 Увеличить |
Глава 2
Познал он
радость тихой жизни с ней,
Но
смолкло сердце, бившееся рядом,
Навек
ушла подруга юных дней,
И стала
дочь единственной отрадой.
Томас
Кэмпбелл, “Гертруда из Вайоминга”
Отец
мистера Уортона родился в Англии и был младшим сыном в семье, парламентские связи
которой обеспечили ему место в колонии Нью-Йорк. Как и сотни других молодых
англичан его круга, он навсегда обосновался в Америке. Он женился, а
единственный отпрыск от этого союза был послан в Англию, чтобы воспользоваться
преимуществами образования в тамошних учебных заведениях. Когда юноша закончил
в метрополии университет, родители дали ему возможность познакомиться с
прелестями европейской жизни. Но через два года отец умер, оставив в наследство
сыну почтенное имя и обширное поместье, и юноша вернулся на родину.
В те
дни, чтобы сделать карьеру, молодые люди из именитых английских семей вступали
в армию или во флот. Большую часть высоких должностей в колониях занимали
военные, и нередко можно было встретить в высших судебных органах
воина-ветерана, который мечу предпочел мантию судьи.
Следуя
этому обычаю, старший мистер Уортон предназначил и своего сына в армию, однако
нерешительный характер молодого человека помешал отцу выполнить свое намерение.
Юноша в
течение целого года взвешивал и сравнивал превосходства одного рода войск над
другими. Но тут умер отец. Беспечная жизнь, внимание, которым был окружен
молодой владелец одного из самых больших поместий в колониях, отвлекли его от
честолюбивых замыслов. Дело решила любовь, и, когда мистер Уортон стал супругом,
он уже не думал о том, чтобы стать военным. Много лет жил он счастливо в своей
семье, пользуясь уважением соотечественников как человек честный и
положительный, однако всем его радостям вдруг пришел конец. Его единственный
сын, молодой человек, представленный нами в первой главе, вступил в английскую
армию и незадолго до начала военных действий вернулся на родину вместе с
войсками пополнения, которые военное министерство Англии сочло нужным отправить
в восставшие районы Северной Америки. Дочери мистера Уортона были еще совсем
молоденькими девушками и жили тогда в Нью-Йорке, ибо только город мог придать
необходимый лоск их воспитанию. Его жена прихварывала, и ее здоровье с каждым годом
ухудшалось; едва она успела прижать сына к груди, радуясь, что вся семья в
сборе, как вспыхнула революция, охватив своим пламенем всю страну от Джорджии
до Массачусетса. Болезненная женщина не вынесла потрясения и умерла, когда
узнала, что сын уходит в бой и ему предстоит сражаться на Юге с ее же родными.
На всем
континенте не было другого места, где бы английские нравы и аристократические понятия
о чистоте крови и происхождения не укоренились так прочно, как в районах,
примыкавших к Нью-Йорку. Правда, обычаи первых поселенцев — голландцев —
несколько смешались с обычаями англичан, но преобладали последние. Преданность
Великобритании стала еще крепче благодаря частым бракам английских офицеров с
девушками из богатых и могущественных местных семей, влияние которых к началу
военных действий чуть было не толкнуло колонию на сторону короля. Впрочем,
кое-кто из представителей этих видных семей поддерживал дело народа; упорство
правительства было сломлено, и с помощью конфедеративной армии [10] была создана независимая
республиканская форма правления.
Только
город Нью-Йорк и граничившие с ним территории не признавали новую республику,
но и там престиж королевской власти держался лишь силою оружия. При таком
положении вещей сторонники короля действовали по-разному — в зависимости от их
места в обществе и личных склонностей. Одни с оружием в руках, не жалея сил,
мужественно защищали законные, как они считали, права короля и пытались спасти
от конфискации свое имущество. Другие уезжали из Америки, чтобы укрыться от
превратностей и бедствий войны в стране, которую они напыщенно называли
отчизной, надеясь, однако, через несколько месяцев вернуться назад. Третьи,
наиболее осторожные, остались дома, не отваживаясь покинуть свои обширные
владения, а может быть, из привязанности к местам, где прошла их юность. К
числу таких людей принадлежал и мистер Уортон. Этот джентльмен оградил себя от
возможных случайностей, тайно поместив все свои наличные деньги в Английский
банк; он принял решение не уезжать из страны и строжайше соблюдать нейтралитет,
рассчитывая таким образом сохранить свои владения, чья бы сторона ни взяла
верх. Казалось, он был всецело поглощен воспитанием своих дочерей, однако
родственник, занимавший важный пост при новом правительстве, намекнул ему, что
в глазах соотечественников его пребывание в Нью-Йорке, ставшем лагерем англичан,
равносильно пребыванию в столице Англии. Мистер Уортон вскоре и сам понял, что
в тех условиях это было непростительной ошибкой, и решил ее исправить, немедля
покинув город. В Вест-Честере у него было большое поместье, куда он в течение
многих лет уезжал на жаркие месяцы; дом содержался в полном порядке, и в нем
всегда можно было найти приют. Старшая дочь мистера Уортона уже выезжала, но
младшей, Френсис, нужно было еще года два подготовки, чтобы появиться в
обществе в полном блеске; во всяком случае, так полагала мисс Дженнет Пейтон.
Эта леди, младшая сестра покойной супруги мистера Уортона, покинула отчий дом в
Вирджинии и со свойственными ее полу преданностью и любовью взяла на себя
заботу об осиротевших племянницах, а потому их отец считался с ее мнением.
Итак, он последовал ее совету и, принеся в жертву родительские чувства для
блага своих детей, оставил их в городе.
Мистер
Уортон отправился в свою усадьбу “Белые акации” с разбитым сердцем — ведь он
оставлял тех, кого доверила ему обожаемая жена, — но он должен был внять
голосу благоразумия, настойчиво призывавшему его не забывать о своем имуществе.
Дочери остались с теткой в великолепном городском доме. Полк, в котором служил
капитан Уортон, входил в состав постоянного гарнизона Нью-Йорка, и мысль, что
сын в том же городе, где и дочери, была немалым утешением для отца, постоянно о
них беспокоившегося. Однако капитан Уортон был молод и к тому же солдат; он
нередко ошибался в людях, а так как очень высоко ставил англичан, то думал, что
под красным мундиром [11]
не может биться бесчестное сердце.
Дом
мистера Уортона стал местом светских развлечений офицеров королевской армии,
как, впрочем, и другие дома, удостоившиеся их внимания. Кое-кому из тех, кого
посещали офицеры, эти визиты пошли на пользу, многим принесли вред, потому что
зародили несбыточные надежды, а для большинства, к несчастью, были губительны.
Всем известное богатство отца, а возможно, и близкое соседство отважного брата
избавляли от опасений, что беда приключится и с молоденькими дочерьми мистера
Уортона; и все же трудно было ожидать, чтобы любезности поклонников, восхищавшихся
прелестным личиком и стройной фигурой Сары Уортон, не оставили следа в ее душе.
Рано созревшая в благодатном климате красота Сары и ее изысканные манеры
сделали девушку общепризнанной первой красавицей города. Казалось, лишь одна
Френсис могла бы оспаривать это главенство среди женщин их круга. Впрочем,
Френсис недоставало еще полугода до волшебных шестнадцати лет, к тому же мысль
о соперничестве и в голову не приходила нежно привязанным друг к Другу сестрам.
Если не считать удовольствия от болтовни с полковником Уэлмиром, Саре приятнее
всего было любоваться расцветающей красотой насмешливой маленькой Гебы [12], которая
подрастала рядом с ней, радуясь жизни со всей невинностью молодости и пылом
горячей натуры. Может быть, потому, что на долю Френсис не выпадало столько
комплиментов, сколько доставалось ее старшей сестре, а может, и по другой
причине, но рассуждения офицеров о характере войны производили на Френсис
совсем иное впечатление, чем на Сару. Английские офицеры имели обыкновение
презрительно отзываться о своих противниках, и Сара принимала пустое
бахвальство своих кавалеров за чистую монету. Вместе с первыми политическими
суждениями, дошедшими до слуха Френсис, она услышала иронические замечания о
поведении своих соотечественников. Сперва она верила словам офицеров, но один
генерал, бывавший в доме мистера Уортона, нередко вынужден был отдавать должное
врагу, чтобы не умалить собственных заслуг, и Френсис стала с некоторым
сомнением относиться к разговорам о неудачах мятежников. Полковник Уэлмир
принадлежал к числу тех, кто особенно изощрялся в остроумии по поводу
злополучных американцев, и со временем девушка уже слушала его
разглагольствования с большим недоверием, а порой и с возмущением.
Однажды
в знойный душный день Сара и полковник Уэлмир сидели на диване в гостиной и,
переглядываясь, вели обычный легкий разговор; Френсис вышивала в пяльцах в
другом конце комнаты.
— Как
будет весело, мисс Уортон, когда в город войдет армия генерала Бергойна! —
вдруг воскликнул полковник.
— О,
как это будет чудесно! — беззаботно подхватила Сара. — Говорят, с
офицерами едут их жены — очаровательные дамы. Вот когда повеселимся всласть!
Френсис
откинула со лба пышные золотистые волосы, подняла глаза, заблестевшие при мысли
о родине, и, лукаво смеясь, спросила:
— А
вы уверены, что генералу Бергойну позволят войти в город?
— “Позволят”! —
подхватил полковник. — А кто может ему помешать, моя милочка, мисс Фанни?
Френсис
была как раз в том возрасте — уже не ребенок, но еще и не взрослая, —
когда юные девушки особенно ревниво относятся к своему положению в обществе.
Фамильярное обращение “моя милочка” покоробило ее, она впустила глаза, и ее
щеки залил румянец.
— Генерал
Старк взял немцев в плен [13], —
вымолвила она, сжав губы. — Не сочтет ли и генерал Гейтс англичан слишком
опасными, чтобы оставлять их на свободе?
— Но
ведь то были немцы, как вы и сказали, — возразил полковник,
раздосадованный, что ему приходится вступать в объяснения. — Немцы — всего
лишь наемные Войска, когда же врагу придется иметь дело с английскими полками,
конец будет совсем иной.
— Ну
конечно, — вставила Сара, ничуть не разделяя недовольства полковника ее
сестрой, но заранее радуясь победе англичан.
— Скажите,
пожалуйста, полковник Уэлмир, — спросила Френсис, снова повеселев и подняв
на него смеющиеся глаза, — лорд Перси, потерпевший поражение при
Лексингтоне [14],
не потомок ли героя старинной баллады “Чеви Чейз”?
— Мисс
Фанни, да вы становитесь мятежницей! — сказал полковник, пытаясь за
улыбкой скрыть свое раздражение. — То, что вы изволили назвать поражением
при Лексингтоне, было лишь тактическим отступлением.., вроде…
— ..сражения
на бегу… — прервала бойкая девушка, подчеркивая последние слова.
— Право
же, молодая леди…
Но раздавшийся
в соседней комнате смех не дал полковнику Уэлмиру договорить.
Порыв
ветра распахнул двери в маленькую комнату, примыкавшую к гостиной, где
беседовали сестры и полковник. У самого входа сидел красивый юноша; по его
улыбке можно было видеть, что разговор доставил ему истинное удовольствие. Он
тотчас поднялся и, держа шляпу в руках, вошел в гостиную. Это был высокий,
стройный молодой человек со смуглым лицом; в его блестящих черных глазах еще
таился смех, когда он поклонился дамам.
— Мистер
Данвуди! — с удивлением воскликнула Сара. — А я и не знала, что вы
здесь. Идите к нам, в этой комнате прохладнее.
— Благодарю
вас, — ответил молодой человек, — но мне пора, я должен отыскать
вашего брата. Генри оставил меня, как он выразился, в засаде и пообещал вернуться
через час.
Не
вдаваясь в дальнейшие объяснения, Данвуди вежливо поклонился девушкам, холодно,
даже надменно кивнул головой полковнику и покинул гостиную. Френсис вышла за
ним в переднюю и, густо покраснев, быстро проговорила:
— Но
почему.., почему вы уходите, мистер Данвуди? Генри должен скоро вернуться.
Молодой
человек взял ее за руку. Суровое выражение его лица сменилось восхищением,
когда он произнес:
— Вы
славно его отделали, моя дорогая кузиночка! Никогда, никогда не забывайте свою
родину! Помните: вы не только внучка англичанина, но и внучка Пейтона.
— О, —
со смехом отозвалась Френсис, — это не так-то легко забыть — ведь тетя
Дженнет постоянно читает нам лекции по генеалогии!.. Но почему вы уходите?
— Я
уезжаю в Виргинию, и у меня много дел. — Он пожал ей руку, оглянулся и уже
у самой двери добавил:
— Будьте
верны своей стране — будьте американкой.
Пылкая
девушка послала ушедшему воздушный поцелуй и, прижав красивые руки к горящим
щекам, побежала к себе в комнату, чтобы скрыть свое смущение.
Явная
насмешка, прозвучавшая в словах Френсис, и плохо скрываемое презрение молодого
человека поставили полковника Уэлмира в неловкое положение; однако, не желая
показывать при девушке, в которую был влюблен, что он придает значение таким
пустякам, Уэлмир высокомерно проронил после ухода Данвуди:
— Весьма
дерзкий юноша для человека его круга — ведь это приказчик, присланный из лавки
с покупками?
Мысль о
том, что изящного Пейтона Данвуди можно принять за приказчика, и в голову не могла
прийти Саре, и она с удивлением взглянула на Уэлмира. Меж тем полковник
продолжал:
— Этот
мистер Дан… Дан…
— Данвуди!
Что вы.., он родственник моей тети! — воскликнула Сара. — И близкий
друг моего брата; они вместе учились ” расстались только в Англии, когда брат
записался в армию, а он поступил во французскую военную академию.
— Вот
уж, наверное, его родители зря выбросили деньги! — заметил полковник с
досадой, которую ему не удалось скрыть.
— Будем
надеяться, что зря, — с улыбкой сказала Сара, — говорят, он
собирается вступить в армию мятежников. Он прибыл сюда на французском корабле,
и его" недавно перевели в другой полк; быть может, вы скоро с ним
встретитесь с оружием в руках.
— Ну
что ж, пусть… Желаю Вашингтону побольше таких героев. — И полковник
перевел разговор на более приятную тему — о Саре и о себе самом.
Спустя
несколько недель после этой сцены армия Бергойна сдала оружие. Мистер Уортон
уже начал сомневаться в победе англичан; желая снискать расположение
американцев и доставить радость себе, он вызвал дочерей из Нью-Йорка. Мисс
Пейтон согласилась поехать с ними. С той поры и до событий, с которых мы начали
наше повествование, они жили все вместе.
Генри
Уортон шел с главной армией всюду, куда бы она ни направлялась. Раза два под
охраной сильных отрядов, действовавших вблизи усадьбы “Белые акации”, он тайно
и ненадолго навестил своих родных. Прошел год с тех пор, как он виделся с ними,
и вот порывистый молодой человек, преобразившись вышеописанным образом, явился
к отцу как раз в тот вечер, когда в коттедже нашел приют незнакомый и даже
внушающий недоверие человек, — хотя теперь у них в доме чужие бывали очень
редко.
— Так
вы думаете, что он ничего не заподозрил? — взволнованно спросил капитан,
после того как Цезарь высказал свое мнение о скиннерах.
— Как
он мог заподозрить что-нибудь, если даже сестры и отец тебя не узнали! —
воскликнула Сара.
— В
его поведении есть что-то загадочное; сторонний, наблюдатель не вглядывается в
людей с таким вниманием, — задумчиво продолжал молодой Уортон, — и
лицо его кажется мне знакомым. Казнь Андре [15]
взбудоражила обе стороны. Сэр Генри [16]
грозит отомстить за его смерть, а Вашингтон непреклонен, словно покорил
полмира. Попадись я, на свою беду, в руки мятежников, они не преминут
воспользоваться этим в своих интересах.
— Но,
сын мой, — в тревоге вскричал отец, — ведь ты же не шпион, ты не
находишься в расположении мятежников., американцев, я хотел сказать.., здесь
нечего выведывать!
— Я
в этом не уверен, — пробормотал молодой человек. — Когда я шел
переодетый, я заметил, что их пикеты продвинулись к югу до Уайт-Плейнс. Правда,
у меня безобидная цель, но как это доказать? Мой приход сюда могут истолковать
как маскировку, за которой скрываются тайные намерения. Вспомните, отец, как
обошлись с вами в прошлом году, когда вы послали мне провизию на зиму.
— Тут
постарались мои милые соседи, — сказал мистер Уортон, — они
надеялись, что мое поместье конфискуют и они по дешевке скупят хорошие земли.
Впрочем, Пейтон Данвуди быстро добился нашего освобождения — нас не продержали
и месяца.
— Нас? —
удивленно повторил Генри. — Разве сестры тоже были арестованы? Ты не
писала мне об этом, Фанни.
— Кажется, —
вспыхнув, сказала Френсис, — я упоминала, как с нами был добр наш старый
друг майор Данвуди; ведь благодаря ему освободили папу.
— Это
верно. Но скажи, ты тоже была в лагере мятежников?
— Да,
была, — с теплотой сказал мистер Уортон,. — Фанни не хотела отпускать
меня одного. Дженнет и Сара остались присматривать за усадьбой, а эта девочка
была моим товарищем по плену.
— И
Фанни вернулась оттуда еще большей бунтаркой, чем раньше, — с негодованием
воскликнула Сара, — хотя” казалось бы, муки отца должны были излечить ее
от этих причуд!
— Ну,
что скажешь в свое оправдание, моя красавица сестренка? — весело спросил
Генри. — Не научил ли тебя Пейтон ненавидеть нашего короля больше, чем он
сам его ненавидит?
— Никого
Данвуди не ненавидит! -. — выпалила Френсис и, смущенная своей
горячностью, тут же добавила:
— А
тебя он любит, Генри, он не раз говорил мне об этом.
Молодой
человек с нежной улыбкой потрепал сестру по щеке и шепотом спросил:
— А
говорил он тебе, что любит мою сестренку Фанни?
— Глупости! —
воскликнула Френсис и принялась хлопотать около стола, с которого под ее
наблюдением быстро убрали остатки ужина.
|
