4. Внутри шара
– Спускайтесь! –
сказал Кейвор, когда я вскарабкался на край люка и заглянул в темную
внутренность шара. Мы были одни. Смеркалось. Солнце только что село, и надо
всем царила тишина сумерек.
Я
спустил вторую ногу и соскользнул по гладкому стеклу внутрь шара; потом
повернулся, чтобы принять от Кейвора жестянки с пищей и другие припасы. Внутри
было тепло: термометр показывал восемьдесят градусов по Фаренгейту; при полете
надо беречь тепло, и мы надели костюмы из тонкой фланели. Кроме того, мы
захватили узел толстой шерстяной одежды и несколько теплых одеял – на случай
холода. По указанию Кейвора я расставлял багаж, цилиндры с кислородом и прочее
около своих ног, и вскоре мы уложили все необходимое. Кейвор обошел еще раз
нашу лабораторию без крыши, чтобы посмотреть, не забыли ли мы чего-нибудь,
потом влез в шар следом за мной.
Я
заметил что-то у него в руке.
– Что
это у вас? – спросил я.
– Взяли
ли вы с собой что-нибудь почитать?
– Бог
ты мой! Конечно, нет.
– Я
забыл сказать вам. Наше путешествие может продлиться… не одну неделю.
– Но…
– Мы
будем лететь в этом шаре, и нам совершенно нечего будет делать.
– Жаль,
что я не знал об этом раньше.
Кейвор
высунулся из люка.
– Посмотрите,
тут что-то есть, – сказал он.
– А
времени хватит?
– В
нашем распоряжении еще час.
Я
выглянул. Это был старый номер газеты «Tit Bits», вероятно, принесенный
кем-нибудь из наших помощников. Затем в углу я увидел разорванный журнал
«Lloyd's News». Я забрал все это и полез обратно в шар.
– А
что у вас? – спросил я его.
Я взял
книгу из его рук и прочел: «Собрание сочинений Вильяма Шекспира».
Кейвор
слегка покраснел.
– Мое
воспитание было чисто научным, – сказал он, как бы извиняясь.
– И
вы не читали Шекспира?
– Нет,
никогда.
– Он
тоже кое-что знал, хотя познания его были несистематичны.
– Да,
мне об этом говорили, – сказал Кейвор.
Я помог
ему завинтить стеклянную крышку люка, затем он нажал кнопку, чтобы закрыть соответствующий
заслон в наружной оболочке. Полоса света, проникавшая в отверстие, исчезла, и
мы очутились в темноте.
Некоторое
время мы оба молчали. Хотя наш шар и пропускал звуки, кругом было тихо. Я
заметил, что при старте ухватиться будет не за что и что нам придется
испытывать неудобства из-за отсутствия сидений.
– Отчего
вы не взяли стульев? – спросил я.
– Ничего,
я все устроил, – сказал Кейвор. – Стулья нам не понадобятся.
– Как
так?
– А
вот увидите, – сказал он тоном человека, не желающего продолжать разговор.
Я
замолчал. Мне вдруг ясно представилась вся глупость моего поступка. Не лучше ли
вылезти, пока еще не поздно? Я знал, что мир за пределами шара будет для меня
холоден и негостеприимен, – уже несколько недель я жил на средства
Кейвора, – но все же мир этот будет не так холоден, как бесконечность, и
не так негостеприимен, как пустота. Если бы не боязнь показаться трусом, то
думаю, что даже и в эту минуту я еще мог бы заставить Кейвора выпустить меня
наружу. Но я колебался, злился на себя и раздражался, а время шло.
Последовал
легкий толчок, послышалось щелканье, как будто в соседней комнате откупорили
бутылку шампанского, и слабый свист. На мгновение я почувствовал огромное
напряжение, мне показалось, что ноги у меня словно налиты свинцом, но все это
длилось лишь одно короткое мгновение.
Однако
оно придало мне решимости.
– Кейвор, –
сказал я в темноту, – мои нервы больше не выдерживают. Я не думаю, чтобы…
Я умолк.
Он ничего не ответил.
– Будь
проклята вся эта затея! – вскричал я. – Я безумец! Зачем я здесь? Я
не полечу, Кейвор! Дело это слишком рискованное, я вылезаю.
– Вы
не можете этого сделать, – спокойно ответил он.
– Не
могу? А вот увидим.
Несколько
секунд он молчал.
– Теперь
уже поздно ссориться, Бедфорд. Легкий толчок – это был старт. Мы уже летим, летим
так же быстро, как снаряд, пущенный в бесконечное космическое пространство.
– Я…
– начал было я и замолчал. В конце концов теперь все это уже не имело значения.
Я был ошеломлен и некоторое время ничего не мог сказать; я будто никогда и не
слыхал об этой идее – покинуть нашу Землю; затем я почувствовал удивительную
перемену в своих физических ощущениях: необычайную легкость, невесомость,
странное головокружение, как при апоплексии, и звон в ушах. Время шло, но ни
одно из этих ощущений не ослабевало, и скоро я так привык к ним, что не
испытывал ни малейшего неудобства.
Что-то
щелкнуло: вспыхнула электрическая лампочка.
Я
взглянул на лицо Кейвора, такое же бледное, наверно, как и мое. Мы молча
смотрели друг на друга. На фоне прозрачной темной поверхности стекла Кейвор
казался как бы летящим в пустоте.
– Итак,
мы обречены, отступления нет, – сказал я наконец.
– Да, –
подтвердил он, – отступления нет. Не шевелитесь! – воскликнул он,
заметив, что я поднял руки. – Пусть ваши мускулы бездействуют, как будто
вы лежите в постели. Мы находимся в своем собственном особом мирке. Поглядите
на эти вещи.
Он
указал на ящики и узлы, которые прежде лежали на дне шара. Я с изумлением
заметил, что они плавали теперь в воздухе в футе от сферической стены. Затем я
увидел по тени Кейвора, что он не опирается более на поверхность стекла;
протянув руку назад, я почувствовал, что и мое тело тоже повисло в воздухе.
Я не
вскрикнул, не замахал руками, но почувствовал ужас. Какая-то неведомая сила
точно держала нас и увлекала вверх. Легкое прикосновение руки к стеклу
приводило меня в быстрое движение. Я понял, что происходит, но это меня не
успокоило. Мы были отрезаны от всякого внешнего тяготения, действовало только
притяжение предметов, находившихся внутри нашего шара. Вследствие этого всякая
вещь, не прикрепленная к стеклу, медленно скользила – медленно потому, что наша
масса была невелика, – к центру нашего мирка. Этот центр находился где-то
в середине шара, близко ко мне, чем к Кейвору, так как я был тяжелее его.
– Мы
должны повернуться, – сказал Кейвор, – и плавать в воздухе спиной
друг к другу, чтобы все вещи оказались между нами.
Странное
это ощущение – витать в пространстве: сначала жутко, но потом, когда страх проходит,
оно не лишено приятности и очень покойно, похоже на лежание на мягком пуховике.
Полная отчужденность от мира и независимость! Я не ожидал ничего подобного. Я
ожидал сильного толчка вначале и головокружительной быстроты полета. Вместо
всего этого я почувствовал себя как бы бесплотным. Это походило не на
путешествие, а на сновидение.
|