Глава XXVII
Перед вечером Вискарра со своими разряженными уланами
проехал вверх по долине: они возвращались в город после преследования индейцев.
Прошел какой‑нибудь час, и на дороге показалась другая
кавалькада, запыленная и усталая; она двигалась в том же направлении. Едва ли
можно было назвать это кавалькадой: тут были вьючные мулы да быки тащили
несколько повозок. Только один человек ехал на лошади; его одежда и весь вид
явно показывали, что он – хозяин каравана.
Долгий путь утомил всадника и коня, оба покрыты пылью, но
все равно этого всадника узнать нетрудно: это Карлос, охотник на бизонов.
Он уже совсем недалеко от дома. Еще пять миль по этой
пыльной дороге – и перед ним откроется дверь его бедного жилища. Еще час – и
старая мать, милая сестра кинутся к нему в объятия, и он с нежностью прижмет их
к груди.
Какая это будет неожиданность для них! Уж конечно, они не
ждали его так скоро.
А как он обрадует их! Ведь ему необыкновенно повезло.
Великолепные мулы, богатый груз – да это же настоящее богатство! У Роситы
теперь будет новое платье – не из грубой домотканой материи, а шелковое,
настоящего привозного шелка, и мантилья, и атласные туфельки, и в следующий
праздник она наденет тонкие чулки… Она будет достойной парой его другу дону
Хуану. А матушке не придется больше довольствоваться маисовым напитком: она
станет пить чай, кофе, шоколад – что ей больше понравится!
Их дом слишком плох и стар, его надо снести и на его месте
построить новый… Нет, лучше пускай он будет конюшней для вороного, а новый дом
можно построить рядом. После продажи мулов можно будет купить хороший участок
земли и наладить все хозяйство.
А что мешает Карлосу стать скотоводом и сдавать землю в
аренду или самому использовать ее под пастбище? Это куда более почтенное
занятие; тогда он уже не будет последним человеком в Сан‑Ильдефонсо. Ничто не
сможет помешать ему. Так и надо сделать. Только прежде он еще раз побывает на
плоскогорье, навестит своих друзей вако – ведь они обещали… О, их обещание и
есть тот краеугольный камень, на котором основаны все его надежды!
Шелковое платье Росите, дорогие напитки старухе‑матери,
новый дом, пастбище – мечтать об этом так приятно! Но есть у Карлоса еще одна,
самая заветная мечта, она затмевает все другие. Если он съездит еще раз в
страну вако, он сможет осуществить и эту мечту.
Карлос верил, что единственная преграда, отделяющая его от
Каталины, – это его бедность. Ведь и ее отец, строго говоря, не из
богачей. Правда, теперь‑то он богат, но всего несколько лет назад он был просто
бедный рудокоп, не богаче Карлоса. Прежде они были соседями, и в те далекие
времена дон Амбросио вовсе не считал, что мальчик Карлос – неподходящее
знакомство для маленькой Каталины.
Что же тогда он может иметь против охотника на бизонов, если
охотник тоже разбогатеет? «Конечно, ничего, – думал Карлос. – Если
доказать ему, что я не беднее его, он согласится отдать за меня Каталину. А
почему бы и нет? Мать говорила, что в моих жилах течет такая же кровь, как у
любого благородного идальго, ничуть не хуже. И если вако сказали правду, еще
одна поездка – и у Карлоса, охотника на бизонов, будет столько же золота,
сколько у владельца рудника дона Амбросио! « Всю обратную дорогу он думал об
этом. Каждый день, каждый час строил он свои воздушные замки. Не проходило
часа, чтобы он не покупал шелковое платье Росите, чай, кофе, шоколад – матери;
он воздвигал новое ранчо, покупал пастбище, показывал отцу Каталины золото и
требовал ее руки. Воздушные замки!
Чем ближе к дому, тем ярче, доступнее становились эти
радужные видения, и лицо охотника светилось счастьем. Но скоро ужас исказит его
черты…
Несколько раз он готов был помчаться вперед, чтобы поскорее
насладиться встречей с матерью и сестрой, но он всякий раз сдерживал себя.
– Нет, – шептал он. – Лучше я останусь с
мулами. Так будет торжественнее! Мы все выстроимся в ряд перед ранчо. Они
подумают, что я приехал с кемто чужим и это ему принадлежат мулы. А когда я
скажу, что это все – мое, они вообразят, что я стал настоящим индейцем и вместе
со своими отважными слугами совершил набег на южные провинции.
И Карлос засмеялся от удовольствия.
«Росита, сестренка! – думал он. – Теперь‑то она выйдет
замуж за дона Хуана. Теперь я могу дать свое согласие. Так будет лучше. Он
смелый, он сумеет защитить Роситу, когда я опять уеду в прерии. Правда, это
будет последняя поездка. Съезжу еще только один раз – и меня будут звать не
просто Карлос, охотник на бизонов, но сеньор дон Карлос».
И при мысли, что он станет богачом и его будут называть «
дон Карлос», он снова рассмеялся.
«А как странно, что я никого не встретил! – подумал он
потом. – На дороге ни души! И ведь совсем не поздно, солнце еще не скрылось
за утесом. Куда же делись люди? А на дороге много свежих конских следов… Ха!
Здесь побывали солдаты! Совсем недавно проехали вверх по долине… Но ведь не из‑за
этого же нигде не видно людей. И даже ни одного отставшего солдата! Если бы не
эти следы, я бы подумал, что на Сан‑Ильдефонсо напали индейцы. Только если бы
апачи и вправду тут объявились, наш комендант со своими усачами никогда не
посмел бы так далеко отъехать от крепости, знаю я его!.. Нет, это все‑таки
странно! Ничего не понимаю. Может, сегодня какой‑нибудь праздник и все ушли в
город? «
– Антонио, друг, ты знаешь все праздники. Сегодня
праздник?
– Нет, хозяин.
– Где же весь народ?
– Я и сам не пойму, хозяин. Хоть бы кто навстречу
попался…
– Вот и я не понимаю… Может, по соседству появились
дикие индейцы? Как ты думаешь?
– Нет, хозяин, глядите! Вот следы улан. Час, как
проскакали. Где уланы, там нет индейцев.
Антонио так сказал это и так при этом посмотрел, что Карлос
не мог ошибиться в истинном смысле его слов, которые сами по себе можно было бы
понять и подругому. Антонио вовсе не хотел сказать, что если уж уланы тут
появились, так индейцы не посмеют сюда сунуться, – совсем наоборот. Не
«индейцев нет, потому что появились уланы», но «уланы здесь, потому что индейцы
не появлялись», – вот что он хотел сказать.
Карлос понял его и в ответ разразился смехом – он ведь и сам
так же думал.
На дороге по‑прежнему никто не показывался, и Карлоса это
начинало тревожить. Он все еще не думал, что с его близкими могла случиться
беда, но это безлюдье наводило на мысль об одиночестве и, казалось, сулило что‑то
недоброе.
И понемногу печаль закралась в душу Карлоса, завладела ею, и
он уже не мог с нею справиться.
Он еще не миновал ни одного ранчо. Как уже говорилось, их
дом был самый последний, если ехать вниз по долине. Но ведь жители пасли свои
стада еще ниже, и в этот час они обычно гнали скот домой. А сейчас не видно ни
скота, ни пастухов.
Луга по обе стороны дороги, на которых обычно паслись стада,
пусты. Что бы это могло значить?
И на душе у него становилось как‑то беспокойно, тревожно;
эта смутная тревога все росла, пока он не достиг того места, где ему надо было
свернуть.
Вот наконец и поворот. Он свернул на дорогу, ведущую к дому,
миновал рощицы вечнозеленых дубов – сейчас он увидит свое ранчо.
Карлос невольно осадил коня… и так и застыл в седле; рот его
приоткрылся, остановившийся взор был страшен.
Дома не было видно, его скрывала зеленая стена кактусов, но
поверх нее он разглядел какую‑то зловещую черную линию, а над асотеей курился
странный дымок.
– Боже правый! Что это? – воскликнул он
прерывающимся голосом, но тут же, не раздумывая, так вонзил шпоры в бока коню,
что тот полетел стрелой.
Вот уже расстояние, отделяющее его от изгороди, осталось
позади, и, соскочив с коня, охотник кинулся к дому.
Вскоре подошел весь караван. Антонио поспешил за ограду.
Там, между еще не остывших, почерневших от огня стен,
полулежал на скамье его хозяин. Кудрявая голова Карлоса поникла; обхватив ее
обеими руками, он судорожно стискивал пальцы.
Заслышав шаги, он поднял глаза, но лишь на мгновение.
– Господи! Матушка… сестра!.. – повторял он.
Голова его снова поникла, он тяжело, прерывисто дышал. То был час жестоких,
нестерпимых страданий: он предчувствовал страшную правду.
|
