Глава XXI
Росита стояла на коленях, и маленький челнок в ее руках
проворно сновал по утку. Она пела, пела и нежно и звонко, веселую песенку,
которой научила ее мать, песенку, родившуюся в далеких лесах Америки; потом
запела старинную романтическую испанскую песню – быть может, это был
«Трубадур»; чудесная эта мелодия не потеряла своей прелести, даже в современной
песенке «Не любит… „. «Трубадур“ был любимой балладой Роситы, и, когда она
бралась за бандолу и пела под звон ее струн, напоминающий звон гитары,
слушатель испытывал истинное наслаждение.
Сейчас она пела, чтобы скоротать время и чтобы работалось
легче, и хотя на этот раз она не аккомпанировала себе, ее серебристый голосок и
без всякой другой музыки звучал нежно и ясно.
Мать отложила в сторону трубку и, как и Росита, занялась
делом. Она пряла пряжу, из которой ткались ткани. Если ткацкий станок Роситы
был очень примитивен, то прялка была еще примитивнее – простонапросто быстрое,
неутомимо пляшущее веретено. С помощью этой нехитрой механики старая женщина
вытягивала и сучила такую ровную нить, что и настоящая прядильная машина не
могла бы ее перещеголять.
– Бедный наш Карлос! Раз, два, три, четыре, пять,
шесть… я сделала шесть зарубок – уже шестой день он в пути. Наверно, он сейчас
на Льяно Эстакадо, мама. Я надеюсь, что ему повезет и индейцы обойдутся с ним
по‑хорошему.
– Не тревожься, девочка. Мой храбрый сын взял с собой
отцово ружье, и он умеет с ним обращаться. Да, это он умеет. Не тревожься за
Карлоса!
– Но ведь он еще никогда не бывал там, мама. Вдруг он
повстречается с враждебным племенем?
– Не тревожься, девочка! У Карлоса есть враги
пострашнее индейцев… враги пострашнее, и они здесь, рядом с нами. Трусливые
рабы! Они ненавидят нас… И здешние испанцы и креолы ненавидят нас… Испанские
собаки! Они ненавидят нас за то, что мы саксы.
– Не говори так, мама! Ведь не все они наши враги. У
нас есть и друзья.
Росита думала о доне Хуане.
– Немного, очень немного… И они редко навещают нас. Да
и что мне до них – ведь у меня есть сын ! Разве он не лучший наш друг? Нежное
сердце, храброе сердце, сильная рука! Кто сравнится с моим Карлосом? И мальчик
любит свою старую мать, странную старую мать… Это все они, пьяницы, думают, что
она странная. А все‑таки он любит свою старую мать. На что же ей тогда друзья?
Она громко расхохоталась, и в этом смехе звучало такое
торжество, что сразу было видно, как гордится она своим сыном.
– А какой груз повез он, мама! Прежде он никогда не
брал так много товаров. И откуда у него столько денег?
Росита в точности не знала, откуда, но в глубине души
подозревала, кто именно был тот друг, что ссудил ее брата деньгами.
– Боже мой! – продолжала она. – Если он
удачно продаст все эти прекрасные вещи, он будет очень богат. Он пригонит
мулов, целый табун. Скорей бы уж он вернулся! Раз, два, три… шесть. Да, только
шесть зарубок. А мне так хочется, чтобы это доска уже вся была в зарубках, с
обеих сторон… очень хочется!
Говоря это, Росита глядела на узкую кедровую дощечку,
висевшую на стене. На дощечке видны были шесть маленьких зарубок. Она заменяла
Росите и часы и календарь: каждый день, пока не вернулся Карлос, на ней
прибавляется по зарубке, и сестра всегда будет знать, сколько времени прошло с
тех пор, как он уехал.
Поглядев минуту‑другую на кедровую дощечку и попытавшись
представить себе, что зарубок уже не шесть, а семь, Росита оставила это занятие
и снова принялась ткать.
А старуха тем временем отложила веретено и сняла крышку с
глиняного горшка, который стоял на очаге на небольшом огне. Над горшком
поднялось облако пара, и в комнате вкусно запахло: старуха тушила мелко
изрубленное вяленое бизонье мясо, крепко приправленное испанским луком и
стручками красного перца.
– Жаркое готово, девочка, – сказала она, достав
мясо деревянной ложкой и отведав его. – Давай обедать.
– Хорошо, мама, – ответила Росита, вставая из‑за
своего станка. – Сейчас я приготовлю тортильи.
Тортильи – это лепешки, которые едят только теплыми, –
вернее, они вкусны лишь теплые, прямо со сковородки, поэтому их пекут в
последнюю минуту, когда уже садятся за стол или даже во время еды.
Росита отодвинула горшок и поставила сковороду на угли. В
другом горшке уже сварился маис. Росита сняла его и поставила рядом, на
каменный столик, потом с помощью продолговатой, тоже каменной скалки быстро
превратила разваренный маис в снежно‑белое тесто. Отставила в сторону горшок,
отложила скалку и погрузила розовые пальчики в тесто. Взяла ровно столько
теста, сколько требовалось на лепешку, скатала из него шар, прихлопнула его
ладонями, и получился плоский, не толще вафли, круг. Теперь оставалось только
бросить его на горячую сковороду, тотчас перевернуть, еще мгновенье – и
тортилья готова.
Все это требовало незаурядной ловкости, но Росита все
проделала так искусно, что ясно было – она мастерица печь тортильи.
Когда на блюде появилась изрядная стопка лепешек, Росита
перестала печь; мать уже разложила жаркое по тарелкам, и обе принялись за еду,
не пользуясь при этом ни ножами, ни вилками, на даже ложками. Лепешки были еще
теплые, и их можно было согнуть как угодно, они‑то и заменяли все эти ухищрения
цивилизации, которые в мексиканском ранчо считались совершенно лишними.
Едва они успели покончить со своим скромным обедом, как до
их слуха донесся какой‑то необычный звук.
– Что это? – воскликнула Росита, вскочив на ноги и
прислушиваясь.
Через открытую дверь и окна снова проник в комнату тот же
звук.
– Да это труба! – сказала девушка. – Наверно,
это пришли солдаты.
Она выглянула в дверь, потом подбежала к изгороди и стала
глядеть сквозь щели между зелеными столбиками. Это и в самом деле были солдаты.
Невдалеке, по двое в ряд, вниз по долине двигался отряд улан. Блеск их оружия и
фляжки на пиках придавали им вид веселый и привлекательный. В ту минуту, когда
Росита увидела их, они повернули коней, перестроились и, вытянувшись в одну
линию, остановились лицом к изгороди, всего в какой‑нибудь сотне шагов от нее.
Ясно было, что они остановились перед ранчо не случайно.
«Что им тут надо? « – сразу же подумала Росита. Отряды улан
часто проходили мимо них по долине, но никогда не приближались к дому, который,
как уже сказано, стоял в стороне от дороги. Что же привело сюда солдат? Что
заставило их свернуть со своего обычного пути?
Не найдя ответа на эти вопросы, Росита побежала в дом и
стала спрашивать мать. Но и та ничего не могла ответить ей; тогда девушка
вернулась к ограде и опять стала смотреть в щелку.
В это время один из всадников, одетый наряднее других –
верно, офицер, – отделился от строя и галопом поскакал к дому. Вот он уже
совсем рядом, вот остановил коня у живой изгороди и поверх кактусов заглядывает
во двор.
Росита увидела только шляпу с султаном и лицо, но она сразу
узнала его. Это был тот самый офицер, который так беззастенчиво смотрел на нее
в день святого Иоанна. Перед нею был комендант Вискарра.
|
