Глава XVI
Прошло
минут пятнадцать, как, несколько успокоясь, я представил эту возможность. Вдруг
шум, слышный на расстоянии коридора, словно бы за стеной, перешел в коридор.
Все или почти все вышли оттуда, возясь около моей двери с угрожающими и
беспокойными криками. Было слышно каждое слово.
– Оставьте
ее! – закричала женщина. Вторая злобно твердила:
– Дура
ты, дура! Зачем тебя черт понес с нами? Послышался плач, возня; затем ужасный,
истерический крик:
– Я
не могу, не могу! Уйдите, уйдите к черту, оставьте меня!
– Замолчи! –
крикнул Гез, По-видимому, он зажимал ей рот. – Иди сюда. Берите ее, Синкрайт!
Возня,
молчание и трение о стену ногами, перемешиваясь с частым дыханием, показали,
что упрямство или другой род сопротивления хотят сломить силой. Затем долгий,
неистовый визг оборвался криком Геза: «Она кусается, дьявол!» – и позорный звук
тяжелой пощечины прозвучал среди громких рыданий. Они перешли в вопль, и я
открыл дверь.
Мое
внезапное появление придало гнусной картине краткую неподвижность. На заднем
плане, в дверях салона, стоял сумрачный Бутлер, держа за талию раскрасневшуюся
блондинку и наблюдая происходящее с невозмутимостью уличного прохожего. Гез
тащил в салон темноволосую девушку; тянул ее за руку. Ее лиф был расстегнут,
платье сползло с плеч, и, совершенно ошалев, пьяная, с закрытыми глазами, она
судорожно рыдала; пытаясь вырваться, она едва не падала на Синкрайта, который,
увидев меня, выпустил другую руку жертвы. Рыжая женщина, презрительно
подбоченясь, смотрела свысока на темноволосую и курила, отбрасывая руку от рта
резким движением хмельной твари.
– Пора
прекратить скандал, – сказал я твердо. – Довольно этого безобразия.
Вы, Гез, ударили эту женщину.
– Прочь! –
крикнул он, наклонив голову.
Одновременно
с тем он опустил руку так, что не ожидавшая этого женщина повернулась вокруг себя
и хлопнулась спиной о стену. Ее глаза дико открылись. Она была жалка и мутно, синевато
бледна.
– Скотина! –
Она говорила, задыхаясь и хрипя, указывая на Геза пальцем. – Это он! Негодяй
ты! Послушайте, что было, – обратилась она ко мне. – Было пари. Я проиграла.
Проигравший должен выпить бутылку. Я больше пить не могу. Мне худо. Я выпила
столько, что и не угнаться этим соплякам. Насильно со мной ничего не сделаешь.
Я больна.
– Идешь
ты? – сказал Гез, хватая ее за шею. Она вскрикнула и плюнула ему в лицо. Я
успел поймать занесенную руку капитана, так как его кулак мелькнул мимо меня.
– Ступайте,
ступайте! – испуганно закричал Синкрайт. – Это не ваше дело!
Я
боролся с Гезом. Видя, что я заступился, женщина вывернулась и отбежала за мою
спину. Изогнувшись, Гез отчаянным усилием вырвал от меня свою руку. Он был в
слепом бешенстве. Дрожали его плечи, руки; тряслось и кривилось лицо. Он
размахнулся; удар пришелся мне по локтю левой руки, которой я прикрыл голову.
Тогда, с искренним сожалением о невозможности сохранять далее мирную позицию, я
измерил расстояние и нанес ему прямой удар в рот, после чего Гез грохнулся во
весь рост, стукнув затылком.
– Довольно!
Довольно! – закричал Бутлер. Женщины, взвизгнув, исчезли, Бутлер встал
между мной и поверженным капитаном, которого, приподняв под мышки, Синкрайт
пытался прислонить к стенке. Наконец Гез открыл глаза и подобрал ногу; видя,
что он жив, я вошел в каюту и повернул ключ.
Все трое
говорили за дверью промеж себя, и я время от времени слышал отчетливые ругательства.
Разговор перешел в подозрительный шепот; потом кто-то из них выразил удивление
коротким восклицанием и ушел наверх довольно поспешно. Мне показалось, что это
Синкрайт. В то же время я приготовил револьвер, так как следовало ожидать
продолжения. Хотя нельзя было допустить избиения женщины – безотносительно к ее
репутации, – в чувствах моих образовалась скверная муть, подобная
оскомине.
Послышались
шаги возвратившегося Синкрайта. Это был он, так как, придя, он громко сказал:
– Однако
наш пассажир молодец! И то правду сказать, вы первый начали!
– Да,
я погорячился, – ответил, вздохнув Гез. – Ну, что же, я наказан – и
за дело; мне нельзя так распускаться. Да, я вел себя безобразно. Как вы
думаете, что теперь сделать?
– Странный
вопрос. На вашем месте я немедленно уладил бы всю историю.
– Смотрите,
Гез! – сказал Бутлер; понизив голос, он прибавил: – Мне все равно, но –
знайте, что я сказал. И не забудьте.
Гез
медленно рассмеялся.
– В
самом деле! – сказал он. – Я сделаю это немедленно.
Капитан
подошел к моей двери и постучал кулаком с решимостью нервной, прямой натуры.
– Кто
стучит? – спросил я, поддерживая нелепую игру.
– Это
я, Гез. Не бойтесь открыть. Я жалею о том, что произошло.
– Если
вы действительно раскаиваетесь, – возразил я, мало веря его
заявлению, – то скажете мне то же самое, что теперь, но только утром.
Раздался
странный скрип, напоминающий скрежет.
– Вы
слушаете? – сказал Гез сумрачно, подавленным тоном. – Я клянусь вам.
Вы можете мне поверить. Я стыжусь себя. Я готов сделать что угодно, только чтобы
иметь возможность немедленно пожать вашу РУКУ.
Я знал,
что битые часто проникаются уважением и – как это ни странно – иногда даже
симпатией к тем, кто их физически образумил. Судя по тону и смыслу настойчивых
заявлений Геза, я решил, что сопротивляться будет напрасной жестокостью. Я
открыл дверь и, не выпуская револьвера, стоял на пороге.
Взгляд
Геза объяснял все, но было уже поздно. Синкрайт захватил дверь. Пять или шесть
матросов, по-видимому сошедших вниз крадучись, так как я шагов не слышал,
стояли наготове, ожидая приказания. Гез вытирал платком распухшую губу.
– Кажется,
я имел глупость вам поверить, – сказал я.
– Держите
его, – обратился Гез к матросам. – Отнимите револьвер!
Прежде
чем несколько рук успели поймать мою руку, я увернулся и выстрелил два раза, но
Гез отделался только тем, что согнулся, отскочив в сторону. Прицелу помешали
толчки. После этого я был обезоружен и притиснут к стене. Меня держали так
крепко, что я мог только поворачивать голову.
– Вы
меня ударили, – сказал Гез. – Вы все время оскорбляли меня. Вы дали
мне понять, что я вас ограбил. Вы держали себя так, как будто я ваш слуга. Вы
сели мне на шею, а теперь пытались убить. Я вас не трону. Я мог бы заковать вас
и бросить в трюм, но не сделаю этого. Вы немедленно покинете судно. Не головой
вниз, – я не так жесток, как болтают обо мне разные дураки. Вам дадут
шлюпку и весла. Но я больше не хочу видеть вас здесь.
Этого я
не ожидал, и хотя был сильно встревожен, мой гнев дошел до предела, за которым
я предпочитал все опасности моря и суши дальнейшим издевательствам Геза.
– Вы
затеваете убийство, – сказал я. – Но помните, что до Дагона никак не
более ста миль, и, если я попаду на берег, вы дадите ответ суду.
– Сколько
угодно, – ответил Гез. – За такое редкое удовольствие я согласен
заплатить головой. Вспомните, однако, при каких странных условиях вы появились
на корабле! Этому есть свидетели. Покинуть «Бегущую по волнам» тайно
– в вашем духе. Этому будут свидетели.
Он
декламировал, наслаждаясь грозной ролью и закусив удила. Я оглядел матросов. То
был подвыпивший, мрачный сброд, ничего не терявший, если бы ему даже приказали
меня повесить. Лишь молчавший до сего Бутлер решился возразить:
– Не
будет ли немного много, капитан? Гез так посмотрел на него, что тот плюнул и
ушел. Капитан был совершенно невменяем. Как ни странно, именно эти слова
Бутлера подстегнули мою решимость спокойно сойти в шлюпку. Теперь я не остался
бы ни при каких просьбах. Мое негодование было безмерно и перешагнуло всякий
расчет.
– Давай
шлюпку, подлец! – сказал я.
Все мы
быстро поднялись наверх. Стоял мрак, но скоро принесли фонарь. «Бегущая» легла
в дрейф. Все это совершалось безмолвно, – так казалось мне, потому что я
был в состоянии напряженной, болезненной отрешенности. Матросы принесли мои
вещи. Я не считал их и не проверял. Значение совершающегося смутно маячило в
далеком углу сознания. Были приспущены тали, и я вошел в шлюпку, повисшую над
водой. Со мной вошел матрос, испуганно твердя: «Смотрите, вот весла». Затем
неизвестные руки перебросили мои вещи. Фигур на борту я не различал. «К дьяволу!»
– сказал Гез. Матрос, двигая фонарем, яркое пятно которого создавало на шлюпке
странный уют, держался за борт, ожидая, когда меня спустят вниз. Наконец шлюпка
двинулась и встряхнулась на поддавшей ровной волне. Стало качать. Матрос
отцепил тали и исчез, карабкаясь по ним вверх.
Все было
кончено. Волны уже отнесли шлюпку от корабля так, что я видел, как бы через
мостовую, ряд круглых освещенных окон низкого дома.
|