Увеличить |
Запись 20-я
Конспект:
Разряд. Материал идей.
Нулевой утес
Разряд – самое подходящее определение. Теперь я вижу, что
это было именно как электрический разряд. Пульс моих последних дней становится
все суше, все чаще, все напряженней – полюсы все ближе – сухое потрескивание –
еще миллиметр: взрыв, потом – тишина.
Во мне теперь очень тихо и пусто – как в доме, когда все
ушли и лежишь один, больной, и так ясно слышишь отчетливое металлическое
постукивание мыслей.
Быть может, этот «разряд» излечил меня наконец от моей
мучительной «души» – и я снова стал, как все мы. По крайней мере, сейчас я без
всякой боли мысленно вижу О на ступенях Куба, вижу ее в Газовом Колоколе. И
если там, в Операционном, она назовет мое имя – пусть: в последний момент – я
набожно и благодарно лобызну карающую руку Благодетеля. У меня по отношению к
Единому Государству есть это право – понести кару, и этого права я не уступлю.
Никто из нас, нумеров, не должен, не смеет отказаться от этого единственного
своего – тем ценнейшего – права.
…Тихонько, металлически-отчетливо постукивают мысли;
неведомый аэро уносит меня в синюю высь моих любимых абстракций. И я вижу, как
здесь – в чистейшем, разреженном воздухе – с легким треском, как пневматическая
шина, – лопается мое рассуждение «о действенном праве». И я вижу ясно, что
это только отрыжка нелепого предрассудка древних – их идеи о «праве».
Есть идеи глиняные – и есть идеи, навеки изваянные из золота
или драгоценного нашего стекла. И чтобы определить материал идеи, нужно только
капнуть на него сильнодействующей кислотой. Одну из таких кислот знали и
древние: reductio ad finem. Кажется, это называлось у них так; но они боялись
этого яда, они предпочитали видеть хоть какое-нибудь, хоть глиняное, хоть
игрушечное небо, чем синее ничто. Мы же – слава Благодетелю – взрослые, и
игрушки нам не нужны.
Так вот – если капнуть на идею «права». Даже у древних –
наиболее взрослые знали: источник права – сила, право – функция от силы. И вот
– две чашки весов! На одной – грамм, на другой – тонна, на одной – «я», на
другой – «мы», Единое Государство. Не ясно ли: допускать, что у «я» могут быть
какие-то «права» по отношению к Государству, и допускать, что грамм может уравновесить
тонну, – это совершенно одно и то же. Отсюда – распределение: тонне –
права, грамму – обязанности; и естественный путь от ничтожества к величию:
забыть, что ты – грамм, и почувствовать себя миллионной долей тонны…
Вы, пышнотелые, румяные венеряне, вы, закопченные, как
кузнецы, ураниты – я слышу в своей синей тишине ваш ропот. Но поймите же вы:
все великое – просто; поймите же: незыблемы и вечны только четыре правила
арифметики. И великой, незыблемой, вечной – пребудет только мораль, построенная
на четырех правилах. Это – последняя мудрость, это – вершина той пирамиды, на
которую люди – красные от пота, брыкаясь и хрипя, карабкались веками. И с этой
вершины – там, на дне, где ничтожными червями еще копошится нечто, уцелевшее в
нас от дикости предков, – с этой вершины одинаковы: и противозаконная мать
– О, и убийца, и тот безумец, дерзнувший бросить стихом в Единое Государство; и
одинаков для них суд: довременная смерть. Это – то самое божественное
правосудие, о каком мечтали каменнодомовые люди, освещенные розовыми наивными
лучами утра истории: их «Бог» – хулу на Святую Церковь – карал так же, как
убийство.
Вы, ураниты, – суровые и черные, как древние испанцы,
мудро умевшие сжигать на кострах, – вы молчите, мне кажется, вы – со мною.
Но я слышу: розовые венеряне – что-то там о пытках, казнях, о возврате к
варварским временам. Дорогие мои: мне жаль вас – вы не способны
философски-математически мыслить.
Человеческая история идет вверх кругами – как аэро. Круги
разные – золотые, кровавые, но все они одинаково разделены на 360 градусов. И
вот от нуля – вперед: 10, 20, 200, 360 градусов – опять нуль. Да, мы вернулись
к нулю – да. Но для моего математически мыслящего ума ясно: нуль – совсем
другой, новый. Мы пошли от нуля вправо – мы вернулись к нулю слева, и потому:
вместо плюса нуль – у нас минус нуль. Понимаете?
Этот Нуль мне видится каким-то молчаливым, громадным, узким,
острым, как нож, утесом. В свирепой, косматой темноте, затаив дыхание, мы
отчалили от черной ночной стороны Нулевого Утеса. Века – мы, Колумбы, плыли,
плыли, мы обогнули всю землю кругом, и, наконец, ура! Салют – и все на мачты:
перед нами – другой, дотоле неведомый бок Нулевого Утеса, озаренный полярным
сиянием Единого Государства, голубая глыба, искры радуги, солнца – сотни солнц,
миллиарды радуг…
Что из того, что лишь толщиною ножа отделены мы от другой
стороны Нулевого Утеса. Нож – самое прочное, самое бессмертное, самое
гениальное из всего, созданного человеком. Нож – был гильотиной, нож –
универсальный способ разрешить все узлы, и по острию ножа идет путь парадоксов
– единственно достойный бесстрашного ума путь…
|