НЕОЖИДАННЫЙ УСПЕХ
Чем
дальше подвигалось дело, тем больше препятствий приходилось преодолевать
Престо. На него ополчились все силы американской реакции и капитала. Газеты
были полны самыми грязными инсинуациями и клеветой по адресу недавнего любимца
всей страны, «продавшегося красным». Вновь поднялась кампания против «человека,
потерявшего лицо». Газеты требовали пересмотра дела и лишения Престо
имущественных прав. Чтобы отбиваться, Престо приходилось подписывать всё новые
крупные чеки на имя изворотливого, но жадного Пирса. Нависла угроза и
уголовного обвинения в краже у Цорна медикаментов, и в «отравлении» целой
группы киноработников и государственных служащих: прокурора, губернатора…
Несколько
дней подряд газеты печатали с комментариями интервью, которое дала журналистам
Люкс: женщины умеют мстить!
Она
рассказывала, как Престо «на коленях умолял её принять участие в его
предприятии, чтобы спасти его от неминуемого краха. Но она с негодованием
отвергла его предложение, не желая пятнать своё имя в этом грязном,
антиобщественном, преступном деле, направленном против американского народа и
чести американской демократии…»
Эллен,
выискивая в газетах и журналах нужные статьи, читала эти заметки. Встречаясь с
Престо, она бурно выражала своё негодование. Престо был уж не рад, что дал ей
такую работу, хотя искреннее возмущение Эллен и трогало его. В этой горячности
было нечто большее, чем чувство возмущённой справедливости, и он с новым
интересом приглядывался к девушке.
— Ничего,
мисс Эллен! Всё это в порядке вещей и для меня в этом нет ничего неожиданного.
Борьба на жизнь и смерть — незыблемая основа нашей прославленной демократии. И
мы будем бороться. А вы поможете мне?
— Я
готова сделать всё, чтобы помочь вам! — горячо и искренне воскликнула
Эллен.
Престо
был растроган. Он взял её руку и сказал:
— Быть
может, эта помощь очень скоро понадобится мне. Не забудьте же вашего обещания!
Он решил
воспользоваться её настроением и со временем добиться согласия на участие в
фильме. Дело с героиней-прачкой у Престо не ладилось. Известные и опытные
артистки отказывались играть прачку, а молодые, находившиеся под влиянием
условных штампов кинозвёзд, не справлялись с ролью. Их прачки напоминали
танцовщиц из мюзик-холла или графинь, занимающихся стиркой, но очень далеки
были от образа настоящей труженицы. И поэтому репетиции пока шли без съёмок.
Чтобы
отвлечь Эллен от расстраивавших её газет и скорее достигнуть цели. Престо
нередко говорил ей:
— Довольно
о газетах. Поедемте лучше со мной в киностудию.
Девушка
охотно соглашалась. Таинственный закулисный мир кино интересовал её. А Престо
тонко вёл свою линию. В её присутствии он умышленно поручал роль героини самым
неподходящим артисткам. И когда они, как бы танцуя фокстрот, начинали топтаться
возле корыта или вынимали бельё двумя пальчиками с приподнятыми мизинцами, как
конфету из бомбоньерки, — Эллен не могла удержаться от улыбки и
насмешливых замечаний и иногда возмущённо восклицала:
— Вот
чудачка! Да разве это так делается? Она никогда не видела, как бельё стирают,
полощут, развешивают!
— А
вы ей покажите! — с невинным видом однажды сказал Престо. Эллен смутилась,
но он продолжал: — Вы только окажете ей хорошую услугу. Надеюсь, вы не
стесняетесь того, что умеете стирать бельё?
Престо
попал в цель.
— Нисколько, —
ответила она. — Я считаю, что никакая чёрная работа не унижает человека.
Позвольте мне! — обратилась Эллен к артистке и принялась за работу с такой
непринуждённостью, как будто находилась в сторожке на берегу Изумрудного озера.
К
счастью, опасения Престо не оправдались: Эллен не утратила простоты и
естественности своих движений. Тонио, видя её работу, затаил дыхание, а Гофман,
который, не снимая, по обыкновению находился на посту возле аппарата, как-то
крякнул и вдруг с ожесточением завертел ручкой.
«Даже
Гофмана проняло!» — с радостью подумал Престо.
Артисты
с вниманием и некоторым изумлением смотрели на Эллен. В студии стало совсем
тихо. Эту напряжённую тишину нарушал только сухой треск аппарата. А Эллен, как
ни в чём не бывало, продолжала заниматься стиркой. Когда, наконец, она кончила,
Гофман перестал крутить ручку и взревел на всю киностудию:
— Нашли!
Нашли, чёрт возьми! Да ведь это же дьявольски хорошо вышло!
И
артисты, в большинстве молодёжь, ещё не заражённая духом зависти, дружно
зааплодировали. Эллен, сама того не сознавая, показала всем предельную высоту
всякого искусства: простоту.
И только
теперь, видя неожиданный эффект своего выступления, она смутилась и покраснела.
Все поздравляли её, Гофман безумствовал. Он тряс Эллен руки и кричал:
— Теперь
мы победим! Вы прирождённая…
— Прачка! —
добавила Эллен.
— Прирождённая
артистка! Поверьте мне, старому волку! То, что другим даётся с величайшим
трудом, годами учения, вам даром идёт в руки.
— Это,
может быть, потому, что артисты играют, — возражала Эллен, — а я даже
не думала об игре.
— Вы
жили. Это-то и нужно, — горячился Гофман. — Чем больше игры,
искусственности, тем хуже. Вы же сами не раз слышали, как мистер Престо просит
артистов: «Только, пожалуйста, не играйте!»
Так
Эллен, прежде чем дала своё согласие, стала артисткой по общему приговору
видевших её первое выступление.
Но сама
она ещё не верила этому и сомневалась.
Возвращаясь
в автомобиле вместе с Престо на его виллу, она долго молчала. Престо искоса
поглядывал на неё и тоже молчал. Пусть перебродится первое волнение. И только
когда они проехали полпути, он спросил её:
— Ну
как?
— А
всё-таки я не буду артисткой, — ответила она.
— Почему?
— Ваше
заключение слишком поспешно, — отвечала она. — Что я делала? Только
работала, как всегда. Это каждый может, если делает своё обычное дело. Столяр
точно так же строгал бы, землекоп копал, и у него это, конечно, вышло бы лучше,
чем у артиста, который впервые берётся за рубанок или лопату. Но ведь ваша
героиня в фильме не только стирает бельё. Она и радуется, и страдает, плачет и
смеётся, разговаривает и молчит, а это уж не то, что бельё стирать. Нет, я не
стану играть. Сама осрамлюсь и фильм испорчу.
— Отчасти
вы правы, — сказал Престо, — но только отчасти. Конечно, с вами ещё
предстоит большая работа. Но ведь и с артистами, которые берутся впервые за
рубанок или лопату, тоже надо немало повозиться, чтобы, глядя на экран, над
ними не смеялись профессионалы. Главное то, что у вас прирождённый талант,
бесспорные задатки. Это я заметил ещё у Изумрудного озера, когда вы изображали
безумие Офелии. Поверьте моей опытности и опытности Гофмана, который имел дело
с сотнями новичков и умеет оценить человека по одному движению, по одному
жесту.
Эллен
всё ещё не сдавалась и возражала:
— Но
ведь это были только мои привычные жесты.
— Поймите
же, — продолжал убеждать её Престо, — что одно дело — стирать бельё в
хижине сторожа и другое — перед аппаратом. Самая лучшая прачка забывает свои
привычные движения, как только её начинают снимать. Она или смущается, и у неё
всё летит из рук, или начинает стирать так, как ей кажется нужно для экрана. И
только по-настоящему талантливые люди могут устоять перед этим испытанием —
съёмкой.
В душе
Престо и сам ещё не был вполне уверен, но Эллен безусловно представляла собой
самый подходящий сырой материал, обещала больше других. Неведомым для Эллен
осталось и то, что Престо заранее сговорился с Гофманом поддержать, поощрить
Эллен, если и он найдёт, что из неё выйдет толк. И Эллен, видимо, не на шутку
заинтересовала Гофмана, судя по искренней горячности, с которой он принял её
первый дебют. Что же касается остальных артистов, то они были восхищены не
только естественностью, но и красотой, гармоничностью её движений. Даже для
более опытных артистов было откровением то, что подметил Престо ещё на берегу
Изумрудного озера: трудовые движения могут быть так же красивы и изящны, как
художественная пластика, что самые хитроумные изощрения не могут лучше показать
красоту форм, линий, динамику живого человеческого тела, чем эти трудовые позы
и жесты.
Видя,
что Эллен всё ещё колеблется. Престо сказал:
— Послушайте,
мисс Эллен, совсем недавно вы сказали мне, что готовы сделать всё, чтобы помочь
мне. И эту помощь теперь вы можете оказать мне. Вы знаете, что я переживаю
нелёгкое время. Больше того, всё висит на волоске. В случае неудачи я разорён,
моя карьера кончена. Но в своём падении я увлеку и других, — всех, кто
связал свою судьбу с моею. Ведь, начиная это дело, я думал не только о себе. Об
этом я говорил вам ещё в сторожке парка. Не отказывайтесь, Эллен. Поймите, что
и я, и Гофман не поведём вас и себя на провал. В успехе мы так же
заинтересованы, как и вы, и мы сделаем всё возможное, чтобы обеспечить этот
успех. Дайте только ваше согласие!
— Если
дело обстоит так, то я согласна, — сдалась, наконец, Эллен.
Престо,
вздохнув с облегчением, воскликнул:
— Давно
бы так! — и, улыбаясь, докончил: — Теперь и ваша судьба связана с моею.
Вместе победить или вместе принять поражение!
|