 Увеличить |
XIII
Взошли
два пассажира и стали усаживаться на дальней лавочке. Он молчал, пока они усаживались,
но как только они затихли, он продолжал, очевидно ни на минуту не теряя нити
своей мысли.
– Ведь
что, главное, погано, – начал он, – предполагается в теории, что
любовь есть нечто идеальное, возвышенное, а на практике любовь ведь есть нечто
мерзкое, свиное, про которое и говорить и вспоминать мерзко и стыдно. Ведь
недаром же природа сделала то, что это мерзко и стыдно. А если мерзко и стыдно,
то так и надо понимать. А тут, напротив, люди делают вид, что мерзкое и стыдное
прекрасно и возвышенно. Какие были первые признаки моей любви? А те, что я
предавался животным излишествам, не только не стыдясь их, но почему-то гордясь
возможности этих физических излишеств, не думая притом нисколько не только о ее
духовной жизни, но даже и об ее физической жизни. Я удивлялся, откуда бралось
наше озлобление друг к другу, а дело было совершенно ясно: озлобление это было
не что иное, как протест человеческой природы против животного, которое
подавляло ее.
Я
удивлялся нашей ненависти друг к другу. А ведь это и не могло быть иначе. Эта
ненависть была не что иное, как ненависть взаимная сообщников преступления – и
за подстрекательство и за участие в преступлении. Как же не преступление, когда
она, бедная, забеременела в первый же месяц, а наша свиная связь продолжалась?
Вы думаете, что я отступаю от рассказа? Нисколько! Это я все рассказываю вам,
как я убил жену. На суде у меня спрашивают, чем, как я убил жену. Дурачье!
думают, что я убил ее тогда, ножом, пятого октября. Я не тогда убил ее, а
гораздо раньше. Так точно, как они теперь убивают, все, все…
– Да
чем же? – спросил я.
– Вот
это-то и удивительно, что никто не хочет знать того, что так ясно и очевидно,
того, что должны знать и проповедовать доктора, но про что они молчат. Ведь
дело ужасно просто. Мужчина и женщина сотворены так, как животное, так что
после плотской любви начинается беременность, потом кормление, такие состояния,
при которых для женщины, так же как и для ее ребенка, плотская любовь вредна.
Женщин и мужчин равное число. Что же из этого следует? Кажется, ясно. И не
нужно большой мудрости, чтобы сделать из этого тот вывод, который делают
животные, то есть воздержание. Но нет. Наука дошла до того, что нашла каких-то
лейкоцитов, которые бегают в крови, и всякие ненужные глупости, а этого не
могла понять. По крайней мере, не слыхать, чтобы она говорила это.
И вот
для женщины только два выхода: один – сделать из себя урода, уничтожить или уничтожать
в себе по мере надобности способность быть женщиной, то есть матерью, для того
чтобы мужчина мог спокойно и постоянно наслаждаться; или другой выход, даже не
выход, а простое, грубое, прямое нарушение законов природы, который совершается
во всех так называемых честных семьях. А именно тот, что женщина, наперекор
своей природе, должна быть одновременно и беременной, и кормилицей, и
любовницей, должна быть тем, до чего не спускается ни одно животное. И сил не
может хватить. И оттого в нашем быту истерики, нервы, а в народе – кликуши. Вы
заметьте, у девушек, у чистых, нет кликушества, только у баб, и у баб, живущих
с мужьями. Так у нас. Точно так же и в Европе. Все больницы истеричных полны
женщин, нарушающих закон природы. Но ведь кликуши и пациентки Шарко – это
совсем увечные, а полукалек женщин полон мир. Ведь только подумать, какое
великое дело совершается в женщине, когда она понесла плод или когда кормит
родившегося ребенка. Растет то, что продолжает, заменяет нас. И это-то святое
дело нарушается – чем же? – страшно подумать! И толкуют о свободе, правах женщин.
Это все равно, что людоеды откармливали бы людей пленных на еду и вместе с тем
уверяли бы, что они заботятся о их правах и свободе.
Все это
было ново и поразило меня.
– Так
как же? Если так, то, – сказал я, – выходит, что любить жену можно
раз в два года, а мужчина…
– Мужчине
необходимо, – подхватил он. – Опять милые жрецы науки уверили всех. Я
бы им, этим волхвам, велел исполнять должность тех женщин, которые, по их
мнению, необходимы мужчинам, что бы они тогда заговорили? Внушите человеку, что
ему необходима водка, табак, опиум, и все это будет необходимо. Выходит, что
бог не понимал того, что нужно, и потому, не спросившись у волхвов, дурно
устроил. Извольте видеть, дело не сходится. Мужчине нужно и необходимо, так
решили они, удовлетворять свою похоть, а тут замешалось деторождение и
кормление детей, мешающие удовлетворению этой потребности. Как же быть-то?
Обратиться к волхвам, они устроят. Они и придумали. Ох, когда это развенчаются
эти волхвы с своими обманами? Пора! Дошло уже вот докуда, с ума сходят и
стреляются, и все от этого. Да как же иначе? Животные как будто знают, что
потомство продолжает их род, и держатся известного закона в этом отношении.
Только человек этого знать не знает и не хочет. И озабочен только тем, чтобы
иметь как можно больше удовольствия. И это кто же? Царь природы, человек. Ведь
вы заметьте, животные сходятся только тогда, когда могут производить потомство,
а поганый царь природы – всегда, только бы приятно. И мало того, возводит это
обезьянье занятие в перл создания, в любовь. И во имя этой любви, то есть
пакости, губит – что же? – половину рода человеческого. Из всех женщин,
которые должны бы быть помощницами в движении человечества к истине и благу, он
во имя своего удовольствия делает не помощниц, но врагов. Посмотрите, что
тормозит повсюду движение человечества вперед? Женщины. А отчего они такие? А
только от этого. Да-с, да-с, – повторил он несколько раз и стал
шевелиться, доставать папиросы и курить, очевидно желая несколько успокоиться.
|
