ГОРМОНЫ, ГИПОФИЗЫ…
Вторую
ночь Престо провёл почти так же плохо, как и первую. Он долго не мог заснуть.
Сидя в глубоком сафьяновом кресле, он проверял в памяти волнующие впечатления
дня. Очаровательная женщина, превращённая злым недугом в какую-то страшную
ведьму, карлики, великаны, и среди всех этих уродцев и чудовищ — доктор Цорн
как волшебник, который собирается разрушить злые чары и вернуть всем уродцам
вид нормальных, здоровых людей.
Престо
начинал дремать, и ему пригрезилось, что женщина-чудовище с огромным
подбородком поднимается со своего кресла, идёт к нему и, простирая свои
уродливые большие руки, говорит:
«Я люблю
тебя, Тонио, жених оставил меня. Но ты мне нравишься больше, чем жених. Мы оба
уроды. Мы стоим друг друга. И мы родим уродов, каких не видал ещё свет… Они
будут так смешны, что все люди подохнут от смеха. И тогда землю наследуют наши
потомки. Над ними уже никто не будет смеяться, потому что все будут ужасающе
уродливы. И уродство будет признано красотой. И самый уродливый будет признан
самым красивым…»
Тонио
проснулся в холодном поту.
«Какой
отвратительный сон…» — подумал он. И вдруг быстро сел на кровати и схватился за
голову. Одна мысль поразила его: «Я бежал во сне от страшной мисс Веде. А разве
я сам лучше? Да, Гедда Люкс была права, тысячу раз права, отвергнув меня. Как
несправедливо жесток я был с нею в последний раз… Что, если в самом деле Гедда
умерла от смеха? Я оставил её без памяти. Быть может, у неё слабое сердце…»
Тонио
соскочил с кровати и зашагал по комнате.
«Надо
будет телеграфировать Гофману, спросить его. Впрочем, Гофман, наверно, уже
уехал… Если я в самом деле убил её смехом, то начнётся следствие, меня
арестуют, быть может, обвинят в убийстве и казнят. И я умру уродом… Нет! Нет!
Если Гедда умерла, этого не исправишь. Кроме Гофмана, никто не знает о том,
куда я уехал. Сначала надо излечиться от уродства, а там будет видно… Однако
как расшатались у меня нервы! Надо взять себя в руки».
Тонио
заставил себя лечь в кровать, но до самого утра не мог уснуть. «Безобразие —
самая тяжёлая болезнь!» — повторял он в бреду. Только когда первые утренние
лучи осветили верхушки деревьев, Тонио задремал, повторяя в полусне неизвестные
мудрёные слова, которые звучали как заклинания: «Гипофиз… Гормон… Акромегалия…
Гиперфункция…»
— Нет,
право, от этого можно с ума сойти, — говорил Престо, проснувшись в
одиннадцать часов утра. — Я должен знать совершенно точно, что такое эти
гормоны и гипофизы, я должен знать всю механику, — тогда туман рассеется,
и в голове будет порядок.
Умывшись,
Престо подошёл к большому зеркалу в ванной комнате и внимательно рассмотрел
своё лицо. О, недаром он был киноартистом! Он знал каждый миллиметр этого лица,
безобразного и смешного.
— Лопоухий,
туфленосый уродец! — сказал Престо, обращаясь к своему отражению в
зеркале. — Скоро тебе придёт конец. Ты сгоришь, утечёшь, улетучишься, а на
смену тебе придёт… хотел бы я знать, как буду я выглядеть после лечения, —
сказал Престо уже другим тоном.
Быстро
одевшись, он пошёл к доктору Цорну, но тот был занят с больными, и Престо
отправился бродить по парку.
У
содержателя ярмарочного балагана глаза разгорелись бы при виде всех этих
уродцев. Их хватило бы на составление не одной труппы карликов и великанов.
Престо встречались мужчины и женщины, толстые, едва переваливающиеся на
ногах-тумбах, и тощие, как капитан Фракасс, он видел мужчин с женским бюстом,
бородатых женщин… всё это были жертвы игры неведомых Престо сил, скрывающихся в
недрах человеческого организма.
Вот
уродец с огромной головой и короткими ногами. Это — кретин. Он внимательно
осмотрел Тонио и вдруг засмеялся смехом идиота.
— Джим!
Джим! Иди скорее, посмотри на это чудо! Тонио Престо соскочил с экрана и
пожаловал к нам. Иди, иди, посмотри бесплатный кинематограф! — закричал
он, обращаясь к другому больному.
Престо
узнавали все, кто только видел его на экране. А кто же не был в кино? Кретины,
великаны, привлечённые «живым Престо», шли следом за ним. Это раздражало его.
Он сделал крутой поворот на боковую дорожку и неожиданно вышел к теннисной
площадке. Мужчины и женщины в белых спортивных костюмах с увлечением играли в
теннис. Это были вполне нормальные люди. «Вероятно, выздоровевшие», —
решил Престо.
В
некотором отдалении стояли уроды. Они жадно наблюдали за играющими.
Как
впоследствии узнал Престо, между уродами и людьми, вернувшими себе нормальный
вид, были своеобразные отношения. Уроды очень хотели быть в обществе пациентов,
которые уже прошли курс лечения. Это поднимало настроение уродов, укрепляло их
надежду на то, что они скоро будут такими же здоровыми, нормальными людьми.
Выздоровевшие же очень неохотно встречались с уродами, чуждались их, так как
вид уродов напоминал им собственное недавнее уродство. Они начинали
волноваться. Некоторые женщины вынимали даже зеркальце, чтобы убедиться, что
безобразная личина спала с их лица. И поэтому в городке Цорна всегда
существовало несколько общественных кругов, как в иерархии общественных
классов. «Плебеи и парии», уроды, по мере хода лечения переходили в «высший»
класс вместе со своей кастой, своим кланом.
Скоро
Престо заметили и здесь. Тогда он углубился в самый конец городка-парка. За
невысокой стеной он услышал детские голоса. Там было детское отделение.
И снова
назойливые взгляды встречных больных, смех, приглушённые голоса: «Престо!
Смотрите, Престо!..»
Увы,
здесь он был последним из париев.
Престо
вернулся домой и до вечера никуда не выходил. Только с наступлением темноты,
когда большинство больных разбрелось по своим виллам. Престо вновь направился к
дому доктора.
Цорн
повстречался ему на полдороге.
— Я
к вам, — сказал Цорн. — Идёмте гулять. Перед сном это полезно. Как
спали вы прошлую ночь?
— Плохо.
Я думаю, в этом виноваты ваши гипофизы. Я хочу знать, что это за звери, иначе
мне будет казаться, что я хожу окружённый злыми демонами, как это казалось
моему далёкому предку.
— Ну
что же, давайте знакомиться с «демонами».
— Если
можно, доктор, пойдёмте вот этой дорожкой.
И Престо
показал на крайнюю глухую дорожку, по которой почти никто не ходил.
Цорн
кивнул головой и начал свои объяснения.
— Железы
внутренней секреции вы только что назвали «демонами». Так вот, одни и те же
демоны могут быть злыми и добрыми. Каким образом? Я вам сейчас объясню. Вы,
конечно, знаете, что человеческое тело состоит из многих миллиардов живых
клеток, то есть мельчайших комочков живого вещества. Эти маленькие клеточки,
выполняя различные, присущие им функции, живут и действуют в удивительном
взаимодействии и в полном согласии меж собой. Чем больше изучаешь жизнь тела,
тем больше удивляешься этой гармонии частей, этому порядку и согласию, царящему
между всеми клетками и частями организма. Кто устанавливает этот порядок?
Вопрос, который давно интересовал учёных. В течение девятнадцатого века учёные
полагали, что все части и клетки организма связываются и объединяются нервной
системой, а мозг является центром, которому слепо подчиняются все клетки.
Однако оказалось, что это не совсем так. Мозгу отведено более скромное, хотя и
очень важное место. Он является центром передачи возбуждения с одной точки тела
на другую. Такая передача носит название рефлекса. Но рефлексами вовсе не
исчерпывается проявление жизни организма, центральная нервная система не есть
главная система. Нервных систем, в сущности, несколько, и мозг не есть центр
всего тела. Организм управляется, как оказалось, более сложным порядком. Клетки
вырабатывают особые химические вещества, которые стимулируют работу желез и
мышц. Мышцы накопляют для клеток питательные продукты и продукты обмена, а
железы вырабатывают особые вещества, называемые гормонами. Эти вещества не идут
в отбросы организма и имеют роль активных деятелей. Они-то и определяют форму
организма. Взаимный обмен гормонов даёт гармонию всему организму. Миллиарды
клеток живут в точно установившемся взаимодействии. Некоторые органы, например,
выделяют только гормоны. Такие органы называются железами внутренней секреции,
и если, скажем, один из этих органов, желез, работает слишком активно, то он
начинает преобладать в работе организма, количество же других факторов
уменьшается, и организм претерпевает существенные изменения: человек
ненормально полнеет или худеет, в детском возрасте — усиленно растёт или же
задерживается в росте; бывают и более глубокие изменения, приводящие к
физическому уродству. Таким образом органы внутренней секреции, или железы,
играют роль регуляторов, и их немало: щитовидная железа, паращитовидная железа,
зобная железа, гипофиз, надпочечники и много других. Кстати, о щитовидной
железе. Вы где родились?
— В
горах Бурчиада.
— Я
так и полагал. В местах, стоящих высоко над уровнем моря, в почвах выветриваются,
выщелачиваются и вымываются дождями питательные соли, необходимые для
координации действий организма при питании некоторых органов, и щитовидной
железе в этих условиях не хватает материала. Потому-то в ваших местах так много
больных зобом. Ведь зоб — это ненормальное развитие заболевшей от недостатка
питания щитовидной железы. Ваша болезнь тоже происходит от нарушения
деятельности желез внутренней секреции. Однако это нарушение имеет у вас
несколько необычный характер. Дело в том, что у людей вашего типа обычно
наблюдается замедленность движений и всех процессов душевной жизни. Они вялы,
тяжелодумны, флегматичны, тупы и напоминают собою добродушных животных. Правда,
живой ум встречается и между ними. Но у вас не только живой ум, у вас активный,
деятельный, творческий ум и повышенная восприимчивость и чувствительность
нервов. Скажите, приступы усиленного сердцебиения у вас бывают?
— Бывают, —
ответил Престо.
Цорн
кинул взгляд на его руки.
— Вы
чуткий, нервный, впечатлительный. Вы легко возбудимы, в вашем организме как
будто действуют две взаимно-противоположные силы. Я уже имею представление о
вашем характере, темпераменте и умственном складе. С вами придётся, как видно,
повозиться. Вы, конечно, хотите иметь нормальный рост, нормальные пропорции
тела и лицо, какое было бы у вас, если бы нарушение желез внутренней секреции
не наложило на него своей печати?
— Ну
разумеется, — ответил Престо.
— Вы
так и не видали своего настоящего лица. Постараемся выявить его. Я делаю то, чего
пока не делают другие врачи. Меня называют колдуном, кудесником. Так же
называли нашего селекционера Бербанка. Я делаю не больше его. Он творит чудеса,
изменяя форму и всю «конструкцию» плодов и овощей. Я же работаю над изменением
формы и содержания человеческого организма. Пройдёмте, посмотрим мой «музей». Я
покажу вам кое-какие мои трофеи. Я обогнал своих коллег, — продолжал Цорн,
направляясь к дому. — Мне удалось создать замечательные препараты из
гормонов желез внутренней секреции. При помощи этих препаратов мне удаётся
изменять формы и рост даже взрослых людей в сравнительно короткий срок.
Посмотрите, — сказал Цорн, когда они вошли в комнату, смежную с
кабинетом, — вот как выглядит сила, которая произвела все эти чудеса.
Он взял
альбом, раскрыл его и показал Престо фотографии. На левой стороне были сняты
ужасные уроды, на правой — вполне нормальные люди, среди которых были даже
очень красивые. Между лицами левой и правой стороны было только отдалённое,
едва уловимое сходство.
— Это
до лечения, а это после, — сказал с гордостью Цорн, показывая на левую,
потом на правую страницу альбома.
И он
имел право гордиться. Казалось, он мог лепить формы тела и лица людей по своему
желанию.
— Это
всё мои европейские трофеи. Ведь я начал свою работу во Франции у Сабатье, —
сказал Цорн. — А вот первые американские. К сожалению, представители нашей
официальной медицины, как мне пришлось слышать от Крукса, не очень
доброжелательно относятся к моим опытам. В церковных кругах также ропщут.
Впрочем, пока мне не мешают. А вот, — он показал на шкаф со стеклянными
дверцами. На полках виднелись большие аптечные белые банки с латинскими
надписями на этикетках. — Средневековый кудесник много дал бы за эти
банки. В них содержатся порошки. Одни из них увеличивают рост, другие уменьшают…
— Неужели
вы в состоянии уменьшить или увеличить рост уже взрослого человека?
— Да,
смогу сделать даже такое «чудо». Вот этот порошок радикально излечивает от
ожирения, этот — худых людей превращает в полных. Словом, живи я пятьсот лет
тому назад, я мог бы «заколдовывать» и «расколдовывать» людей, получая за это
огромные деньги.
— И
покончили бы дни свои на костре.
Цорн
улыбнулся.
— Возможно.
Теперь меня не сожгут живьём. Но всё же допечь могут очень сильно. Косность
человеческая переживает века.
Докторский
приказ «разденьтесь» Престо исполнил механически. Цорн тщательнейшим образом
исследовал Тонио.
— Необходимо
запечатлеть всю последовательность ваших превращений, — сказал
Цорн. — Одного больного я снимал в одной и той же позе каждый день
киноаппаратом. Получился изумительный фильм: превращение на глазах зрителей
урода в красавца. Но такие снимки отнимают слишком много времени.
На
другой день после этого Престо принял первый порошок, который должен был начать
невидимую работу в его организме.
В этот день
Престо долго стоял перед зеркалом, как бы прощаясь с собой.
|