12. Глашатаи закона
Что-то
холодное коснулось моей руки. Я вздрогнул и увидел совсем рядом розоватое существо,
очень похожее на ребенка с ободранной кожей. У него были мягкие, но
отталкивающие черты ленивца, низкий лоб, медленные движения. Когда глаза мои
привыкли к темноте, я стал яснее видеть окружающее. Маленькое ленивцеподобное
существо пристально разглядывало меня. Проводник мой куда-то скрылся.
Пещера
оказалась узким ущельем между высокими стенами лавы, трещиной в ее застывшем
извилистом потоке. Густые заросли папоротников и пальм образовали темные, хорошо
укрытые логовища. Извилистое наклонное ущелье имело в ширину не более трех
шагов и было загромождено кучами гниющих плодов и всяких других отбросов,
распространявших удушливое зловоние.
Маленькое
розовое существо, похожее на ленивца, все еще смотрело на меня, когда у отверстия
ближайшего логовища появился мой обезьяноподобный проводник и поманил меня. В
тот же миг какое-то неповоротливое чудовище выползло из другого логовища и
застыло бесформенным силуэтом на фоне яркой зелени, глядя на меня во все глаза.
Я колебался и готов был бежать назад той же дорогой, что привела меня сюда, но
потом решился идти до конца и, взяв за середину свою палку с гвоздем, заполз
вслед за своим проводником в вонючую, тесную берлогу.
Она была
полукруглая, наподобие половинки дупла, и около каменной стены, замыкавшей ее
изнутри, лежала груда кокосовых орехов и всевозможных плодов. Несколько грубых
посудин из камня и дерева стояли на полу, а одна – на кое-как сколоченной
скамье. Огня не было. В самом темном углу пещеры сидело бесформенное существо,
проворчавшее что-то, когда я вошел. Обезьяно-человек стоял на едва освещенном
пороге этого жилища и протягивал мне расколотый кокосовый орех, а я тем
временем заполз в угол и сел на землю. Я взял орех и принялся есть насколько
мог спокойно, несмотря на сильное волнение и почти невыносимую духоту пещеры.
Розовое существо стояло теперь у входа в берлогу, и еще кто-то с темным лицом и
блестящими глазами пристально смотрел на меня через его плечо.
– Эй, –
произнесла таинственная тварь, сидевшая напротив меня.
– Это
человек! Это человек! – затараторил мой проводник. – Человек.
Человек, живой человек, как и я.
– Заткнись, –
ворчливо произнес голос из темноты.
Я ел
кокосовый орех в напряженном молчании. Изо всех сил всматривался я в темноту, но
не мог больше ничего различить.
– Это
человек, – повторил голос. – Он пришел жить с нами?
Голос
был хриплый, с каким-то особенным, поразившим меня присвистом. Но произношение
его было удивительно правильно.
Обезьяно-человек
выжидательно поглядел на меня.
Я понял
его немой вопрос.
– Он
пришел с вами жить, – утвердительно сказал я.
– Это
человек. Он должен узнать Закон.
Теперь я
стал различать какую-то темную груду в углу, какие-то смутные очертания сгорбленной
фигуры. В берлоге стало совсем темно, потому что у входа появились еще две
головы. Рука моя крепче сжала палку. Сидевший в темном углу сказал громче:
– Говори
слова.
Я не
понял.
– Не
ходить на четвереньках – это Закон, – проговорил он нараспев.
Я
растерялся.
– Говори
слова, – сказал, повторив эту фразу, обезьяночеловек, и стоявшие у входа в
пещеру эхом вторили ему каким-то угрожающим тоном.
Я понял,
что должен повторить эту дикую фразу. И тут началось настоящее безумие. Голос в
темноте затянул какую-то дикую литанию, а я и все остальные хором вторили ему.
В то же время все, раскачиваясь из стороны в сторону, хлопали себя по коленям,
и я следовал их примеру. Мне казалось, что я уже умер и нахожусь на том свете.
В темной пещере ужасные темные фигуры, на которые то тут, то там падали слабые
блики света, одновременно раскачивались и распевали:
– Не
ходить на четвереньках – это Закон. Разве мы не люди?
– Не
лакать воду языком – это Закон. Разве мы не люди?
– Не
есть ни мяса, ни рыбы – это Закон. Разве мы не люди?
– Не
обдирать когтями кору с деревьев – это Закон. Разве мы не люди?
– Не
охотиться за другими людьми – это Закон. Разве мы не люди?
И так
далее, от таких диких запретов до запретов на поступки, как мне тогда
показалось, безумные, немыслимые и потрясающе непристойные. Нами овладел
какой-то музыкальный экстаз, мы распевали и раскачивались все быстрее, твердя
этот невероятный Закон. Внешне я как будто заразился настроением этих
звероподобных людей, но в глубине моей души боролись отвращение и насмешка. Мы
перебрали длинный перечень запретов и начали распевать новую формулу:
– Ему
принадлежит Дом страдания.
– Его
рука творит.
– Его
рука поражает.
– Его
рука исцеляет.
И так
далее, снова целый перечень, который почти весь показался мне тарабарщиной о
Нем, кто бы он ни был. Я мог бы подумать, что все это сон, но никогда не
слышал, чтобы пели во сне.
– Ему
принадлежит молния, – пели мы.
– Ему
принадлежит глубокое соленое море.
У меня
родилось ужасное подозрение, что Моро, превратив этих людей в животных, вложил
в их бедные мозги дикую веру, заставил их боготворить себя. Но я слишком хорошо
видел сверкавшие зубы и острые когти сидевших вокруг, чтобы перестать петь.
– Ему
принадлежат звезды на небесах.
Наконец
пение кончилось. Я увидел, что все лицо обезьяночеловека покрыто потом, и глаза
мои, привыкшие теперь к темноте, отчетливее рассмотрели тварь в углу, откуда
слышался хриплый голос. Она была ростом с человека, но как будто покрыта
темно-серой шерстью, почти как у шотландских терьеров.
Кто была
она?
Кто были
все они?
Представьте
себя в окружении самых ужасных калек и помешанных, каких только может создать
воображение, и вы хоть отчасти поймете, что я испытал при виде этих странных
карикатур на людей.
– У
него пять пальцев, пять пальцев, пять пальцев, как у меня, – бормотал
обезьяно-человек.
Я
вытянул руки. Серая тварь в углу наклонилась вперед.
– Не
ходить на четвереньках – это Закон. Разве мы не люди? – снова сказала она.
Она
протянула свою уродливую лапу и схватила мои пальцы. Ее лапа была вроде
оленьего копыта, из которого вырезаны когти. Я чуть не вскрикнул от
неожиданности и боли. Эта тварь наклонилась еще ниже и рассматривала мои ногти,
она сидела так, что свет упал на нее, и я с дрожью отвращения увидел, что это
не лицо человека и не морда животного, а просто какая-то копна серых волос с
тремя еле заметными дугообразными отверстиями для глаз и рта.
– У
него маленькие когти, – сказало волосатое чудовище. – Это хорошо.
Оно
отпустило мою руку, и я инстинктивно схватился за палку.
– Надо
есть коренья и травы – такова его воля, – произнес обезьяно-человек.
– Я
глашатай Закона, – сказало серое чудовище. – Сюда приходят все
новички изучать Закон. Я сижу в темноте и возвещаю Закон.
– Да,
это так, – подтвердило одно из существ, стоявших у входа.
– Ужасная
кара ждет того, кто нарушит Закон. Ему нет спасения.
– Нет
спасения, – повторили звероподобные люди, украдкой косясь друг на друга.
– Нет
спасения, – повторил обезьяно-человек. – Нет спасения. Смотри!
Однажды я совершил провинность, плохо поступил. Я все бормотал, бормотал,
перестал говорить. Никто не мог меня понять. Меня наказали, вот на руке клеймо.
Он добр, он велик.
– Нет
спасения, – сказала серая тварь в углу.
– Нет
спасения, – повторили звероподобные люди, подозрительно косясь друг на
друга.
– У
каждого есть недостаток, – сказал глашатай Закона. – Какой у тебя недостаток,
мы не знаем, но узнаем потом. Некоторые любят преследовать бегущего,
подстерегать и красться, поджидать и набрасываться, убивать и кусать, сильно
кусать, высасывая кровь… Это плохо.
– Не
охотиться за другими людьми – это Закон. Разве мы не люди? Не есть ни мяса, ни
рыбы – это Закон. Разве мы не люди?
– Нет
спасения, – сказало пятнистое существо, стоявшее у входа.
– У
каждого есть недостаток, – повторил глашатай Закона. – Некоторые
любят выкапывать руками и зубами корни растений, обнюхивать землю… Это плохо.
– Нет
спасения, – повторили стоявшие у входа.
– Некоторые
скребут когтями деревья, другие откапывают трупы или сталкиваются лбами,
дерутся ногами или когтями, некоторые кусаются безо всякой причины, некоторые
любят валяться в грязи.
– Нет
спасения, – повторил обезьяно-человек, почесывая ногу.
– Нет
спасения, – повторило маленькое розовое существо, похожее на ленивца.
– Наказание
ужасно и неминуемо. Потому учи Закон. Говори слова. – И он снова принялся
твердить слова Закона, и снова я вместе со всеми начал петь и раскачиваться из
стороны в сторону.
Голова
моя кружилась от этого бормотания и зловония, но я не останавливался, в
надежде, что какой-нибудь случай меня выручит.
– Не
ходить на четвереньках – это Закон. Разве мы не люди?
Мы
подняли такой шум, что я не заметил переполоха снаружи, пока кто-то, кажется,
один из двух свиноподобных людей, которых я уже видел в лесу, не просунул
головы над плечом маленького розового существа и возбужденно не закричал
чего-то, чего я не расслышал. Тотчас же исчезли все стоявшие у входа, вслед за
ними бросился обезьяно-человек, следом – существо, сидевшее в углу. Я увидел,
что оно было огромно, неуклюже и покрыто серебристой шерстью. Я остался один.
Едва я
успел дойти до выхода, как услышал лай собаки.
Мгновенно
я выбежал из пещеры со своей палкой в руке, весь дрожа. Там, повернувшись ко
мне своими неуклюжими спинами, стояли около двадцати звероподобных людей, их
уродливые головы глубоко ушли в плечи. Они возбужденно жестикулировали. Другие
полузвериные лица вопросительно выглядывали из берлог. Взглянув в ту сторону,
куда они смотрели, я увидел под деревьями у входа в ущелье бледное, искаженное
яростью лицо Моро. Он удерживал собаку, рвавшуюся с поводка. Следом за ним с
револьвером в руке шел Монтгомери.
Секунду
я стоял, пораженный ужасом.
Потом
обернулся и увидел, что сзади ущелье загородило, надвигаясь на меня,
звероподобное чудовище с огромным серым лицом и маленькими сверкавшими
глазками. Я осмотрелся и увидел справа от себя, в десятке шагов, узкую
расщелину в каменной стене, через которую в пещеру косо падала полоса света.
– Ни
с места! – крикнул Моро, как только заметил мое движение в сторону. –
Держите его! – крикнул он.
Все
повернулись и уставились на меня. По счастью, их звериные мозги соображали
медленно.
Я кинулся
на неуклюжее чудовище, которое повернулось, чтобы посмотреть, чего хочет Моро,
и сбил его с ног. Желая схватить меня, оно взмахнуло руками, но не поймало
меня. Маленькое ленивцеподобное существо бросилось на меня, но я перескочил
через него, ударив по его безобразному лицу палкой с гвоздем. В следующее
мгновение я уже карабкался по отвесной расщелине, которая служила здесь своего
рода дымоходом. Позади меня раздавались вой и крики:
– Лови
его! Держи!
Серое
существо бросилось за мной и втиснуло свое огромное туловище в расщелину.
– Лови
его, лови! – вопили все.
Я
выкарабкался из расщелины на желтую равнину к западу от обиталища звероподобных
людей.
Эта
расщелина спасла меня: узкая и крутая, она задержала преследователей. Я побежал
вниз по белому крутому склону с несколькими редкими деревьями и добрался до
лощины, заросшей высоким тростником. Отсюда я попал в темную чащу кустарника,
где было так сыро, что вода хлюпала под ногами. Только когда я нырнул в
тростник, мои ближайшие преследователи показались на вершине. За несколько
минут я пробрался сквозь кустарник. Воздух звенел от угрожающих криков. Я
слышал позади-себя шум погони, стук камней и треск веток. Некоторые из моих
преследователей рычали, совершенно как дикие звери. Слева залаяла собака. Я
услышал голоса Моро и Монтгомери и круто повернул вправо. Мне показалось даже,
будто Монтгомери крикнул мне, чтобы я не останавливался, если дорожу жизнью.
Скоро
почва у меня под ногами стала болотистой и вязкой. Я был в таком отчаянии, что
очертя голову пустился по ней, увязая по колена, и с трудом добрался до
тропинки, петлявшей в тростнике. Крики моих преследователей теперь слышались
левее. Я спугнул трех странных розовых животных величиной с кошку, и они
скачками бросились прочь. Тропинка шла в гору, она вывела меня на новую желтую
равнину, а оттуда опять вниз, к тростникам.
Вдруг
она повернула вдоль отвесного склона оврага, который преградил мне путь так же
неожиданно, как забор в английском парке. Я бежал во весь дух и не заметил
оврага, пока с разгона не полетел в него вниз головой, вытянув руки.
Я упал
прямо в колючие кусты и встал весь ободранный, в крови, с порванным ухом. Овраг
был каменистый, поросший кустами, по дну его протекал ручей, а над ручьем
стлался туман. Меня поразило, откуда взялся туман в такой жаркий день, но
удивляться было некогда. Я повернул вправо, вниз по ручью, надеясь выйти к морю
и там утопиться. Тут я заметил, что при падении потерял свою палку с гвоздем.
Скоро
овраг стал уже, и я неосмотрительно вошел в ручей. Но я тут же выскочил из
него, потому что вода была горячая, почти как кипяток. Я заметил, что по ее
поверхности плыла тонкая сернистая накипь. Почти тотчас же за поворотом оврага
показался голубеющий горизонт. Близкое море отражало солнце мириадами своих
зеркальных граней. Впереди была смерть. Но я был возбужден и тяжело дышал.
Кровь текла у меня по лицу и горячо струилась по жилам. Я ликовал, потому что
удалось уйти от преследователей. Мне не хотелось топиться. Я обернулся и стал
вглядываться вдаль.
Я
прислушался. Кроме жужжания комаров и стрекотания каких-то маленьких насекомых,
прыгавших в колючих кустах, вокруг стояла мертвая тишина. Но вот послышался
собачий лай, слабый шум, щелканье бича и голоса. Они то становились громче, то
снова слабели. Шум понемногу удалялся вверх по ручью и наконец совершенно
затих. На некоторое время я избавился от погони.
Но
теперь я знал, как мало помощи можно ждать от звероподобных людей.
|