Увеличить |
Глава XIV
«Бегущая
по волнам» приближалась к бухте, раскинутой широким охватом отступившего в
глубину берега. Оттуда шел смутный перебой гула. Гез, Бутлер и Синкрайт стояли
у борта. Команда тянула фалы и брасы, переходя от мачты к мачте.
Берег
развертывался мрачной перспективой фабричных труб, опоясанных слоями черного
дыма. Береговая линия, где угрюмые фасады, акведуки, мосты, краны, цистерны и
склады теснились среди рельсовых путей, напоминала затейливый силуэт: так было
здесь все черно от угля и копоти. Стон ударов по железу набрасывался со всех
концов зрелища; грохот паровых молотов, цикады маленьких молотков, пронзительный
визг пил, обморочное дребезжание подвод – все это, если слушать, не разделяя
звуков, составляло один крик. Среди рева металлов, отстукивая и частя,
выбрасывали гнилой пар сотни всяческих труб. У молов, покрытых складами и
сооружениями, вид которых напоминал орудия пытки, – так много крюков и
цепей болталось среди этих подобий Эйфелевой башни, – стояли баржи и
пароходы, пыля выгружаемым каменным углем.
«Бегущая
по волнам» опустила якорь. Паруса упали, потом исчезли. Встретив Бутлера, я
спросил, долго ли мы пробудем в Дагоне. Он сказал, что скоро начнут грузить, и
действительно, прошло около получаса, как буксир подвел к нам четырехугольный
тяжелый баркас, из трюма которого носильщики стали таскать по трапу крепкие
деревянные ящики. Чистая палуба «Бегущей» покрылась грязью и пылью. Я ушел к
себе, где некоторое время слышал однообразную звуковую картину. топот босых
ног, стук брошенного па скат ящика и хриплые голоса. Так продолжалось часа два.
Наконец установилась относительная тишина. Все рабочие, как я видел это в
иллюминатор, сошли на шаланду, и буксир потащил ее в порт.
Вскоре
после этого к навесному трапу, опущенному по той стороне корабля, где находилась
моя каюта, подплыла лодка, управляемая наемным лодочником. Шлюпка прошла так
близко от иллюминатора, что я бегло рассмотрел ее пассажиров. Это были три
женщины: рыжая, худенькая, с сжатым ртом и прищуренными глазами; крупная,
заносчивого вида, блондинка, и третья – бледная, черноволосая, нервного,
угловатого сложения. Махая руками, эти три женщины встали, смотря наверх и
выкрикивая какие-то отчаянные приветствия. На их плечах были кружевные накидки;
волосы подобраны с грубой пышностью, какой принято поражать в известных местах;
сильно напудренная, театрально подбоченясь, в шелковых платьях, кольцах и ожерельях,
компания эта быстро пересекла круглый экран пространства, открываемого иллюминатором.
Я заметил картонки и чемоданы. Гез получил гостей.
Даже не
поднимаясь на палубу, я мог отлично представить сцену встречи женщин. Для этого
не требовалось изучения нравов. Пока я мысленно видел плохую игру в хорошие
манеры, а также ненатурально подчеркнутую галантность, – в отдалении
послышалось, как весь отряд бредет вниз. Частые шаги женщин и тяжелая походка
мужчин проследовали мимо моей двери, причем на слова, сказанные кем-то
вполголоса, раздался взрыв смеха.
В каюте
Геза стоял портрет неизвестной девушки. Участники оргии собрались в полном
составе. Я плыл на корабле с темной историей и подозрительным капитаном, ожидая
должных случиться событий, ради цели неясной и начинающей оборачиваться голосом
чувства, так же странного при этих обстоятельствах, как ревнивое желание
разобрать, о чем шепчутся за стеной.
Во всем
крылся великий и опасный сарказм, зародивший тревогу. Я ждал, что Гез сохранит
в распутстве своем, по крайней мере, возможную элегантность, – так я думал
по некоторым его личным чертам; но поведение Геза заставило ожидать худших
вещей, а потому я утвердился в намерении совершенно уединиться. Сильнее всего
мучила меня мысль, что, выходя на палубу днем, я рисковал, против воли, быть
втянутым в удалую компанию. Мне оставались – раннее, еще дремотное утро и
глухая ночь.
Пока я
так рассуждал, стало смеркаться. Береговой шум раздавался теперь глуше; я слышал,
как под окрики Бутлера ставят паруса, делаются приготовления плыть далее.
Брашпиль начал выворачивать якорь, и погромыхивающий треск якорной цепи
некоторое время был главным звуком на корабле. Наконец произвели поворот. Я
видел, как черный, в огнях, берег уходит влево и океан расстилает чистый
горизонт, озаренный закатом. Смотря в иллюминатор, я по движению волн, плывущих
на меня, но отходящих по борту дальше, назад, минуя окно, заметил, что
«Бегущая» идет довольно быстро.
Из
столовой донесся торжествующий женский крик; потом долго хохотал Синкрайт. По
коридору промчался Гораций, бренча посудой. Затем я слышал, как его распекала.
После того неожиданно у моей двери раздались шаги, и подошедший стукнул. Я
немедленно открыл дверь.
Это был
надушенный и осмелевший Синкрайт, в первом заряде разгульного настроения. Когда
дверь открылась, – из салона, сквозь громкий разговор, послышалось
треньканье гитар.
Повинуясь
моему взгляду, Синкрайт закрыл дверь и преувеличенно вежливо поклонился.
– Капитан
Гез просит вас сделать честь пожаловать к столу, – заявил он.
– Передайте
капитану мою искреннюю благодарность, – ответил я с досадой, – но
скажите также, что я отказываюсь.
– Надеюсь,
вас можно убедить, – продолжал Синкрайт, – тем более, что все мы
будем очень огорчены.
– Едва
ли вы убедите меня. Я намерен провести вечер один.
– Хорошо! –
сказал он удивленно и вышел, повторяя: – Жаль, очень жаль!
Предчувствуя
дальнейшие покушения, я взял перо, бумагу и сел к столу. Я начал писать Лерху,
рассчитывая послать это письмо при первой остановке. Я хотел иметь крупную
сумму.
На
второй странице письма снова раздался настойчивый стук; не дожидаясь
разрешения, в каюту вступил Гез.
|