Чарльз Диккенс «Лавка древностей»

Глава XXI

Кит пошел своей дорогой и вскоре забыл и пони, и фаэтон, и маленькую старушку, и маленького старичка, а в придачу к ним и маленького молодого джентльмена и начал снова гадать, что же сталось с хозяином и милой его сердцу хозяйской внучкой, так как мысли о них не давали ему покоя. Не переставая подыскивать в уме хоть сколько-нибудь правдоподобное объяснение их отлучке и убеждая себя, что они скоро вернутся, он решил пойти домой, кончить дело, прерванное в ту минуту, когда ему вспомнился уговор со старичком, а потом снова отправиться на поиски работы.

Кит завернул во двор, где стоял их дом, и вдруг что за чудо! — пони. Да, это был тот самый пони, только он казался еще упрямее, а в фаэтоне, наблюдая за каждым движением норовистого конька, сидел один мистер Авель. Он заметил проходившего мимо Кита и изо всех сил закивал ему, не щадя собственной головы.

Кит удивился, увидев пони, да еще возле своего дома, и не мог взять в толк, почему он очутился здесь и куда девались его седоки. Это стадо ясно ему лишь тогда, когда, подняв щеколду на двери и войдя в комнату, он увидел маленькую старушку и маленького старичка, беседующих с матерью, что привело его в некоторое замешательство, но не помешало сорвать с головы шляпу и отвесить им учтивый поклон.

— Как видишь, Кристофер, мы поспели сюда раньше тебя, — с улыбкой сказал мистер Гарленд.

— Да, сэр, — сказал Кит и посмотрел на мать: не объяснит ли она ему цели их посещения.

— Этот джентльмен, сынок, — заговорила миссис Набблс в ответ на молчаливый вопрос Кита, — был так любезен, что поинтересовался, хорошее ли у тебя место, или, может, ты совсем без места, а когда я ответила ему — да, без места, он был так добр, что сказал…

— …что нам нужен в услужение хороший мальчик, — в один голос перебили ее маленький старичок и маленькая старушка. — И что, может быть, мы о тебе подумаем, если наши ожидания оправдаются.

Поскольку думать они могли только о том, взять ли в услужение Кита, или нет, волнение матери передалось и сыну, и он немедленно всполошился, так как старички, отличавшиеся крайней методичностью и осмотрительностью, задавали такое количество вопросов, что под конец у него почти не осталось надежд на успех.

— Вы, матушка, сами понимаете, в таких делах надо все рассчитать и взвесить, — говорила миссис Гарленд матери Кита. — Наша семья состоит из трех человек, люди мы тихие, любим во всем порядок, и нам было бы очень неприятно обмануться в своих надеждах.

Но мать Кита поспешила заверить их, что, по ее мнению, это совершенно правильно и совершенно верно, и только так и надо поступать, и — боже ее упаси! — она не боится расспросов ни о себе, ни о сыне — ведь он клад, а не сын, хоть матери и не годится так говорить. Но именно как мать она может и она должна засвидетельствовать, что он весь в отца, а тот был не только хорошим сыном, но и лучшим из мужей и лучшим из отцов, и Кит тоже может это подтвердить, а Джейкоб с малышом подтвердили бы, если б были немного постарше, да вот жалко, они несмышленыши, хотя почему жалко? им же лучше, бедняжкам, не сознают, кого потеряли. И в заключение своей речи мать Кита утерла слезы передником и погладила по головке маленького Джейкоба, который укачивал малыша и в испуге таращил глазенки на незнакомую леди и незнакомого джентльмена.

Когда мать Кита умолкла, старушка сказала, что так может говорить только женщина вполне порядочная и почтенная и что вид детишек, а также чистота комнаты заслуживают всяческого одобрения и похвалы, после чего мать Кита сделала книксен и успокоилась, а потом пустилась в подробное описание жизни Кита с младенчества и по сей день, не забыв упомянуть о том, как он, совсем в нежном возрасте, совершенно непостижимым образом вывалился из окна задней комнаты, и о невыносимых его муках во время кори, и тут же, весьма искусно подражая жалобному голосу страдальца, изобразила, как он денно и нощно просил воды и гренков и утешал ее: «Не плачь, мама, я скоро поправлюсь». В подтверждение своих слов она сослалась на миссис Грин, проживающую за углом у сыровара, и на нескольких других леди и джентльменов в различных частях Англии и Уэльса (поскольку вышеизложенные события происходили у всех у них на глазах), причем, не забыла и некоего мистера Брауна, который, как говорят, служит теперь в Индии капралом, — а значит, его можно разыскать без особого труда. Когда и этот рассказ был окончен, мистер Гарленд задал Киту кое-какие вопросы, касающиеся его хозяйственного опыта и общих знаний, а миссис Гарленд занялась детьми и ознакомившись со слов матери Кита с некоторыми удивительными обстоятельствами, которые сопутствовали появлению на свет каждого из них, рассказала о некоторых удивительных обстоятельствах, которые сопутствовали появлению на свет ее собственного чада, мистера Авеля, после чего выяснилось, что и мать Кита и она сама подвергались в то время такой опасности и такому риску, каких не знала ни одна другая женщина, независимо от возраста и общественного положения. На конец речь зашла о гардеробе Кита, и после того как на пополнение и освежение его была выдана небольшая сумма, Киту официально сообщили, что он взят на службу к мистеру и миссис Гарленд из коттеджа «Авель» в Финчли^[31] с жалованьем в шесть фунтов в год, не считая квартиры и стола.

Трудно сказать, какая из сторон осталась более довольна этим соглашением, завершившимся растроганными взглядами и счастливыми улыбками всех участников. Было решено, что Кит прибудет на свое новое местожительство послезавтра, с самого утра; вслед за тем старички подарили одну блестящую монету в полкроны Джейкобу, другую — малышу и удалились в сопровождении нового слуги, который подержал строптивого пони под уздцы, пока они усаживались в фаэтон, и потом с радостно бьющимся сердцем проводил глазами удаляющийся экипаж.

— Ну, мама, — сказал Кит, прибежав домой, — кажется, моя судьба решилась!

— И как решилась, Кит! — воскликнула его мать. — Шесть фунтов в год! Подумать только!

— Да-а! — протянул он, стараясь сохранить солидный вид, как того требовало мысленное созерцание такой суммы, и все же улыбаясь во весь рот. — Богатство!

Кит вздохнул, выговорив это слово, глубоко засунул руки в карманы, будто в каждом из них уже лежало по меньшей мере его годовое жалованье, и посмотрел на мать — вернее, сквозь нее — куда-то вдаль, где перед ним в бесконечной перспективе маячили новенькие золотые соверены.

— Даст бог, мама, по воскресеньям ты у нас будешь наряжаться не хуже знатной леди, а из Джейкоба мы сделаем заправского школяра, а малыш станет как наливное яблочко, и верхнюю комнату обставим так, что любо-дорого глядеть. Шесть фунтов в год!

— Кхе-кхе! — послышался чей-то скрипучий голос. — Это что за разговоры о шести фунтах? О каких шести фунтах? — И вслед за тем в комнате появился Дэниел Квилп, по пятам за которым шел Ричард Свивеллер.

— Кто сказал, что он будет получать шесть фунтов в год? — продолжал Квилп, озираясь по сторонам. — Старик сказал или маленькая Нелл сказала? И за что он будет получать шесть фунтов в год, и где его хозяева, а?

Добрейшую миссис Набблс так напугало неожиданное появление этого страшилища, что она выхватила малыша из колыбели и отступила с ним в самый дальний угол комнаты, а Джейкоб, сидевший на табуретке со сложенными на коленях руками, в остолбенении вытаращил глаза на этого гостя и заревел во всю глотку. Ричард Свивеллер не торопясь оглядывал семейство Набблсов поверх головы мистера Квилпа, а сам Квилп стоял, засунув руки в карманы, и, судя по его улыбке, наслаждался всеобщим переполохом.

— Не бойтесь, хозяюшка, — сказал он, выждав несколько минут. — Ваш сын меня знает. Я не ем младенцев, они невкусные. А вот этого юного горлана советую вам утихомирить, не то он введет меня в искушение, и я причиню ему какую-нибудь неприятность. Ну, сударь! Замолчишь ты или нет?

Маленький Джейкоб мгновенно запрудил два ручейка, которые струились у него из глаз, и так и обмер от ужаса.

— Смотри, разбойник, посмей только пикнуть, — продолжал Квилп, свирепо глядя на него. — Я тогда такую рожу скорчу, что тебя родимчик хватит. А ты, сударь? Почему ты не пришел ко мне, как обещал?

— А зачем? — огрызнулся Кит. — У нас с вами никаких дел нет и не было.

— Послушайте, хозяюшка, — сказал Квилп, быстро отвернувшись от Кита и обращаясь к миссис Набблс. — Его прежний хозяин никого сюда не присылал или, может, сам заходил? Где он сейчас, здесь? А если нет, куда они ушли?

— Он к нам и раньше никогда не приходил, — ответила мать Кита. — Я бы тоже дорого дала, чтобы узнать, куда они ушли. Тогда и у сына моего и у меня полегчало бы на сердце. Если вы тот самый джентльмен, которого зовут мистер Квилп, вам бы самому следовало все знать. Я сыну только сегодня об этом говорила.

— Гм! — хмыкнул явно разочарованный Квилп. — А этому джентльмену вы то же самое скажете, а?

— Если джентльмен спросит меня о том же самом, ничего другого я ему поведать не смогу, как бы мне этого ни хотелось, — последовал ответ.

Квилп посмотрел на Ричарда Свивеллера и сказал, что, поскольку они столкнулись на пороге, мистер Свивеллер, вероятно, тоже пришел навести справки о беглецах? Не правда ли?

— Да, — ответил Дик. — Такова была цель моей экспедиции. Я тешил себя этой мечтой, но увы!.. Похоронный слышу звон, — нет мечты, дин-дон, дин-дон.

— Вы, кажется, огорчены? — заметил Квилп.

— Вышел камуфлет, сэр, вот и все! — ответил Ричард Свивеллер. — Я затеял одно дельце, а тут на тебе такой камуфлет! Ты, светлой прелести и неги образец, будешь возложена на алтарь Чеггса! Вот так-то, сэр.

Карлик смотрел на Ричарда с насмешливой улыбкой, но Ричард, который уже успел крепко позавтракать в обществе одного приятеля, ничего этого не замечал и продолжал скорбеть о своей судьбе, вперив вдаль унылый, безнадежный взгляд. Квилп сразу учуял, что и визит Дика и его столь явное огорчение — это все неспроста, и, надеясь учинить какую-нибудь новую пакость, решил выведать, в чем тут дело. Придя к такому решению, он мигом придал своей физиономии выражение святой простоты, поскольку это было в его силах и возможностях, и рассыпался в соболезнованиях мистеру Свивеллеру.

— Я и сам огорчен, — сказал Квилп. — Но я скорблю о них просто по-дружески, а у вас, вероятно, имеются более веские причины — причины личного характера, и вам труднее перенести такое огорчение.

— Конечно, труднее, — раздраженно ответил Дик, — Ах, как мне вас жаль, как жаль! Я и сам расстроился. Но раз уж мы с вами товарищи по несчастью, давайте вместе испробуем верный способ рассеяться. Если другие дела не влекут вас в противоположном направлении, — Квилп настойчиво потянул Дика за рукав и, скосив глаза, лукаво заглянул ему снизу в лицо, — на набережной есть одно заведение, где подают такой джин, голландский — по-видимому, контрабандный, но это между нами, — какого на всем свете не сыщешь! Хозяин меня знает. У них на самом берегу стоит маленькая беседочка, и мы с вами выпьем там по стаканчику этого восхитительного напитка, набьем трубки табаком — вот он, у меня в табакерке, и, насколько могу судить, редчайшего качества — и премило проведем время. Или у вас имеются совершенно неотложные дела, требующие вашего присутствия в другом месте, а, мистер Свивеллер?

Дик слушал карлика, и лицо его мало-помалу расплывалось в довольной улыбке, нахмуренные брови разглаживались. К тому времени, когда Квилп кончил, Дик уже смотрел на него сверху вниз с таким же лукавством, с каким тот смотрел на Дика снизу вверх, и им осталось только направить свои стопы к вышеупомянутому заведению, что и было сделано без всяких отлагательств. Увидев их спины, маленький Джейкоб мгновенно оттаял н продолжил свои вопли с того самого места, на котором Квилп заморозил их.

Беседка, рекомендованная мистером Квилпом, представляла собой кое-как сколоченную из гнилых досок убогую клетушку, нависавшую над рекой и грозившую того и гляди съехать в типу. Сам же трактир — совершеннейшая развалина, изъеденная и источенная крысами, — держался только на деревянных подпорках, которые давно успели сгнить и начинали подаваться под такой тяжестью, а по ночам, в сильный ветер, скрипели и потрескивали, точно все это сооружение должно было вот-вот рухнуть. Трактир возвышался — если нечто подобное может возвышаться — на пустыре, куда относило дым из фабричных труб и где стоял вечный грохот якорных лебедок и шум взбаламученной воды. Внутреннее его убранство вполне соответствовало внешнему виду. Комнаты были сырые, с низкими потолками, в покрытых плесенью стенах зияли дыры и щели, прогнившие половицы ходили ходуном, и потолочные балки, вышедшие из пазов, предостерегали пугливых посетителей, что от них надо держаться подальше.

Вот в это-то уютное гнездышко мистер Квилп и повел Ричарда Свивелдера, обращая по дороге его внимание на окружающие красоты, и через несколько минут в беседке, на столе, испещренном изображениями множества виселиц и чьими-то инициалами, появился деревянный бочонок хваленого голландского джина. Разлив напиток по стаканам с ловкостью, свидетельствующей о немалом опыте, и добавив туда на треть воды, мистер Квилп передал Ричарду Свивеллеру его порцию, закурил трубку от огарка, торчавшего в старом покореженном фонаре, уселся на стуле с ногами и сразу же окутал себя клубами дыма.

— Ну, как? — спросил Квилп, когда Ричард Свивеллер громко причмокнул. — Правда, крепок? Правда, огонь? Слеза прошибает, в горле першит, дух захватывает! Правда, хорош?

— Хорош? — воскликнул Дик и, выплеснув полстакана на пол, долил себе воды. — Да неужто я поверю, что вы способны проглотить эту огненную жидкость?

— Не поверите? — вскричал Квилп. — Думаете, не проглочу? Глядите! Вот! Вот! И вот! Ну что?

Приговаривая это, Дэниел Квилп нацедил и выпил три небольших стакана крепчайшего джина, скорчил страшную гримасу, запыхтел трубкой, затянулся несколько раз подряд и выпустил весь дым через нос. Потом, когда этот подвиг был окончен, он снова принял прежнюю позу и захохотал во все горло.

— Просим тост! — вдруг крикнул Квилп, весьма искусно выбивая на столе дробь кулаком и локтем. — За нее, за красотку! Выпьем за красотку и осушим стаканы до дна! Просим имя, имя!

— Если вас интересует ее имя, — сказал Дик, — пожалуйста. За здоровье Софи Уэклс!

— Софи Уэклс! — взвизгнул карлик. — За мисс Софи Уэклс — будущую миссис Ричард Свивеллер! Ха-ха-ха! За будущую!

— Ах! — вздохнул Дик. — Такой тост можно было провозгласить несколько недель назад, но сейчас он неуместен, мой прекрасный друг. Возложив себя на алтарь Чеггса, она…

— Отравить Чеггса! Отрезать Чеггсу уши! — не унимался Квилп. — Не говорите мне о Чеггсе! Она будет миссис Свивеллер, и точка! Выпьем же снова за ее здоровье, и за здоровье ее батюшки, и за здоровье ее матушки и всех братцев и сестриц! За все славное семейство Уэклсов! За всех за них сразу, — залпом!

— Ну, знаете, — сказал Ричард Свивеллер, не донеся стакана до рта и в остолбенении глядя на карлика, который размахивал руками и дрыгал ногами. — Бывают весельчаки, но чтобы такое вытворяли, этого мне еще в жизни не приходилось ни видеть, ни слышать! Честное слово!

Это чистосердечное признание не только не усмирило, но еще больше раззадорило карлика, и Ричард Свивеллер, не перестававший дивиться его проказливому настроению и за компанию частенько прикладывавшийся к стакану, сам того не замечая, становился все разговорчивей и откровенней, а под конец совсем разоткровенничался, тем более что мистер Квилп весьма умело вызывал его на это.

Настроив своего собутыльника на соответствующий лад и зная, на какую педаль нужно нажимать в трудные минуты, Дэниел Квилп сильно облегчил себе свою задачу, и вскоре замысел легковесного Дика и его расчетливого дружка стал известен ему во всех подробностях.

— Довольно! — воскликнул Квилп. — Молодцы! Отлично придумали, отлично! Мы все уладим, обязательно уладим! По рукам! И с этой минуты я ваш друг!

— Как? Вы считаете, что еще не все потеряно? — спросил Дик, не ожидавший такой поддержки.

— Не все потеряно? Да вы действуете наверняка! Пусть Софи Уэклс меняет фамилию на Чеггс или на любую другую, только не на Свивеллер. О счастливец! Старик богат, как жид! Ваше будущее обеспечено. Я уже вижу вас муженьком Нелли, вижу, как вы купаетесь и золоте и серебре. Можете рассчитывать на мою помощь. Все уладится! Все уладится, не сомневайтесь!

— Но как? — спросил Дик.

— Времени впереди много — уладится, — сказал карлик. — Сейчас мы сядем и обсудим все с самого начала и до конца. Налейте себе джину, а я отлучусь на минуточку. Я ненадолго… ненадолго!

С этими словами Дэниел Квилп выбежал на заброшенную площадку для игры в кегли позади трактира, повалился там на землю и давай кататься клубком, завывая во весь голос в порыве буйного восторга.

— Вот находка-то! — выкрикивал он. — Ведь прямо само в руки идет! Они все затеяли, они все обдумали, а удовольствие получу я! Кто недавно наломал мне бока — этот пустобрех? Кто заглядывался на миссис Квилп, строил ей глазки и слал ей улыбочки — его дружок и сообщник, мистер Трент? Ухлопают два-три года на эту дурацкую затею и, наконец, поймают в свои сети нищего, а один вдобавок свяжет себя по рукам и по ногам на всю жизнь! Ха-ха-ха! Пусть женится на Нелли! Пусть она достанется ему, а когда узел будет затянут накрепко, я первый доложу этим молодчикам, чего они достигли, да еще с моей помощью! Вот тогда-то мы и сведем старые счеты, вот тогда-то они и вспомнят, какой у них был верный друг и как он помогал им подцепить богатую наследницу! Ха-ха-ха!

Достигнув крайнего предела восторга, мистер Квилп чуть было не налетел на серьезную неприятность, так как он подкатился кубарем почти вплотную к полуразвалившейся собачьей конуре, откуда вдруг выскочил огромный свирепый пес. Пес этот мог бы оказать ему весьма суровый прием, да помешала короткая цепь. Карлик лежал на спине в полной безопасности и корчил страшные рожи псу, наслаждаясь, что тот не может приблизиться к нему ни на один дюйм, хотя их разделяло каких-нибудь два шага.

— Ну, трус! Куси, куси! Что ж ты стал? Бросайся на меня! Рви меня на клочки! — приговаривал Квилп, подсвистывая псу и доводя его этим до бешенства. — Боишься, задира? Врешь, боишься!

Пес, выпучив глаза, с яростным лаем рвался на цепи, а карлик как ни в чем не бывало лежал в двух шагах от него и назло ему презрительно пощелкивал пальцами. Когда же восторг его немного утих, он встал, подбоченился и, приплясывая, прошелся эдаким фертом вокруг конуры и окончательно озверевшей собаки — у самой границы, отмеренной длиною цепи. Это помогло ему успокоиться и прийти в ровное расположение духа, вслед за чем он вернулся к своему ничего не подозревающему собутыльнику, который с необычайно серьезным видом глядел на реку и мечтал о золоте и серебре, обещанных ему мистером Квилпом.