27
Отчаяние мое было неописуемо. На человеческом языке нет
слов, чтобы передать мои чувства. Я был погребен заживо; мне грозила смерть от
мук голода и жажды.
Невольно я прикасался горячими руками к земле. Какой сухой
показалась мне эта скала!
Но как мог я потерять русло ручья? Ручей исчез! Теперь я
понял причину той необыкновенной тишины, поразившей меня, когда в последний раз
прислушивался, не донесется ли зов моих спутников. Значит, когда я сделал
первый неосторожный шаг по этому пути, я не заметил, что ручей исчез! Очевидно,
дорога передо мной разветвилась, и я избрал одно направление, в то время как
ручей Ганса безмятежно следовал по своему пути и вместе с моими спутниками
устремлялся в неведомые глубины.
Как же вернуться? Никаких следов не было. На граните нога не
оставляла отпечатка. Я ломал себе голову, стараясь найти решение этой
неразрешимой задачи. Мое положение выражалось одним словом: конец!
Да, погиб в пропасти, казавшейся неизмеримой! Страшная
тяжесть земной коры, в тридцать лье толщи, обрушивалась на меня. Я чувствовал
себя раздавленным ею. Невольно мои мысли обратились к земным воспоминаниям. В
моем взволнованном сознании быстро пронеслись Гамбург, дом на Королевской
улице, моя бедная Гретхен, весь тот мир, от которого я оторвался! Я грезил
наяву: все события нашего путешествия – морской путь, Исландия, встреча с г-ном
Фридриксоном, Снайфедльс – я все пережил сызнова. Я говорил себе, что если бы я
в моем положении мог сохранить хотя бы тень надежды, это было бы признаком
сумасшествия, и что лучше было бы совершенно потерять всякую надежду!
В самом деле, какая человеческая сила могла вывести меня на
поверхность Земли или раздвинуть эти гранитные своды, нависшие над моей
головой? Кто мог направить меня на обратный путь и свести с моими спутниками?
«Ах, дядюшка, дядюшка!» – с отчаяньем, вскричал я.
Это было единственным упреком, который вырвался у меня, ибо
я понимал, что должен был испытывать этот несчастный человек, в свой черед
отыскивая меня.
Поняв, наконец, что нечего надеяться на человеческую помощь,
лишенный возможности предпринять что-либо для своего спасения, я подумал о
помощи неба. В моей памяти воскресли воспоминания детских лет, воспоминания о
моей матери, которую я потерял в самые ранние годы своей жизни. Я стал
молиться, хотя и не мог претендовать на то, чтобы бог, к которому я так поздно
обратился, услышал мою горячую мольбу.
Воззвав к небу, я несколько успокоился и сосредоточил все
свои душевные силы на том, чтобы еще раз обдумать мое трагическое положение.
Съестных припасов у меня оставалось еще на три дня, и фляжка
еще была полна. А там конец. Но куда идти, вверх или вниз? Вверх, все вверх!
Так я доберусь до того места, где отклонился от источника,
до злополучного разветвления.
Теперь, раз ручей будет моим путеводителем, я могу,
поднимаясь все время вверх, достичь вершины Снайфедльс.
Как же раньше я не подумал об этом? Ведь тут, очевидно, и
крылась надежда на спасение. Итак, прежде всего нужно было найти ручей Ганса.
Я встал и, опираясь на палку, пошел вверх по галерее. Подъем
был довольно крутой. Я шел, полный надежды, без колебаний, как человек, у
которого нет выбора.
Я шел уже полчаса и не встретил никаких препятствий. Я
старался узнать дорогу по расположению туннеля, по выступам некоторых скал, по
особенностям поворотов. Но мне не бросилось в глаза ни одного характерного
признака, и я вскоре понял, что эта галерея не может довести меня до
разветвления. Она не имела выхода. Я наскочил на непроницаемую стену и упал на
гранитный покров галереи.
Я не в состоянии изобразить того ужаса, того отчаяния,
которые охватили меня. Я был уничтожен. Моя последняя надежда разбилась об эту
гранитную стену.
Заблудившись в лабиринте, извилистые ходы которого
пересекались во всех направлениях, я видел, что все попытки вырваться отсюда
останутся безуспешными. Предстояло умереть самой жалкой смертью! И,
удивительная вещь, я сразу же представил себе, какие возникнут научные споры,
если когда-нибудь найдут мой окаменелый труп на глубине тридцати лье под
поверхностью Земли!
Я хотел услышать свой голос, но лишь хриплые звуки срывались
с моих пересохших губ. Я задыхался.
В довершение меня постигла новая беда! Моя лампа испортилась
при падении. Я не был в состоянии исправить ее. Свет тускнел и грозил
погаснуть!
Я видел, как электрический ток становился все слабее в
спирали аппарата. Вереницы зыбких теней замелькали на темных стенах. Я не
решался закрыть глаза, боясь потерять малейший атом угасающего света! Каждое
мгновение мне казалось, что лампа гаснет и «вечная ночь» уже охватывает меня.
Вот и последняя вспышка света. Я следил, как свет меркнет,
ловил его угасание, сосредоточивал на нем всю силу зрения, как на последнем
доступном мне ощущении, и вдруг погрузился в непроглядный мрак. Я дико крикнул!
Там, на Земле, даже во тьме ночи, свет никогда не теряет вполне своих прав! Он
рассеян, он слаб, но сетчатая оболочка глаза все же ощущает его! А здесь –
ничего! Глубокий мрак обращал меня в слепого в полном смысле этого слова!
Тут я вовсе потерял голову. Я поднялся, вытянув руки,
мучительно пытаясь нащупать путь. Я пустился бежать наугад по этому запутанному
лабиринту, как пещерный житель, призывая, крича, рыдая, ударяясь о выступы
скал, падая и вставая, окровавленный, слизывая капли крови, стекавшие с моего
лица, и все ожидая, что натолкнусь на какую-нибудь стену, о которую можно
разбить голову!
Куда увлекало меня мое безумие? Я сам этого не знал! Через
несколько часов, совершенно выбившись из сил, я упал замертво около гранитной
стены и потерял сознание!
|