10. Человеческий крик
Приблизившись
к дому, я увидел, что свет идет из открытой двери моей комнаты, и тотчас же где-то
рядом, в темноте, послышался оклик Монтгомери:
– Прендик!
Я
продолжал бежать. Оклик послышался снова. Я отозвался слабым голосом:
– Эй! –
и в следующее мгновение, шатаясь, очутился возле него.
– Где
вы были? – спросил он, отстраняя меня рукой так что свет, падавший из
двери, бил мне прямо в лицо. – Мы оба были так заняты, что вспомнили о вас
только полчаса назад.
Он ввел
меня в комнату и усадил в шезлонг. Ослепленный светом, я ничего не видел.
– Мы
никак не думали, что вы пойдете бродить по острову, не предупредив нас, –
сказал он. – Я беспокоился. Но… что такое?.. – Последние силы
оставили меня, голова моя упала на грудь. Он заставил меня выпить коньяку,
вероятно, не без торжества.
– Ради
бога, заприте дверь! – сказал я.
– Вероятно,
вы встретились с какой-нибудь из наших достопримечательностей? – спросил
он.
Заперев
дверь, он снова повернулся ко мне. Он не задавал мне больше вопросов, но влил
мне в рот еще коньяку с водой и заставил меня поесть. Я был в изнеможении. Он
пробормотал, что забыл предупредить меня, и только тогда расспросил, когда я
ушел из дому и что видел. Я коротко, отрывочными фразами отвечал ему.
– Скажите
мае, что все это значат? – спросил я, едва владея собой.
– Ничего
особенного, – ответил он. – Но, я думаю, с вас достаточно на сегодня.
Вдруг
раздался раздирающий душу крик пумы. Монтгомери тихо выругался.
– Провалиться
мне, если это место не такое же скверное, как Гауэр-стрит со своими котами.
– Монтгомери,
что это за существо преследовало меня? – спросил я. – Был ли это
зверь или человек?
– Если
вы сейчас же не ляжете спать, – сказал он вместо ответа, – то к утру
совсем сойдете с ума.
Я встал
и подошел к нему вплотную.
– Что
это было за существо? – повторил я.
Он
посмотрел мне прямо в глаза и скривил рот. Взгляд его, минуту назад такой оживленный,
вдруг потускнел.
– Судя
по вашему рассказу, – сказал он, – это, вероятно, был призрак.
Меня
охватило внезапное раздражение, которое, однако, исчезло так же быстро, как и
возникло.
Я снова
опустился в шезлонг и сжал голову руками. Пума опять принялась выть.
Монтгомери
подошел ко мне сзади и положил мне руку на плечо.
– Послушайте,
Прендик, – сказал он. – У меня не было ни малейшего желания брать вас
на этот остров. Но все это не так страшно, как вам кажется, дружище. Просто
нервы у вас совсем сдали. Послушайтесь меня и примите снотворное. Это… будет
продолжаться еще несколько часов. Вы непременно должны заснуть, иначе я ни за
что не ручаюсь.
Я не
отвечал. Понурившись, я закрыл лицо руками. Он ушел и вскоре вернулся с
маленькой склянкой, наполненной какой-то темной жидкостью. Он дал мне ее
выпить. Я беспрекословно проглотил жидкость, и он помог мне лечь в гамак.
Когда я
проснулся, было уже совсем светло. Некоторое время я лежал, уставившись в потолок.
Я обнаружил, что балки сделаны из корабельных шпангоутов. Повернув голову, я
увидел, что на столе стоит завтрак. Я почувствовал голод и хотел было вылезти
из гамака, но гамак предупредил мое намерение, перевернулся и вывалил меня на
пол. Я упал на четвереньки и с трудом встал на ноги.
Потом я
уселся за стол. Голова была тяжелая, в памяти мелькали смутные воспоминания о
вчерашнем. Утренний ветерок задувал в незастекленное окно, и, завтракая, я
испытывал приятное физическое удовлетворение. Вдруг внутренняя дверь, которая
вела во двор, открылась. Я обернулся и увидел Монтгомери.
– Все
в порядке? – спросил он. – Я страшно занят.
Он
тотчас же захлопнул дверь, но немного погодя я заметил, что он забыл ее
запереть.
Мне
невольно припомнилось вчерашнее выражение его лица, а вместе с ним и все происшедшее.
Вспоминая пережитые ужасы, я услышал крик. Теперь это уже не был крик пумы.
Не
донеся куска до рта, я прислушался. Вокруг царила тишина, прерываемая лишь
шепотом утреннего ветерка. Я подумал, что это мне только послышалось.
Просидев
так довольно долго, я снова принялся за еду, все еще прислушиваясь. Через некоторое
время донесся новый звук, тихий и слабый. Я так и замер на месте. Этот звук
потряс меня сильнее, чем все вопли, слышанные мною здесь. На этот раз я не мог
ошибиться, я не сомневался в том, что означали эти слабые, дрожащие звуки: это
были стоны, прерываемые рыданиями я мучительными вздохами. Это стонало уже не
животное. Это были стоны терзаемого человеческого существа.
Поняв
это, я вскочил на ноги и в три прыжка очутился у противоположной стены,
схватился за ручку внутренней двери и широко распахнул ее.
– Прендик,
стойте! – крикнул внезапно появившийся передо мной Монтгомери.
Залаяла
и зарычала испуганная собака. В тазике, стоявшем у порога, была кровь, темная,
с ярко-красными пятнами, и я почувствовал своеобразный запах карболки. Сквозь
открытую дверь в неясной полутьме я увидел нечто привязанное к какому-то
станку, все изрезанное, окровавленное и забинтованное. А потом все это
заслонила седая и страшная голова старого Моро.
В одно
мгновение он схватил меня за плечо своей окровавленной рукой и легко, как
ребенка, швырнул обратно в комнату. Я растянулся на полу, дверь захлопнулась и
скрыла от меня его гневное лицо. Я услышал, как ключ повернулся в замке, а
затем раздался укоризненный возглас Монтгомери.
– Мог
испортить дело всей моей жизни, – услышал я голос Моро.
– Он
не понимает, в чем дело, – сказал Монтгомери и добавил еще что-то, чего я
не расслышал.
– Но
у меня пока нет времени, – произнес Моро.
Остальное
я опять не разобрал. Я встал на ноги и стоял, весь дрожа, полный самых страшных
подозрений. «Возможен ли такой ужас, как вивисекция человека?» – подумал я. Эта
мысль сверкнула, как молния. И в моем затуманенном страхом мозгу возникло
сознание страшной опасности.
|
