13. Переговоры
Я снова
повернулся и пошел к морю. Горячий ручей растекся по тинистой песчаной отмели,
где ползало множество крабов и каких-то длиннотелых многоногих животных;
услышав мои шаги, они сразу обратились в бегство. Я дошел до самого моря, и мне
показалось, что я спасен. Обернувшись назад, я стал смотреть на густую зелень
позади меня, словно шрамом, прорезанную едва видным оврагом. Я был слишком
взволнован и, по правде говоря (хотя люди, которые никогда не испытывали
опасности, не поверят мне), слишком отчаялся, чтобы умирать.
Мне
пришла в голову мысль, что у меня есть еще выход. Пока Моро и Монтгомери вместе
со звероподобными людьми обшаривают остров в глубине, не могу ли я обойти его
по берегу и добраться до ограды? Что, если обойти их с фланга, выломать из
ограды камень, сбить замок с маленькой двери и найти какой-нибудь нож, пистолет
или другое оружие, а когда они вернутся, вступить в бой? Во всяком случае, я
мог бы дорого продать свою жизнь.
Я
повернул к западу и пошел по берегу моря. Заходящее солнце слепило меня. Слабый
тихоокеанский прилив поднимался с тихим журчанием.
Берег
свернул к югу, и солнце очутилось справа от меня. И вдруг далеко впереди из
кустов появились сначала одна, а потом несколько фигур. Это были Моро с
собакой, Монтгомери и еще двое. Увидя их, я остановился.
Они тоже
увидели меня и стали приближаться, размахивая руками. Я стоял, ожидая их. Оба
звероподобных человека побежали вперед, чтобы отрезать мне путь к кустам.
Монтгомери спешил прямо ко мне. Моро с собакой следовал за ним.
Я
наконец опомнился, побежал к морю и бросился в воду. Но у берега было очень
мелко. Я прошел не менее тридцати ярдов, прежде чем погрузился по пояс. Видно
было, как рыбы удирали от меня в разные стороны.
– Что
вы делаете! – крикнул Монтгомери.
Я
повернулся к ним, стоя по пояс в воде. Монтгомери остановился, задыхаясь, на
самом краю берега. Его лицо было багровым от бега, длинные льняные волосы
растрепались, а отвисшая нижняя губа открывала редкие зубы. Тем временем
подошел Моро. Лицо его было бледно и решительно; собака залаяла на меня. У
обоих в руках были хлысты. Из-за их спин на меня во все глаза глядели
звероподобные люди.
– Что
делаю? Хочу утопиться, – ответил я.
Монтгомери
и Моро переглянулись.
– Почему? –
спросил Моро.
– Потому
что это лучше, чем подвергнуться вашим пыткам.
– Говорил
я вам, – сказал Монтгомери, и Моро что-то тихо ответил.
– Почему
вы думаете, что я подвергну вас пыткам? – спросил Моро.
– Потому
что я все видел, – ответил я. – И вот эти… вот они!
– Те! –
сказал Моро и предостерегающе поднял руку.
– Я
не дамся, – сказал я. – Это были люди. А что они теперь? Но со мной у
вас ничего не выйдет.
Я
взглянул через их головы. На берегу стоял Млинг, слуга Монтгомери, и одно из
закутанных в белое существ с баркаса. Дальше, в тени деревьев, я увидел
маленького обезьяно-человека и еще несколько смутных фигур.
– Кто
они теперь? – спросил я, указывая на них и все больше повышая голос, чтобы
они услышали меня. – Они были людьми, такими же людьми, как вы сами, а вы
их сделали животными, вы их поработили и все же боитесь их. Эй,
слушайте! – крикнул я, обращаясь к звероподобным людям и указывая на
Моро. – Слушайте! Разве вы не видите, что они оба еще боятся вас, трепещут
перед вами? Почему же вы тогда боитесь их? Вас много…
– Прендик! –
крикнул Монтгомери. – Ради бога замолчите!
– Прендик! –
подхватил и Моро.
Они
кричали оба вместе, стараясь заглушить мой голос. А за их спинами виднелись
угрожающие лица звероподобных людей, с уродливо висящими руками и сгорбленными
спинами. Мне тогда казалось, они старались понять меня, припомнить что-то из
своего человеческого прошлого.
Я
продолжал кричать, но что, помню плохо. Кажется, что надо убить Моро и
Монтгомери, что их нечего бояться. Эти мысли я вложил в головы звероподобных
людей на собственную погибель. Я увидел, как зеленоглазый человек в темных
лохмотьях, которого я повстречал в первый вечер своего приезда, вышел из-за
деревьев, и остальные последовали за ним, чтобы лучше слышать меня.
Наконец
я замолчал, переводя дух.
– Выслушайте
меня, – сказал решительным голосом Моро, – а потом говорите все, что
угодно.
– Ну? –
сказал я.
Он
откашлялся, подумал и затем воскликнул:
– Латынь,
Прендик, я буду говорить на скверной школьной латыни! Но постарайтесь все же
понять! Hi
non sunt homines, sunt animalia qui nos habemus…[1] в
общем… подвергли вивисекции. Человекообразовательный
процесс. Я вам все объясню. Выходите на берег.
Я
засмеялся.
– Ловко
придумано! – сказал я. – Они разговаривают, строят жилища, готовят
еду. Они были людьми. Так я и выйду на берег!
– Здесь
очень глубоко и полно акул.
– Именно
это мне и нужно, – сказал я. – Быстро и надежно. Прощайте!
– Подождите! –
Он вынул из кармана что-то блестящее, сверкнувшее на солнце, и бросил на землю.
– Это
заряженный револьвер, – сказал он. – Монтгомери сделает то же самое.
Потом мы отойдем по берегу на расстояние, которое вы сами укажете. Тогда вы
выйдете и возьмете револьверы.
– Не
выйдет. У вас, конечно, есть еще третий.
– Подумайте
хорошенько, Прендик. Во-первых, я не звал вас на этот остров. Во-вторых, мы
усыпили вас вчера и могли делать с вами что хотели, и, наконец, подумайте, ведь
теперь ваш первый страх уже прошел и вы способны соображать, – разве
характер Монтгомери подходит к той роли, которую вы ему приписываете? Мы
гнались за вами для вашего же блага. Этот остров населен множеством злобных
существ. Зачем нам стрелять в вас, когда вы сами только что хотели утопиться?
– А
зачем вы напустили на меня своих людей там, в пещере?
– Мы
хотели схватить вас и избавить от опасности. А потом мы намеренно потеряли ваш
след… для вашего же спасения.
Я
задумался. Все это казалось правдоподобным. Но тут я вспомнил кое-что другое.
– Там,
за оградой, я видел…
– Это
была пума…
– Послушайте,
Прендик, – сказал Монтгомери, – вы упрямый осел. Выходите из воды,
берите револьверы, и поговорим. Ничего другого не остается.
Должен
сознаться, что в то время и, по правде сказать, всегда я не доверял Моро и
боялся его. Но Монтгомери я понимал.
– Отойдите
в сторону, – сказал я и, немного подумав, прибавил: – И поднимите руки.
– Этого
сделать мы не можем, – сказал Монтгомери, выразительно кивая назад. –
Слишком унизительно.
– Ну,
ладно, отойдите тогда к деревьям, – сказал я.
– Вот
идиотство! – буркнул Монтгомери.
Оба
повернулись туда, где стояли на солнце, отбрасывая длинные тени, шесть или семь
уродов – рослые, живые, осязаемые и все же какие-то нереальные. Монтгомери
щелкнул хлыстом, и они тотчас врассыпную бросились за деревья. Когда Монтгомери
и Моро отошли на расстояние, которое показалось мне достаточным, я вышел на
берег, поднял и осмотрел револьверы. Чтобы удостовериться в отсутствии обмана,
я выстрелил в круглый кусок лавы и с удовлетворением увидел, как он рассыпался
в темный порошок. Однако я все еще колебался.
– Ладно,
рискну, – сказал я наконец и, держа по револьверу в каждой руке,
направился к Моро и Монтгомери.
– Вот
так-то лучше, – спокойно сказал Моро. – Ведь я потерял все утро из-за
ваших проклятых выдумок.
И с
оттенком презрения, отчего я почувствовал себя униженным, они с Монтгомери повернулись
и молча пошли вперед.
Кучка
звероподобных людей все еще стояла среди деревьев. Я прошел мимо них, стараясь
сохранять спокойствие. Один хотел было последовать за мной, но, как только
Монтгомери щелкнул хлыстом, сразу обратился в бегство. Остальное наблюдали за
нами. Быть может, когда-то они были животными. Но я никогда еще не видел
животных, пытающихся размышлять.
|
