Песнь двадцать вторая
Седьмое
небо – Сатурн (окончание) – Вознесение в восьмое, звездное небо
1
Объят смятеньем, я направил взоры
К моей вожатой, как малыш спешит
Всегда туда, где верной ждет опоры;
4
Она, как мать, чей голос так звучит,
Что мальчик, побледневший от
волненья,
Опять веселый обретает вид,
7
Сказала мне: «Здесь горние селенья.
Иль ты забыл, что свят в них каждый
миг
И все исходит от благого рвенья?
10
Суди, как был бы искажен твой лик
Моей улыбкой и поющим хором,
Когда тебя так потрясает крик,
13
Непонятый тобою, но в котором
Предвозвещалось мщенье, чей приход
Ты сам еще увидишь смертным взором.
16
Небесный меч ни медленно сечет,
Ни быстро, разве лишь в глазах иного,
Кто с нетерпеньем иль со страхом
ждет.
19
Теперь ты должен обернуться снова;
Немало душ, одну другой славней
Увидишь ты, мое исполнив слово».
22
Я оглянулся, повинуясь ей;
И мне станица мелких сфер предстала,
Украшенных взаимностью лучей.
25
Я был как тот, кто притупляет жало
Желания и заявить о нем
Не смеет, чтоб оно не раздражало.
28
Но подплыла всех налитей огнем
И самая большая из жемчужин
Унять меня в томлении моем.
31
В ней я услышал[1563]: «Будь твой взор так
дружен,
Как мой, с любовью, жгущей нашу
грудь,
Вопрос твой был бы в слове обнаружен.
34
Но я, чтоб не замедлен был твой путь
К высокой цели, не таю ответа,
Хоть ты уста боишься разомкнуть.
37
Вершину над Касино[1564] в оны лета
Толпами посещал в урочный час
Обманутый народ,[1565] противник света.
40
Я – тот, кто там поведал в первый
раз,
Как назывался миру ниспославший
Ту истину, что так возносит нас;
43
По милости, мне свыше воссиявшей,
Я всю округу вырвал из тенет
Нечистой веры, землю соблазнявшей.
46
Все эти светы были, в свой черед,
Мужи, чьи взоры созерцали бога,
А дух рождал священный цвет и плод.
49
Макарий здесь, здесь Ромоальд,[1566]
здесь много
Моих собратий, чей в монастырях
Был замкнут шаг и сердце было
строго».
52
И я ему: «Приязнь, в твоих словах
Мне явленная, и благоволенье,
Мной видимое в ваших пламенах,
55
Моей души раскрыли дерзновенье,
Как розу раскрывает солнца зной,
Когда всего сильней ее цветенье.
58
И я прошу; и ты, отец, открой,
Могу ли я пребыть в отрадной вере,
Что я узрю воочью образ твой».
61
И он мне: «Брат, свершится в высшей
сфере[1567]
Все то, чего душа твоя ждала;
Там все, и я, блаженны в полной мере.
64
Там свершена, всецела и зрела
Надежда всех; там вечно пребывает
Любая часть недвижной, как была.
67
То – шар вне места, остий он не
знает;
И наша лестница, устремлена
В его предел, от взора улетает.
70
Пред патриархом Яковом она
Дотуда от земли взнеслась когда-то,
Когда предстала, ангелов полна.[1568]
73
Теперь к ее ступеням не подъята
Ничья стопа, и для сынов земли
Писать устав мой – лишь бумаги трата.
76
Те стены, где монастыри цвели, –
Теперь вертепы; превратились рясы
В дурной мукой набитые кули.
79
Не так враждебна лихва без прикрасы
Всевышнему, как в нынешние дни
Столь милые монашеству запасы.
82
Все, чем владеет церковь, –
искони
Наследье нищих, страждущих сугубо,
А не родни[1569] иль якобы родни.
85
Столь многое земному телу любо,
Что раньше минет чистых дум пора,
Чем первый желудь вырастет у дуба.
88
Петр[1570] начинал без злата и
сребра,
А я – молитвой и постом упорным;
Франциск смиреньем звал на путь
добра.
91
И ты, сравнив с почином благотворным
Тот путь, каким преемники идут,
Увидишь сам, что белый цвет стал черным.
94
Хоть в том, как Иордан был разомкнут
И вскрылось море, промысл объявился
Чудесней, чем была бы помощь тут».
97
Так он сказал и вновь соединился
С собором, и собор слился тесней;
Затем, как вихорь, разом кверху
взвился.
100
Моя владычица вдоль ступеней
Меня взметнула легким мановеньем,
Всесильным над природою моей;
103
Ни вверх, ни вниз естественным
движеньем
Так быстро не спешат в земном краю,
Чтобы с моим сравниться окрыленьем.
106
Читатель, верь, – как то, что я
таю
Надежду вновь обресть усладу Рая,
Которой ради, каясь, перси бью, –
109
Ты не быстрей обжег бы, вынимая,
Свой перст в огне, чем предо мной
возник
Знак, первый вслед Тельцу,[1571]
меня вбирая.
112
О пламенные звезды, о родник
Высоких сил, который возлелеял
Мой гений, будь он мал или велик![1572]
115
Всходил меж вас, меж вас к закату
реял
Отец всего, в чем смертна жизнь,
когда
Тосканский воздух на меня повеял;[1573]
118
И мне, чудесно взятому туда,
Где ходит свод небесный, вас
кружащий,[1574]
Быть в вашем царстве выпала чреда.
121
К вам устремляю ныне вздох молящий,
Дабы мой дух окреп во много крат
И трудный шаг[1575] свершил, его манящий.
124
«Так близок ты к последней из
отрад, –
Сказала Беатриче мне, – что
строгий
Быть должен у тебя и чистый взгляд.
127
Пока ты не вступил в ее чертоги,
Вниз посмотри, – какой обширный
мир
Я под твои уже повергла ноги;
130
Чтоб уготовать в сердце светлый пир
Победным толпам,[1576] что сюда несутся
С веселием сквозь круговой эфир».
133
Тогда я дал моим глазам вернуться
Сквозь семь небес – и видел этот шар[1577]
Столь жалким, что не мог не
усмехнуться;
136
И чем в душе он меньший будит жар,
Тем лучше; и к другому обращенный
Бесспорнейшую мудрость принял в дар.
139
Я дочь Латоны[1578] видел озаренной
Без тех теней,[1579] чье прежде естество
Искал в среде густой и разреженной.
142
Я вынес облик сына твоего,
О Гиперион[1580]; и постиг круженье,
О Майя и Диона,[1581] близ него.
145
Я созерцал смягченное горенье
Юпитера меж сыном и отцом;[1582]
Мне уяснилось их перемещенье.
148
И быстроту свою, и свой объем
Все семеро представили мне сами,
И как у всех – уединенный дом.
151
С нетленными вращаясь Близнецами,
Клочок, родящий в нас такой раздор,
Я видел весь, с горами и реками.[1583]
154
Потом опять взглянул в прекрасный
взор.
|