Увеличить |
Глава XVII
Я
вставил весла, но продолжал неподвижно сидеть, с невольным бесцельным
ожиданием. Вдруг на палубе раздались возгласы, крики, спор и шум – так внезапно
и громко, что я не разобрал, в чем дело. Наконец послышался требовательный
женский голос, проговоривший резко и холодно:
– Это
мое дело, капитан Гез. Довольно, что я так хочу! Все дальнейшее, что я услышал,
звучало изумлением и яростью. Гез крикнул:
– Эй
вы, на шлюпке! Забирайте ее! – Он прибавил, обращаясь неизвестно к кому: –
Не знаю, где он ее прятал!
Второе
его обращение ко мне было, как и первое, без имени:
– Эй
вы, на шлюпке!
Я не
удостоил его ответом.
– Скажите
ему сами, черт побери! – крикнул Гез.
– Гарвей! –
раздался свежий, как будто бы знакомый голос неизвестной и невидимой женщины. –
Подайте шлюпку к трапу, он будет спущен сейчас. Я еду с вами.
Ничего
не понимая, я между тем сообразил, что, судя по голосу, это не могла быть
кто-нибудь из компании Геза. Я не колебался, так как предпочесть шлюпку
безопасному кораблю возможно лишь в невыносимых, может быть, угрожающих для
жизни условиях. Трап стукнул; отвалясь и наискось упав вниз, он коснулся воды.
Я подвинул шлюпку и ухватился за трап, всматриваясь наверх до боли в глазах, но
не различая фигур.
– Забирайте
вашу подругу! – сказал Гез. – Вы, я вижу, ловкач.
– Черт
его разорви, если я пойму, как он ухитрился это проделать! – воскликнул
Синкрайт.
Шагов я
не слышал. Внизу трапа появилась стройная закутанная фигура, махнула рукой и
перескочила в шлюпку точным движением. Внизу было светлее, чем смотреть вверх,
на палубу. Пристально взглянув на меня, женщина нервно двинула руками под
скрывавшим ее плащом и села на скамейку рядом с той, которую занимал я. Ее
лица, скрытого кружевной отделкой темного покрывала, я не видел, лишь поймал
блеск черных глаз. Она отвернулась, смотря на корабль. Я все еще удерживался за
трап.
– Как
это произошло? – спросил я, теряясь от изумления.
– Какова
наглость! – сказал Гез сверху. – Плывите, куда хотите, и от души
желаю вам накормить акул!
– Убийца! –
закричал я. – Ты еще ответишь за эту двойную гнусность! Я желаю тебе как
можно скорее получить пулю в лоб!
– Он
получит пулю, – спокойно, почти рассеянно сказала неизвестная женщина, и я
вздрогнул. Ее появление начинало меня мучить, – особенно эти беспечные,
твердые глаза.
– Прочь
от корабля! – сказала она вдруг и повернулась ко мне. – Оттолкните
его веслом.
Я
оттолкнулся, и нас отнесло волной. Град насмешек полетел с палубы. Они были
слишком гнусны, чтобы их повторять здесь. Голоса и корабельные огни отдалились.
Я машинально греб, смотря, как судно, установив паруса, взяло ход. Скоро его
огни уменьшились, напоминая ряд искр.
Ветер
дул в спину. По моему расчету, через два часа должен был наступить рассвет.
Взглянув на свои часы с светящимся циферблатом, я увидел, именно, без пяти
минут четыре. Ровное волнение не представляло опасности. Я надеялся, что
приключение окончится все же благополучно, так как из разговоров на «Бегущей»
можно было понять, что эта часть океана между Гарибой и полуостровом весьма
судоходна. Но больше всего меня занимал теперь вопрос, кто и почему сел со мной
в дикую ночь.
Между
тем стало если не светлеть, то яснее видно. Волны отсвечивали темным стеклом.
Уже я хотел обратиться с целым рядом естественных и законных вопросов, как
женщина спросила:
– Что
вы теперь чувствуете, Гарвей?
– Вы
меня знаете?
– Я
знаю, как вас зовут; скажу вам и свое имя: Фрези Грант.
– Скорее
мне следовало бы спросить вас, – сказал я, снова удивясь ее спокойному
тону, – да, именно спросить, как чувствуете себя вы – после своего
отчаянного поступка, бросившего нас лицом к лицу в этой проклятой шлюпке
посреди океана? Я был потрясен; теперь я, к этому, еще оглушен. Я вас не видел
на корабле. Позволительно ли мне думать, что вас удерживали насильно?
– Насильно?! –
сказала она, тихо и лукаво смеясь. – О нет, нет! Никто никогда не мог
удержать меня насильно, где бы то ни было. Разве вы не слышали, что кричали вам
с палубы? Они считают вас хитрецом, который спрятал меня в трюме или еще
где-нибудь, и поняли так, что я не хочу бросить вас одного.
– Я
не могу знать что-нибудь о вас против вашей воли. Если вы захотите, вы мне
расскажете.
– О,
это неизбежно, Гарвей. Но только подождем. Хорошо?
Предполагая,
что она взволнована, хотя удивительно владеет собой, я спросил, не выпьет ли
она немного вина, которое у меня было в баулах. – чтобы укрепить нервы.
– Нет, –
сказала она. – Я не нуждаюсь в этом. Но вы, конечно, хотели бы увидеть,
кто эта, непрошеная, сидит с вами. Здесь есть фонарь.
Она
перегнулась назад и вынула из кормового камбуза фонарь, в котором была свеча.
Редко я так волновался, как в ту минуту, когда, подав ей спички, ждал света.
Пока она
это делала, я видел тонкую руку и железный переплет фонаря, оживающий внутри
ярким огнем. Тени, колеблясь, перебежали в лодке. Тогда Фрези Грант захлопнула
крышку фонаря, поставила его между нами и сбросила покрывало. Я никогда не
забуду ее – такой, как видел теперь.
Вокруг
неб стоял отсвет, теряясь среди перекатов волн. Правильное, почти круглое лицо
с красивой, нежной улыбкой было полно прелестной, нервной игры, выражавшей в
данный момент, что она забавляется моим возрастающим изумлением. Но в ее черных
глазах стояла неподвижная точка; глаза, если присмотреться к ним, вносили
впечатление грозного и томительного упорства; необъяснимую сжатость,
молчание, – большее, чем молчание сжатых губ. В черных еЛ волосах блестел жемчуг
гребней. Кружевное платье оттенка слоновой кости, с открытыми гибкими плечами,
так же безупречно белыми, как лицо, легло вокруг стана широким опрокинутым
веером, из пены которого выступила, покачиваясь, маленькая нога в золотой
туфельке. Она сидела, опираясь отставленными руками о палубу кормы, нагнувшись
ко мне слегка, словно хотела дать лучше рассмотреть свою внезапную красоту.
Казалось, не среди опасностей морской ночи, а в дальнем углу дворца присела,
устав от музыки и толпы, эта удивительная фигура.
Я
смотрел, дивясь, что не ищу объяснения. Все перелетело, изменилось во мне, и
хотя чувства правильно отвечали действию, их острота превозмогла всякую мысль.
Я слышал стук своего сердца в груди, шее, висках; оно стучало все быстрее и
тише, быстрее и тише. Вдруг меня охватил страх; он рванул и исчез.
– Не
бойтесь, – сказала она. Голос ее изменился, он стал мне знаком, и я
вспомнил, когда слышал его. – Я вас оставлю, а вы слушайте, что
скажу. Как станет светать, держите на юг и гребите так скоро, как хватит сил. С
восходом солнца встретится вам парусное судно, и оно возьмет вас на борт. Судно
идет в Гель-Гью, и, как вы туда прибудете, мы там увидимся. Никто не должен
знать, что я была с вами, – кроме одной, которая пока скрыта. Вы очень
хотите увидеть Биче Сениэль, и вы встретите ее, но помните, что ей нельзя
сказать обо мне. Я была с вами потому, чтобы вам не было жутко и одиноко.
– Ночь
темна, – сказал я, с трудом поднимая взгляд, так как утомился смотреть –
Волны, одна волны кругом!
Она
встала и положила руку на мою голову. Как мрамор в луче, сверкала ее рука.
– Для
меня там, – был тихий ответ, – одни волны, и среди них есть остров;
он сияет все дальше, все ярче. Я тороплюсь, я спешу; я увижу его с рассветом.
Прощайте! Все ли еще собираете свой венок? Блестят ли его цветы? Не скучно ли
на темной дороге?
– Что
мне сказать вам? – ответил я. – Вы здесь, это и есть мой ответ. Где
остров, о котором вы говорите? Почему вы одна? Что вам угрожает? Что хранит
вас?
– О, –
сказала она печально, – не задумывайтесь о мраке. Я повинуясь себе и знаю,
чего хочу. Но об этом говорить нельзя.
Пламя
свечи сияло; так был резок его блеск, что я снова отвел глаза. Я видел черные
плавники, пересекающие волну, подобно буям; их хищные движения вокруг шлюпки,
их беспокойное снование взад и вперед отдавало угрозой.
– Кто
это? – сказал я. – Кто эти чудовища вокруг нас?
– Не
обращайте внимания и не бойтесь за меня, – ответила она. – Кто бы ни
были они в своей жадной надежде, ни тронуть меня, ни повредить мне они больше
не могут.
В то время,
как она говорила это, я поднял глаза.
– Фрези
Грант! – вскричал я с тоской, потому что жалость охватила меня. –
Назад!..
Она была
на воде, невдалеке, с правой стороны, и ее медленно относило волной. Она отступала,
полуоборотясь ко мне, и, приподняв руку, всматривалась, как если бы уходила от
постели уснувшего человека, опасаясь разбудить его неосторожным движением.
Видя, что я смотрю, она кивнула и улыбнулась.
Уже не
совсем ясно видел я, как быстро и легко она бежит прочь, – совсем как
девушка в темной, огромной зале.
И тотчас
дьявольские плавники акул или других мертвящих нервы созданий, которые показывались,
как прорыв снизу черным резцом, повернули стремглав в ту сторону, куда скрылась
Фрези Грант, бегущая по волнам, и, скользнув отрывисто, скачками, исчезли.
Я был
один; покачивался среди волн и смотрел на фонарь; свеча его догорала.
Хор
мыслей пролетел и утих. Прошло некоторое время, в течение которого я не
осознавал, что делаю и где нахожусь; затем такое сознание стало появляться
отрывками. Иногда я старался понять, вспомнить – с кем и когда сидела в лодке
молодая женщина в кружевном платье.
Понемногу
я начал грести, так как океан изменился. Я мог определить юг. Неясно стал виден
простор волн; вдали над ними тронулась светлая лавина востока, устремив яркие
копья наступающего огня, скрытого облаками. Они пронеслись мимо восходящего
солнца, как паруса. Волны начали блестеть; теплый ветер боролся со свежестью;
наконец утренние лучи согнали призрачный мир рассвета, и начался день.
Теперь
не было у меня уже той живой связи с ночной сценой, как в момент действия, и
каждая следующая минута несла новое расстояние, – как между поездом и
сверкнувшим в его конце прелестным пейзажем, летящим – едва возник – прочь, в
горизонтальную бездну. Казалось мне, что прошло несколько дней, и я только
помнил. Впечатление было разорвано собственной силой. Это наступление
громадного расстояния произошло быстрее, чем ветер вырывает из рук платок.
Тогда я не был способен правильно судить о своем состоянии. Оно прошло сложный,
трудный путь, не повторимый ни при каком возбуждении мысли. Я был один в
шлюпке, греб на юг и, задумчиво улыбаясь, присматривался к воде, как будто
ожидал действительно заметить след маленьких ног Фрези Грант.
Я
захотел пить и, так как бочонок для воды оказался пуст, осушил бутылку вина. На
этот раз оно не произвело обыкновенного действия. Мое состояние было ни
нормально, ни эксцессивно – особое состояние, которое не с чем сравнить, разве
лишь с выходом из темных пещер на приветливую траву. Я греб к югу, пристально
рассматривая горизонт.
В
одиннадцать двадцать утра на горизонте показались косые паруса с кливерами,
стало быть, небольшое судно, шедшее, как указывало положение парусов, к
юго-западу при половинном ветре. Рассмотрев судно в бинокль, я определил, что взяв
под нижний угол к линии его курса, могу встретить его не позднее, чем через
тридцать – сорок минут. Судно было изрядно нагружено, шло ровно, с небольшим
креном.
Вскоре я
заметил, что меня увидели с его палубы. Судно сделало поворот и стало двигаться
на меня, в то время как я сам греб изо всех сил. На расстоянии далеко
хватающего крика я мог уже различить без бинокля несколько человек,
всматривающихся в мою сторону. Один из них смотрел в зрительную трубу, причем
схватил за плечо своего соседа, указывая ему на меня движением трубы. Появление
судна некоторое время казалось мне нереальным; лишь начав различать лица, я
встрепенулся, поняв свое положение. Судно легло в дрейф, готовясь меня принять;
я был от него на расстоянии десяти минут поспешной гребли. Подплывая, я увидел
восемь человек, считая женщину, сидевшую на борту боком, держась за ванту, и
понял по выражению лиц, что все они крайне изумлены.
Когда
между мной и шкуной оказалось расстояние, незатруднительное для разговора, мне
не пришлось начать первому. Едва я открыл рот, как с палубы закричали, чтобы я
скорее подплывал. После того, среди сочувственных восклицаний, на дно шлюпки
упал брошенный матросом причал, и я продел его в носовое кольцо.
– Все
потонули, кроме вас? – сказал долговязый шкипер, в то время как я ступал
на спущенный веревочный трап.
– Сколько
дней в море? – спросил матрос.
– Не
набрасывайтесь на пищу! – испуганно заявила женщина. Она оказалась молодой
девушкой; ее левый глаз был завязан черным платком. Здоровый голубой глаз
смотрел на меня с ужасом и упоением.
Я
ответил, когда ступил на палубу, причем случайно пошатнулся и был немедленно подхвачен.
– Мой
случай – совершенно особый, – сказал я. – Позвольте мне сесть. –
Я сел на быстро подставленное опрокинутое ведро. – Куда вы плывете?
– Он
не так слаб! – заметил шкипер.
– Мы
держим в Гель-Гью, – сообщил одинокий голубой глаз. – Теперь вы в
безопасности. Я принесу виски.
Я
осмотрел этих славных людей. Они переживали событие. Лишь спустя некоторое
время они освоились с моим присутствием, сильно их волновавшим, и мы начали
объясняться.
|