6. Высадка на Луну
Помню,
как Кейвор вдруг открыл разом шесть окошек и так ослепил меня светом, что я
вскрикнул от боли в глазах и закричал на него. Все видимое пространство
занимала Луна – исполинский ятаган белой зари с блестящим, иззубренным темнотой
лезвием, постепенно вырисовывающийся из отступающего мрака берег, сверкающие в
солнечных лучах остроконечные пики и вершины. Думаю, что читатель видел
изображение или фотографии Луны, так что мне нет надобности описывать очертания
лунного ландшафта, грандиозные кольцеобразные горные цепи, более обширные, чем
наши земные горы, и их вершины, ярко освещенные солнцем и отбрасывающие резко
очерченные тени; серые беспорядочные равнины, кряжи, холмы, кратеры – все
детали лунной поверхности, то залитые ослепительным светом, то погруженные в
таинственный полумрак. Мы витали близ этого мира на расстоянии менее сотни миль
над его хребтами и остроконечными пиками. Теперь мы могли наблюдать то, чего ни
один глаз на Земле никогда не увидит: в ярких лучах Солнца резкие очертания
лунных скал и оврагов, лощин и дна кратеров заволакивались туманом; белизна их
освещенной поверхности раскалывалась на полосы и лоскутья, сжималась и
исчезала; только кое-где появлялись и ширились пятна бурого и оливкового цвета.
Недолго,
однако, пришлось нам любоваться этим видом. Наступал самый опасный момент
путешествия. Нам нужно было спуститься ближе к Луне, над которой мы кружились,
замедлять движение и выжидать удобную минуту, если попадется место для посадки.
Кейвор
напряженно работал. Я же бездельничал, волновался и все время ему мешал. Он
прыгал по шару с проворством, невозможным на Земле. Он то и дело отпирал и
запирал кейворитные окна, делая при этом вычисления и посматривая на свой хронометр
при свете электрической лампочки. Долгое время окна оставались закрытыми, и мы
словно безмолвно висели во мраке, мчась в пространстве с невероятной скоростью.
Наконец
Кейвор нащупал кнопки и открыл сразу четыре окна. Я зашатался и прикрыл глаза,
ослепленный и сраженный непривычным сиянием Солнца, блиставшего у меня под
ногами. Потом ставни снова захлопнулись, и у меня закружилась голова от
внезапной темноты. Я вновь поплыл в необъятной черной тиши.
Затем
Кейвор зажег электричество и сказал, что надо связать наш багаж и завернуть в
одеяло, чтобы избежать сотрясения при спуске шара. Мы делали это при закрытых
окнах, чтобы наши вещи сами естественно расположились в центре шара. Это было
забавное зрелище: вообразите, если можете, двух человек, которые плавают в
сферическом пространстве, упаковывая и увязывая свои пожитки! Малейшее усилие
обращалось в самое неожиданное движение. Меня то прижимало к стеклянной стенке
– это Кейвор невольно толкнул меня, – то я беспомощно барахтался в пустоте.
Звезда электрического света сияла у нас то над головой, то под ногами. Ноги
Кейвора чуть ли не задевали меня по лицу, а в следующую секунду мы оказывались
перпендикулярно друг к другу. Наконец вещи были связаны в большой мягкий тюк –
все, за исключением двух одеял с отверстиями для головы: в них мы собирались
закутаться сами.
Теперь
Кейвор открыл одно окно со стороны Луны, и мы увидели, что спускаемся к огромному
центральному кратеру, окруженному крестообразно несколькими меньшими. Потом
Кейвор снова открыл наш шар со стороны слепящего Солнца – вероятно, он хотел
воспользоваться притяжением Солнца как тормозом.
– Закройтесь
одеялом! – вскричал он, отлетая в сторону.
Я не
сразу понял, потом выхватил одеяло из-под ног и закутался в него с головой.
Кейвор закрыл заслонку, открыл какое-то другое окно и быстро его захлопнул,
потом начал открывать поочередно все окна. Шар наш заколебался, и мы внутри
завертелись, ударяясь о стеклянную стенку и о толстый тюк багажа и цепляясь
друг за друга, а снаружи какое-то белое вещество обдавало брызгами наш шар, как
будто мы катились вниз по снежному склону горы…
Через
голову, кувырком, удар, опять кувырком…
Сильный
толчок – и я наполовину погребен под тюком багажа… Мгновенье полной тишины.
Затем я услышал пыхтение Кейвора и хлопанье стальной заслонки. Я с усилием
оттолкнул завернутый в одеяло багаж и выбрался из-под него. За открытыми окнами
сияли в темноте звезды.
Мы
остались живы и лежали во мраке, в тени, отбрасываемой глубоким кратером, на
дно которого скатился наш шар.
Мы
сидели, переводя дыхание и ощупывая синяки на теле от ушибов. Ни один из нас,
видно, не предвидел такого нелюбезного приема в лунном мире. Я с трудом
поднялся на ноги.
– А
теперь посмотрим на лунный пейзаж, – сказал я. – Какая темнота,
Кейвор!
Стеклянная
поверхность шара запотела, и, говоря это, я протирал ее одеялом.
– Остается
с полчаса до наступления дня, – сказал Кейвор. – Надо подождать.
В
окружающей темноте ничего не было видно, словно шар был не стеклянный, а
стальной. Протирание одеялом не помогло, а только загрязнило окно: стекло снова
потело от сгустившегося пара и облипало волосками шерсти. Конечно, одеяло для
этого не годилось. Протирая стекло, я нечаянно поскользнулся на влажной
поверхности и ударился ногой об один из цилиндров с кислородом.
Нелепое
положение! Все это очень раздражало меня. После такого невероятного странствия
мы наконец очутились на Луне, среди неведомых чудес, и ничего не могли увидеть,
кроме тусклой стенки нашего стеклянного пузыря.
– Проклятие! –
разразился я. – Ради этого не стоило улетать с Земли.
И я
присел на тюк, дрожа от холода и закутываясь плотнее в одеяло.
Мокрая
поверхность стекла вскоре замерзла и покрылась морозными узорами.
– Вы
можете дотянуться до электрического обогревателя? – сказал Кейвор. –
Да вон та черная кнопка. Иначе мы рискуем замерзнуть.
Я не
заставил его повторить просьбу дважды.
– А
теперь, – спросил я, – что мы будем делать?
– Ждать, –
отвечал он.
– Ждать?
– Конечно.
Надо подождать, пока воздух снова согреется, тогда и стекло оттает. До тех пор
нам делать нечего. Здесь еще ночь, надо обождать наступления дня. А пока не
хотите ли закусить?
Я
ответил не сразу и сидел злой и раздраженный. Потом нехотя отвернулся от мутной
стеклянной стенки и посмотрел прямо в глаза Кейвору.
– Да, –
сказал я наконец, – я проголодался. Я сильно разочарован. Я ожидал… Не
знаю, чего ожидал, только уж, конечно, не этого.
Я
призвал на помощь всю свою философию: натянув получше одеяло, снова уселся на
тюк и приступил к своему первому завтраку на Луне. Не помню, кончил ли я его,
как вдруг стеклянная поверхность стала проясняться сначала местами, а потом
быстро расширявшимися и сливавшимися полосками, и, наконец, тусклая вуаль,
скрывавшая лунный мир от наших взоров, совершенно исчезла.
Мы жадно
выглянули наружу.
|