: часто он бедра бычачьи сжигал мне

22-170

В жертву на многолощинных высотах Идейских и в Трое,

В городе верхнем. Теперь же его Ахиллес богоравный

Быстро преследует в бегстве вкруг славной твердыни Приама.

Но помогите, о, боги, обсудим и примем решенье:

Снова спасем ли его от погибели, или дозволим,

22-175

Чтоб, не взирая на доблесть, он пал, укрощенный Ахиллом?"

И синеокая так возразила богиня Паллада:

"Молниеносный Зевес, что сказал ты, о, тучегонитель!

Мужа, рожденного смертным, давно подчиненного року,

Ныне обратно желаешь похитить у смерти зловещей?

22-180

Делай, но мы, остальные все боги тебя не одобрим".

Ей отвечая, промолвил Зевес, облаков собиратель:

"Милая дочь, ободрись, Тритогения! Пусть говорил я

Ныне с неласковым сердцем, к тебе хочу быть багосклонным.

Делай, как сердце прикажет, и не отступай пред желаньем".

22-185

Так, побуждая, сказал он Афине, усердия полной,

И с Олимпийских высот она бросилась вниз и помчалась.

А быстроногий Ахилл за испуганным Гектором гнался.

Точно собака в горах за оленем охотится юным,

С лога подняв и гоняя долиной и темною чащей;

22-190

Не утаиться ему, хоть бы в страхе прилег за кустами.

Ибо, обнюхав следы, она гонит, пока не настигнет:

Также не мог Приамид уклониться от сына Пелея.

Всякий же раз, как, бросаясь вперед, он пытался достигнуть

Крепких Дарданских ворот и укрыться близь башен высоких,

22-195

Где бы троянцы могли защитить его сверху стрелами,

Быстрый Пелид забегал стороною и гнал его снова

По направлению к полю, а сам он держался твердыни.

Точно во сне невозможно настигнуть бегущего мужа,

Ни убежать от погони тому, кто преследует сзади:

22-200

Также не в силах был Гектор спастись, а нагнать – сын Пелея.

Нет, он не мог бы один уклоняться так долго от Парок,

Если бы Феб не явился с последней предсмертной защитой,

Силы в него не вдохнул и не сделал проворными ноги.

Войску меж тем Ахиллес богоравный дал знак головою

22-205

В Гектора стрел не бросать, как бы кто, поразив Приамида,

Не приобрел себе славы, а он бы вторым не явился.

Снова, в четвертый уж раз, к родникам подбежали герои.

Тотчас весы золотые Зевес натянул Олимпиец

И, положивши два жребия смерти, смиряющей члены, –

22-210

Гектора, резвых коней укротителя, и Ахиллеса, –

Поднял в средине. И Гектора день роковой преклонился,

Пал до Аида. И Феб Дальновержец покинул героя,

А к Пелиону спустилась Паллада Афина,

Стала вблизи и такое сказала крылатое слово:

22-215

"Ныне, любимец Зевеса, Ахилл многославный, надеюсь,

К войску ахеян и к флоту вернемся с великою славой,

Гектора жизни лишим, ненасытного в брани героя.

Дольше ему невозможно от нас уклоняться обоих,

Сколько бы Феб Дальновержец, заботясь о нем, ни трудился,

22-220

Хоть бы валялся у ног Эгидодержавного Зевса.

Но отдохни, Ахиллес, и побудь здесь недвижно, покуда

Я к Приамиду пойду и внушу ему биться с тобою".

Так говорила Афина и он подчинился охотно.

Стал, опираясь на ясень, оправленный острою медью.

22-225

К Гектору, кинув Ахилла, помчалась Паллада Афина,

Образ приняв Деифоба и голос его неустанный,

Близко к нему подошла и крылатое молвила слово:

"Брат мой, жестоко тебя удручает Ахилл быстроногий,

Вслед за тобою гоняясь вкруг славной твердыни Приама.

22-230

Стань, подождем его вместе и будем вдвоем защищаться".

И, отвечая, сказал шлемовеющий Гектор великий:

"О, Деифоб, ты и раньше был прочих мне братьев дороже,

Всех сыновей от Гекубы и старца Приама рожденных.

Ныне же больше, чем прежде, тебя почитаю душою.

22-235

Ибо, увидев меня средь напасти, один ты решился

Выйти вне стен, между тем как другие внутри ожидают".

И синеокая так отвечала богиня Паллада:

"Брат мой! Почтенная мать и отец, и друзья дорогие, –

Все умоляли меня, чредой обнимая колени,

22-240

С ними в твердыне остаться: таким они страхом объяты.

Но безутешною скорбью внутри мое сердце терзалось.

Стань, неуклонно сразимся и не пощадим своих копий.

Ныне изведаем, нас ли убьет Ахиллес быстроногий

И на суда возвратится с оружием, кровью покрытым,

22-245

Или он сам упадет, твоим острым копьем усмиренный".

Молвила так и лукавством на бой повела Приамида.

После ж того, как сошлись они, друг наступая на друга,

Первый Ахиллу сказал шлемовеющий Гектор великий:

"Больше не стану, Пелид, я тебя избегать, как доселе.

22-250

Трижды кругом обежал я твердыню Приама, не смея

Ждать твоего нападенья. Теперь же душа повелела

Противостать тебе грудью, а там – победить иль погибнуть!

Но обратимся вначале к бессмертным богам, и да будут

Боги свидетели нам и блюдут соглашение наше.

22-255

Не оскверню я тебя непристойно, когда над тобою

Даст мне Зевес одоленье, и душу из тела исторгну.

Только доспехи с тебя совлеку, Ахиллес богоравный,

Труп же верну аргивянам. Ты также поступишь со мною".

Но, исподлобья взглянув, отвечал Ахиллес быстроногий:

22-260

"Гектор, зачем, ненавистный, ты мне предлагаешь условья?

Нет договорных союзов у хищного льва с человеком,

Мирного нет соглашенья меж волком и слабым ягненком,

Но беспредельной враждой они друг против друга пылают.

Так между мной и тобою нет места приязни и клятвам,

22-265

Прежде чем в битве из нас не падет кто-нибудь умерщвленный,

Кровью своей не насытит Арея, воителя злого.

Вспомни теперь все искусство войны. Надлежит тебе ныне

Быть ратоборцем искусным и воином с храброй душою.

Больше тебе не спастись. Усмирит тебя вскоре Афина

22-270

Этим копьем моим острым. Теперь, наконец, ты искупишь

Горе друзей моих милых, тобою, свирепым, убитых".

Так он сказал и с размаха копье длиннотенное бросил.

Впору заметив удар, уклонился блистательный Гектор,

Быстро присел, озираясь, и медь над плечом пролетевши,

22-275

В землю вонзилось. Паллада копье извлекла и вернула

Сыну Пелееву, тайно от Гектора, пастыря войска.

Гектор воскликнул тогда беспорочному сыну Пелея:

"Ты промахнулся, Ахилл богоравный. Тебе от Зевеса

Жребий мой не был известен, однако ты этим хвалился

22-280

Праздным витием ты был и обманщиком словообильным,

Чтоб, испугавшись тебя, я забыл про отвагу и силу.

Нет, не бегущему вслед, ты не в спину вонзишь мне оружье.

В грудь поразишь меня прямо, идущего храбро навстречу,

Ежели бог тебе даст. А пока берегись моей меди

22-285

Острой. О, если б ее целиком в свое тело ты принял!

Верно со смертью твоею война бы для нас облегчилась,

Ибо для войска троянцев ты – бедствие, злейшее в мире".

Так он сказал и с размаха копье длиннотенное бросил.

Не промахнувшись, Пелида в средину щита поразил он,

22-290

Но отскочило обратно копье. И разгневался Гектор,

Видя, что дрот быстролетный помчался из рук бесполезно.

Стал, головою поникнув, другого копья не имея.

И светлобронного начал он звать Деифоба на помощь,

Острого дрота прося, но того уже не было близко.

22-295

Понял тогда Приамид, что случилось, и слово промолвил:

"Горе! Теперь несомненно, что боги зовут меня к смерти

Я уповал, что герой Деифоб здесь стоит недалеко.

Он же внутри за стеной, а меня обольстила Афина.

Близко – зловещая смерть, недалеко стоит за спиною.

22-300

Нет мне спасенья. Так, видно, давно уже было угодно

Зевсу и сыну его Дальновержцу. Они благосклонно

Прежде хранили меня, а теперь вот судьба настигает.

Но да погибну в бою не без тяжкой борьбы, не без славы.

Подвиг великий свершу, поколеньям грядущим на память".

22-305

Слово такое промолвив, он меч обнажил заостренный,

Длинный, тяжелый весьма, при бедре его мощном висевший,

И налетел дерзновенный, что кречет высокопарящий,

Если из черных как ночь облаков на долину бросаясь,

Нежного хочет увлечь он ягненка иль робкого зайца:

22-310

Так налетел Приамид, потрясая мечом заостренным.

Но и Ахилл устремился, исполнен великой отвагой,

Спереди грудь приукрывши красивым щитом испещренным

И на ходу потрясая блистающим шлемом тяжелым

О четырех ободках, и густая из золота грива

22-315

Пышно вдоль гребня его колебалась, – работа Гефеста.

Точно как в сумерках ночи свой путь среди звезд направляет

Веспер, которого в небе нет ярче звезды и прекрасней:

Так острие пламенело, которым Ахилл богоравный

В правой руке потрясал, когда Гектору гибель готовил

22-320

И обнаженное место на нежном высматривал теле.

Только все члены героя кругом облекали доспехи

Те, что блистательный Гектор похитил, убивши Патрокла.

Было открыто лишь горла, в том месте, где кости ключицы

Шею от плеч отделяют: там раны мгновенно смертельны.

22-325

Прямо в то место копье устремил Ахиллес богоравный,

И острие проскочило навылет чрез нежную шею.

Но не коснулось гортани копье, отягченное медью,

Дабы грядущее мог предсказать Приамид Ахиллесу.

Грохнул он в прах, и над ним похвалялся Пелид богоравный:

22-330

"Гектор! Патрокла убив, ты ужель уповал на спасенье

И про меня позабыл, ибо я вдалеке обретался?

О, безрассудный! Вдали на глубоких судах мореходных,

Мститель тебя ожидал несравненно сильнее Патрокла,

Я, кто сломил твою силу. И вот твое тело растащат

22-345

Хищные птицы и псы, а его похоронят ахейцы".

Изнемогая, в ответ шлемовеющий Гектор промолвил:

"Именем предков твоих и душою твоей умоляю,

Не допусти, чтобы псы растерзали меня пред судами,

Выкуп бесценный получишь и золота много, и меди.

22-340

Щедро тебя одарит и отец мой, и мать дорогая.

Только верни мое тело, чтоб жены и дети троянцев

Дома меня погребли и как должно огню приобщили".

Но, исподлобья взглянув, отвечал Ахиллес богоравный:

"Не обнимай мне колен, не тверди мне, собака, о предках!

22-345

Если б позволило сердце, я сам, на куски изрубивши,

Съел бы сырым твое мясо, в отплату за то, что ты сделал.

Нет человека, кто б мог от твоей головы ненавистной

Псов удалить, даже если б он свесил и выкуп доставил

В десять и в двадцать раз больше, и столько б еще обещал мне,

22-350

Если б Приам Дарданид повелел искупить твое тело

Золотом, равным по весу, – и то на одре погребальном

Не обрядит тебя мать, не оплачет дитяти родного,

Но без остатков пожрут твое тело собаки и птицы".

И шлемовеющий Гектор сказал, испуская дыханье:

22-355

"Знаю тебя хорошо. И зачем умолял я напрасно?

Вижу, в груди у тебя таится железное сердце.

Но трепещи, как бы мести богов на тебя не навлек я

В день, как у Скейских ворот Аполлон и Парис боговидный

Гибель тебе приготовят, на доблесть твою невзирая".

22-360

Только что слово он кончил, как смерть осенила героя.

Быстро из тела умчалась душа и в Аид опустилась,

Плача о доле своей, покидая и силу и юность.

С речью уже к мертвецу обратился Ахилл богоравный:

"Сам ты покаместь умри. А потом уже встречу я Парку

22-365

В день, когда будет угодно Зевесу и прочим бессмертным".

Так говоря, он из трупа копье заостренное вынул,

В сторону бросил и снял обагренные кровью доспехи.

Тут подбежали другие отважные дети ахеян

И красоте удивлялись и росту Приамова сына.

22-370

Каждый из них, приближаясь, колол бездыханное тело.

И, обращаясь друг к другу, они меж собой говорили:

"Боги! Теперь сын Приама как будто нежнее на ощупь,

Нежели в день, как зажег корабли он огнем истребленья".

Так говорили они и оружие в тело вонзали.

22-375

Тою порою доспехи совлек Ахиллес богоравный,

Стал посредине ахеян и слово крылатое молвил:

"Милые други, вожди и советники войска данайцев!

Ныне, когда благосклонные боги нам дали осилить

Мужа, кто более зла причинил нам, чем прочие вместе, –

22-380

Не попытаться ль с оружьем ударить на город троянцев,

Чтобы разведать, какие питают намеренья в мыслях:

Крепость хотят ли покинуть, со смертью Приамова сына,

Или упорствовать будут, на гибель его невзирая?

Только зачем мое сердце теперь озабочено этим?

22-385

Непогребенный лежит, не оплаканный перед судами

Милый Патрокл. Его никогда не забыть мне покуда

Станет дыханья в груди и носить меня будут колени.

Пусть об усопшем должны забывать мы в жилище Аида,

Все же и там вспоминать о возлюбленном буду я друге.

22-390

Ныне, о, дети ахеян, хвалебный пеан распевая,

К быстрому флоту вернемся и тело захватим с собою.

Славу мы добыли ныне великую, жизни лишили

Гектора, кем до сих пор похвалялись троянцы, как богом".

Молвив, на Гектора он недостойное дело замыслил,

22-395

Мышцы ступни позади на обеих ногах проколол он

Между пятою и костью, ремни прикрепил к ним бычачьи

И с колесницей связал, голова по земле волочилась.

После он стал в колесницу, подняв дорогие доспехи,

Тронул бичом лошадей, и они полетели охотно.

22-400

Тучей поднялся песок над влекущимся телом, и кудри

Темные с прахом смешались, в пыли голова его билась,

Дивно прекрасная прежде, теперь осужденная Зевсом

На поруганье врагов, на родимой земле Илионской.

Так голова Приамида грязнилась в пыли. А Гекуба

22-405

Милого сына узрела и стала рыдать безутешно,

Волосы, плача, рвала, далеко покрывало откинув.

Жалобно громко стонал и отец, и кругом вся дружина,

В городе жители все предавались стенаньям и воплям.

Было похоже на то, как если б высокая Троя

22-410

Вся от основ до вершины пылала, объята пожаром.

Мужи держали с трудом исступленного скорбного старца.

Он из Дарданских ворот на долину идти порывался.

В прах он упал, расстилался по грязной земле, умоляя

И называя отдельно по имени каждого мужа:

22-415

"Други, оставьте меня! О, пустите, на скорбь не взирая,

Выйти из города мне одному и направиться к флоту.

Буду молить о пощаде того вредоносного мужа.

Возраст, быть может, почтит он и старость мою пожалеет.

Ибо отец Ахиллеса таков же как я, – знаменитый

22-420

Старец Пелей, воспитавший его на погибель троянцам.

Всем причинил он страданья, а мне еще больше, чем прочим.

Сколько, жестокий, убил у меня сыновей он цветущих!

Но и печалясь о всех, ни о ком я так громко не плачу,

Как об одном. В Аид низведет меня горе о мертвом

22-425

Гекторе милом. Зачем на моих он руках не скончался!

Мы бы насытились плачем, мы б вдоволь над ним нарыдались, –

Мать, что его родила, злополучная, вместе со мною".

Так говорил он, рыдая, и граждане рядом стонали.

Горестный плачь подняла и Гекуба средь женщин троянских:

22-430

"Сын мой, теперь без тебя как я жить, горемычная, буду,

Вытерпев столько печали? И ночью, и днем перед всеми

Ты моей гордостью был, о, защита троянской твердыни,

Славных троян и троянок, тебя принимавших как бога,

Ты бы, живой, навсегда пребывал их великою славой.

22-435

Ныне же черная смерть и судьба овладели тобою".

Так говорила в слезах. А жена Приамида в то время

О происшедшем не знала. Еще не явился к ней вестник

С грустною вестью правдивой, что Гектор убит за стеною.

В дальнем покое дворца она ткала прилежно двойную

22-440

Цвета пурпурного ткань, рассыпая узоры цветные.

И приказала по дому прекрасноволосым служанкам

Медный треножник большой над огнем поместить, чтоб готовой

Теплая ванна была, когда Гектор из битвы вернется,

Ибо не думала бедная, что далеко от купаний

22-445

Под Ахиллесовой дланью его укротила Афина.

Вдруг услыхала она завыванья и вопли на башне.

Выпал челнок из руки и колени у ней подкосились.

Снова она обратилась к прекрасноволосым служанкам:

"Две да сопутствуют мне. Я увидеть хочу, что случилось.

22-450

Голос почтенной свекрови мне издали слышан, и сердце

Выпрыгнуть хочет из тела, от страха сгибаются ноги.

Верно случилась беда с сыновьями владыки Приама.

Очень боюсь (да пребудет несчастье от слуха далеко!),

Как бы могучему Гектору сын богоравный Пелея

22-455

К Трое пути не отрезал, погнав одного по долине,

Как бы копьем не смирил он его безрассудной отваги.

Гектор врагов ожидает, не стоя в толпе, как другие.

Он выбегает вперед, ни пред чьей не склоняется силой".

Так говоря, из дворца устремилась она как менада,

22-460

С трепетно бьющимся сердцем и шли за ней следом служанки.

Вскоре она добежала до башни, где мужи толпились,

Быстро взобралась на стену и стала, кругом озираясь.

И увидала супруга, влекомого прочь от твердыни.

К легким судам беспощадно влекли его кони.

22-465

И непроглядная ночь ей мгновенно окутала очи.

Навзничь она повалилась, как бы испуская дыханье.

В прах далеко с головы ее светлые пали повязки,

Яркий повойник скатился, тесьма и плетеная сетка

И покрывало, что в дар ей дано золотой Афродитой

22-470

В день, когда в жены ее из чертога царя Этиона

Взял шлемовеющий Гектор, несчетные выдав подарки.

Вкруг Андромахи толпились золовки ее и невестки,

Полуживую держа, пораженную ужасом в сердце.

После того как очнулась и чувство вернулось к ней в душу,

22-475

Плачем она залилась и воскликнула в круге троянок:

"Гектор, о, горе мне, бедной! Для равной родились мы доли,

Ты – в Илионе высоком, в чертоге владыки Приама,

Я – у лесистого Плака, в прекрасно устроенных Фивах,

В доме царя Этиона. Меня, горемычную в женах,

22-480

Он воспитал, злополучный. О, лучше б совсем не родиться!

Ныне в обитель Аида сошел ты в подземные бездны,

Гектор! Меня же одну в безутешной печали оставил

Жалкой вдовою в чертоге. А наш бессловесный малютка,

К жизни рожденный от нас, злополучных! Ни ты не сумеешь,

22-485

Мертвый, его защитить, ни тебе он опорой не будет.

Если он даже избегнет войны многослезной ахеян,

Все же в грядущем его ожидает лишь труд и страданья.

Полем его овладеют чужие, межи переставив.

День, приносящий сиротство, уносит друзей у ребенка.

22-490

Вечно он ходит печален и щеки слезами омыты.

Часто в тяжелой нужде он к отцовским друзьям прибегает,

Тронув того за хитон, а другого – за верхнее платье.

Сжалится редкий из них и протянет с остатками кубок,

Так что он губы омочит, а нёбо останется сухо.

22-495

Гордый богатых родителей сын его с пира прогонит,

Больно ударит рукой и насмешливой речью обидит:

"Прочь, горемычный! Отец твой в пиру не участвует с нами!"

К матери, плача, вернется дитя, ко вдове одинокой,

Астианакс, кто досель на коленях отца дорогого

22-500

Мозгом одним лишь питался и сладостным жиром овечьим.

Если же сон нисходил, и от детских он игр утомлялся,

То засыпал на постели, в объятьях кормилицы нежной,

Лежа на мягкой перинке и сердцем вкушая отраду.

Ныне натерпится горя, лишенный отца дорогого,

22-505

Астианакс, кто слывет у троянцев под этим прозваньем,

Гектор, один ты у них защищал и ворота и стены.

Вскоре тебя самого близь судов, от родимых далеко,

Быстрые черви съедят, когда псы уж насытятся телом

Голым твоим, хотя много лежит в твоем царском чертоге

22-510

Тонких, красивых одежд, – они женскими сшиты руками.

Только я все их сожгу, на горящем костре уничтожу.

Пользы от них тебе нет и лежать ты в них больше не будешь,

Пусть же тебе хоть во славу сгорят средь троян и троянок!"

Так говорила, рыдая, и жены кругом воздыхали.

22-515

* * *