Глава LIX
Подъехав к месту, где они в последний раз видели всадника,
Мануэль спешился и подозвал ищейку. Он сказал собаке несколько слов и знаком
послал ее по следу. Ищейка поняла, что от нее требуется, опустила морду к земле
и бесшумно побежала вперед. Мануэль опять взобрался в седло, и оба охотника
пришпорили коней и поскакали вперед, чтобы не отстать от собаки.
Они видели ее, хотя луна скрылась. Светло‑рыжая шерсть
ищейки выделялась на темном фоне зелени, к тому же здесь не росли ни кусты, ни
высокая трава, в которой собаки не было бы видно. Притом, как и приказал
хозяин, она шла по следу не торопясь, хотя запах был еще совсем свежий и она
могла бы бежать намного быстрее. Ищейка была обучена ночью выслеживать медленно
и не поднимать шума, поэтому не раздавалось характерного для этой породы
глухого отрывистого лая.
Прошло не меньше двух часов, прежде чем впереди показалась
роща, где укрылся Карлос. Едва увидев ее, Мануэль пробормотал:
– Гляди, сынок! Собака ведет в лес, гляди! Ставлю
монету, что белоголовый там, будь он проклят! Наверняка там!
Когда они подъехали к роще ярдов на пятьсот‑шестьсот – она
все еще лишь смутно виднелась во мраке ночи, – желтолицый охотник окликнул
ищейку и велел ей держаться позади. Он был уверен, что Карлос либо в самой
роще, либо где‑то по‑соседству. В любом случае ничего не стоит снова напасть на
его след. Если их жертва в роще, – а судя по возбуждению собаки, так оно и
было, – тогда не нужна больше сноровка ищейки. Настало время принять
другие меры.
Отклонившись от прямого пути, Мануэль поехал по кругу,
неизменно держась на одном и том же расстоянии от опушки рощи. Спутник ехал
позади, с ним были собаки.
Так они оказались напротив естественной аллейки, рассекавшей
рощу, и вдруг им в глаза ударил яркий свет. Изумленные охотники остановились.
Они достигли того места, откуда была видна лужайка. Посреди нее горел большой
костер!
– Говорил я тебе! – воскликнул Мануэль. – Вон
он спит, дурак! И не думал, что его ночью выследят… Холода‑то не любит
– какой развел огонь! Не ждет беды… Знаю я эту
прогалину – хитрое место, только с двух концов костер видно. Ага, вон и лошадь!
В отсвете костра был ясно виден стоявший неподалеку вороной.
– Черт побери! – продолжал охотник. – Не
думал я, что белоголовый такой дурак. Гляди! Ведь это он спит там! Наверняка
он!
Там, куда показывал Мануэль, у костра виднелось что‑то
темное. Похоже было, что это вытянулся спящий.
– Святая дева, так и есть! – подтвердил Пепе. –
Разлегся у самого костра. Вот дурак! Ясно, что он думал – в такую темень мы его
не выследим.
– Тише ты! Пса нет, белоголовый – наш! Хватит болтать,
Пепе! За мной!
Мануэль двинулся не прямо к роще, а несколько ниже, к берегу
реки. И охотники, не обмениваясь больше ни словом, пустили коней вскачь.
Их жертва была теперь в таком месте, что лучшего и пожелать
нельзя, и они торопились воспользоваться случаем. Оба хорошо знали эту рощу,
так как не раз, укрываясь в ней, стреляли оленей.
Охотники выехали на берег, спешились и, привязав лошадей и
собак к ивам, направились в сторону рощи.
Теперь они не были так осторожны, как раньше. Они не
сомневались, что жертва спит, растянувшись у костра. Дурень! – думали они.
Но как он мог подозревать, что они здесь появятся? Самый прозорливый человек
считал бы себя здесь в безопасности. Ничего удивительного, что он лег
спать, – уж наверно, он устал. И неудивительно, что он разложил костер:
ночью сильно похолодало, в такую погоду без огня не уснешь. Все казалось
совершенно естественным.
Они подошли к опушке рощи и, не раздумывая, заползли в
кустарник.
Ночь была тихая, ветерок едва касался листвы – малейший
шорох в кустах можно было услышать с любого края полянки. Тихое журчание воды
далеко на быстрине, легкая зыбь и плеск у берега, порою вой степного волка да
унылый зов ночной птицы – вот и все звуки, которые доносились до слуха.
И все же, хотя эти двое продирались сквозь густой подлесок,
ни один звук не выдал их приближения. Лист не шелохнулся, не подогнулась ветка,
не хрустнул сучок под рукой или коленом – ничто не выдало присутствия человека
в темном кустарнике. Эти люди знали, как пролезть сквозь заросли. Они
приближались неслышно, точно змеи, скользящие в траве.
На полянке царила глубокая тишина. На самой середине пылал
костер, ярким пламенем озарявший все вокруг. Неподалеку стоял великолепный
конь, славный вороной охотника на бизонов; в отсвете костра его нетрудно было
узнать. А еще ближе к огню виднелось распростертое тело самого охотника,
который, должно быть, спал. Так и есть – это его дорожная сумка, сомбреро,
сапоги и шпоры. С шеи лошади свешивается лассо, и конец его, наверно, обмотан
вокруг руки спящего. Все это можно было заметить с первого взгляда.
Лошадь вздрогнула, ударила копытом оземь, но вот она снова
стоит спокойно.
Что же ей почудилось? Не подкрадывается ли дикий зверь?
Нет, не дикий зверь; тот, кто появился, опаснее зверя.
Из кустов, растущих вдоль южного края поляны, выглянуло лицо
– лицо человека. Оно показалось на мгновение, и сразу же скрылось в листве. Его
нетрудно узнать. Тот, кто увидел бы это лицо в сиянии пылающего костра,
заметив, что оно желтое, мигом догадался бы, чье оно. Это лицо мулата Мануэля.
Недолго оно прячется в листве, потом появляется снова, и
рядом с ним показывается еще одно лицо, более темное. Оба обращены в одну
сторону. Две пары глаз устремлены на простертую у костра фигуру: человек,
видимо, все еще безмятежно спит. В их глазах сверкает злобное торжество. Ну,
теперь победа обеспечена! Наконец‑то жертва в их власти!
И опять лица исчезают. Минуту не видно и не слышно, что в
кустах люди. Но вот снова высунулась голова мулата, только уже в другом месте,
ниже, у самой земли, там, где кустарник не так густ.
А еще через мгновение из зарослей появляется и туловище, оно
медленно выползает на поляну. Потом выползает и второй охотник. Вот уже оба они
неслышно подбираются по траве к спящему. Распластавшись на животе, они
движутся, словно две огромные ящерицы, один по следу другого.
Впереди Мануэль. В правой руке его зажат длинный нож, в
левой он держит ружье.
Они движутся медленно, с величайшей осторожностью, но готовы
мгновенно ринуться вперед, если жертва проснется и заметит их.
Спящий невозмутимо лежит между ними и пламенем. Тело его
отбрасывает длинную тень на траву. Для большей безопасности, охотники заползают
в эту тень и, скрытые ею, движутся дальше.
Вот Мануэль уже в трехстах футах от распростертого тела; он
весь подобрался и встал на колени, готовясь прыгнуть вперед. Яркий свет падает
на его лицо, и он весь на виду. Его час настал.
Точно бич, щелкает выстрел, яркая вспышка пронизывает пышную
крону виргинского дуба, растущего у прогалины. Мануэль внезапно вскакивает на
ноги, с диким криком протягивает руки вперед, шатаясь, делает шаг‑другой и,
выронив нож и ружье, падает прямо в костер.
Вскочил и Пепе. Он уверен, что стрелял человек,
прикинувшийся спящим. Стремительно бросается он распростертому телу и с
отчаянной решимостью вонзает ему в бок лезвие ножа.
И тотчас с воплем ужаса он отскакивает назад. Не
задерживаясь, чтобы помочь упавшему приятелю, он мчится через полянку и
скрывается в кустах, а тот, что лежит у костра, по‑прежнему недвижим.
Но вот по ветвям дуба, откуда раздался выстрел, спускается
темная фигура; над лужайкой звучит пронзительный свист, и конь, волоча по земле
лассо, бросается к дереву.
Прямо с дуба на спину лошади прыгает полуголый человек с
длинным ружьем в руке. Еще мгновение – и человек и лошадь исчезают в прогалине
меж деревьев. Всадник во весь опор мчится по долине.
|
