IX
В тот же день и Базаров познакомился с Фенечкой. Он
вместе с Аркадием ходил по саду и толковал ему, почему иные деревца,
особенно дубки, не принялись.
- Надо серебристых тополей побольше здесь сажать, да
елок, да, пожалуй, липок, подбавивши чернозему. Вон беседка принялась хорошо,
- прибавил он, - потому что акация да сирень - ребята добрые, ухода не
требуют. Ба, да тут кто-то есть.
В беседке сидела Фенечка с Дуняшей и Митей. Базаров
остановился, а Аркадий кивнул головою Фенечке, как старый знакомый.
- Кто это? - спросил его Базаров, как только они
прошли мимо. - Какая хорошенькая!
- Да ты о ком говоришь?
- Известно о ком: одна только хорошенькая.
Аркадий, не без замешательства, объяснил ему в
коротких словах, кто была Фенечка.
- Ага! - промолвил Базаров, - у твоего отца, видно,
губа не дура. А он мне нравится, твой отец, ей-ей! Он молодец. Однако надо
познакомиться, - прибавил он и отправился назад к беседке.
- Евгений! - с испугом крикнул ему вослед Аркадий, -
осторожней, ради Бога.
- Не волнуйся, - проговорил Базаров, - народ мы
тертый, в городах живали.
Приблизясь к Фенечке, он скинул картуз.
- Позвольте представиться, - начал он с вежливым
поклоном, - Аркадию Николаевичу приятель и человек смирный.
Фенечка приподнялась со скамейки и глядела на него
молча.
- Какой ребенок чудесный! - продолжал Базаров. - Не
беспокойтесь, я еще никого не сглазил. Что это у него щеки такие красные?
Зубки, что ли, прорезаются?
- Да-с, - промолвила Фенечка, - четверо зубков у него
уже прорезались, а теперь вот десны опять припухли.
- Покажите-ка... да вы не бойтесь, я доктор.
Базаров взял на руки ребенка, который, к удивлению и
Фенечки и Дуняши, не оказал никакого сопротивления и не испугался.
- Вижу, вижу... Ничего, все в порядке: зубастый
будет. Если что случится, скажите мне. А сами вы здоровы?
- Здорова, слава Богу.
- Слава Богу - лучше всего. А вы? - прибавил
Базаров, обращаясь к Дуняше.
Дуняша, девушка очень строгая в хоромах и хохотунья за
воротами, только фыркнула ему в ответ.
- Ну и прекрасно. Вот вам ваш богатырь. Фенечка
приняла ребенка к себе на руки.
- Как он у вас тихо сидел, - промолвила она вполголоса.
- У меня все дети тихо сидят, - отвечал Базаров, - я
такую штуку знаю.
- Дети чувствуют, кто их любит, - заметила Дуняша.
- Это точно, - подтвердила Фенечка. - Вот и Митя, к
иному ни за что на руки не пойдет.
- А ко мне пойдет? - спросил Аркадий, который, постояв
некоторое время в отдалении, приблизился к беседке.
Он поманил к себе Митю, но Митя откинул голову назад
и запищал, что очень смутило Фенечку.
- В другой раз, когда привыкнуть успеет, -
снисходительно промолвил Аркадий, и оба приятеля удалились.
- Как бишь ее зовут? - спросил Базаров.
- Фенечкой... Федосьей, - ответил Аркадий.
- А по батюшке? Это тоже нужно знать.
- Николаевной.
- Bene* [Хорошо (лат.)]. Мне нравится в ней то, что она не слишком конфузится?
Иной, пожалуй, это-то и осудил бы в ней. Что за вздор? чего конфузиться? Она
мать - ну и права.
- Она-то права, - заметил Аркадий, - но вот отец мой...
- И он прав, - перебил Базаров.
- Ну, нет, я не нахожу.
- Видно, лишний наследничек нам не по нутру?
- Как тебе не стыдно предполагать во мне такие мысли!
- с жаром подхватил Аркадий. - Я не с этой точки зрения почитаю отца
неправым; я нахожу, что он должен бы жениться на ней.
- Эге-ге! - спокойно проговорил Базаров. - Вот мы
какие великодушные! Ты придаешь еще значение браку; я этого от тебя не ожидал.
Приятели сделали несколько шагов в молчанье.
- Видел я все заведения твоего отца, - начал опять
Базаров. - Скот плохой, и лошади разбитые. Строения тоже подгуляли, и
работники смотрят отъявленными ленивцами; а управляющий либо дурак, либо
плут, я еще не разобрал хорошенько.
- Строг же ты сегодня, Евгений Васильевич.
- И добрые мужички надуют твоего отца всенепременно.
Знаешь поговорку: "Русский мужик бога слопает".
- Я начинаю соглашаться с дядей, - заметил Аркадий,
- ты решительно дурного мнения о русских.
- Эка важность! Русский человек только тем и хорош,
что он сам о себе прескверного мнения. Важно то, что дважды два четыре,
а остальное все пустяки.
- И природа пустяки? - проговорил Аркадий,
задумчиво глядя вдаль на пестрые поля, красиво и мягко освещенные уже невысоким
солнцем.
- И природа пустяки в том значении, в каком ты ее
понимаешь. Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник.
Медлительные звуки виолончели долетели до них из
дому в это самое мгновение. Кто-то играл с чувством, хотя и неопытною
рукою "Ожидание" Шуберта, и медом разливалась по воздуху сладостная
мелодия.
- Это что? - произнес с изумлением Базаров.
- Это отец.
- Твой отец играет на виолончели?
- Да.
- Да сколько твоему отцу лет?
- Сорок четыре.
Базаров вдруг расхохотался.
- Чему же ты смеешься?
- Помилуй! в сорок четыре года человек, pater familias
[отец семейства (лат.)], в ...м уезде - играет на виолончели!
Базаров продолжал хохотать; но Аркадий, как ни
благоговел перед своим учителем, на этот раз даже не улыбнулся.
|