Глава девятая. О том,
что случилось с Кунигундой, с Кандидом, с великим инквизитором и с евреем
Этот Иссахар был самый желчный из всех евреев, какие только
существовали в Израиле со времен вавилонского пленения [26].
– Как, – вскричал он, – галилейская собака,
мало тебе господина инквизитора? Надо еще, чтобы и с этим разбойником мне
пришлось делиться?
Говоря так, он вытаскивает длинный кинжал, который всегда
был при нем, и, уверенный, что у его противника нет оружия, бросается на
Кандида; но наш доблестный вестфалец получил от старухи вместе с платьем также
и отличную шпагу. Хотя он был и кроткого нрава, но тут выхватывает эту шпагу, и
вмиг израильтянин падает мертвый на пол к ногам прекрасной Кунигунды.
– Пресвятая Дева! – вскричала она. – Что нам
делать? У меня в доме убит человек! Если сюда придут, мы погибли.
– Если бы Панглос не был повешен, – сказал
Кандид, – он дал бы нам хороший совет в этой беде, ведь он был великий
философ. Но поскольку его нет, посоветуемся со старухой.
Она оказалась очень благоразумною, но только начала
высказывать свое мнение, как вдруг отворилась другая маленькая дверь. Был час
после полуночи, начало воскресенья. Этот день принадлежал господину
инквизитору. Он входит и видит высеченного Кандида со шпагой в руке, мертвеца,
распростертого на земле, испуганную Кунигунду и старуху, дающую советы. Вот что
происходило в эту минуту в душе Кандида и каково было его решение:
«Если этот святой человек позовет на помощь, меня непременно
сожгут; то же, пожалуй, будет и с Кунигундой. Он меня немилосердно высек; он
мой соперник; раз я уже начал убивать, нечего и колебаться».
Вывод этот был короток и ясен; не давая инквизитору времени
опомниться от удивления, Кандид протыкает его насквозь, так что тот валится
рядом с евреем.
– Вот и второй! – сказала Кунигунда. – Не
будет нам пощады. Нас отлучат от церкви. Пришел наш последний час. Как это вы,
от природы такой кроткий, в две минуты убили еврея и прелата?
– Моя милая, – отвечал Кандид, – когда
человек влюблен, ревнив и высечен инквизицией, он себя не помнит.
Тут вмешалась в разговор старуха и сказала:
– В конюшне стоят три андалузских коня, там же хранятся
их седла и сбруя. Пусть храбрый Кандид их оседлает. Вы, барышня, собирайте
деньги и драгоценности. Хотя у меня только ползада, а все-таки живее сядем на
коней и поедем в Кадикс. Погода прекрасная, и очень приятно путешествовать в
часы ночной прохлады.
Тотчас Кандид седлает трех лошадей; Кунигунда, старуха и он
скачут тридцать миль без отдыха. В то время как они были в дороге, служители
святой Германдады пришли в дом. Инквизитора похоронили в прекрасной церкви,
Иссахара бросили на свалку.
Кандид, Кунигунда и старуха были уже в маленьком городке
Авасена посреди гор Сиерра-Морены; в одном кабачке у них произошел такой
разговор.
Глава десятая. Как
несчастливо Кандид, Кунигунда и старуха прибыли в Кадикс и как они сели на
корабль
– Кто это украл мои деньги и бриллианты? – плача,
говорила Кунигунда. – Как мы будем жить? Что будем делать? Где найти
инквизиторов и евреев, которые снова дадут мне столько же?
– Увы, – сказала старуха, – я сильно
подозреваю преподобного отца кордельера, который ночевал вчера в бадахосской
гостинице, где останавливались и мы. Боже меня упаси судить опрометчиво, но он
два раза входил в нашу комнату и уехал задолго до нас.
– Увы! – сказал Кандид. – Добрый Панглос мне
всегда доказывал, что блага земные принадлежат всем людям и каждый имеет на них
равные права. Кордельер [27],
конечно, должен был бы, следуя этому закону, оставить нам что-нибудь на дорогу.
Значит, у вас совсем ничего не осталось, моя прелестная Кунигунда?
– Ни единого мараведиса [28], – сказала она.
– Что же делать? – спросил Кандид.
– Продадим одну лошадь, – сказала старуха. –
Хоть у меня и ползада, я усядусь как-нибудь позади барышни, и мы доедем до
Кадикса.
В той же самой гостинице остановился приор-бенедиктинец [29]. Он купил лошадь за
сходную цену. Кандид, Кунигунда и старуха поехали через Лусену, Хилью, Лебриху
и добрались наконец до Кадикса. Там снаряжали в это время флот и собирали
войско, чтобы проучить преподобных отцов иезуитов в Парагвае [30], которых обвиняли в том, что они подняли
одну из своих орд близ города Сан-Сакраменто против испанского и португальского
королей.
Кандид недаром служил у болгар – он показал генералу
маленькой армии все болгарские воинские приемы с таким изяществом, ловкостью,
проворством, живостью, легкостью, что ему сразу дали командовать ротой пехоты.
И вот он – капитан; он садится на корабль вместе с
Кунигундою, старухою, двумя слугами и двумя андалузскими лошадьми, которые
принадлежали великому инквизитору Португалии.
Во время этого переезда они много рассуждали о философии
бедного Панглоса.
– Мы едем в Новый Свет, – говорил Кандид, – и
в нем-то, без сомнения, все хорошо; ведь невозможно не посетовать на телесные и
душевные страдания, которые приходится претерпевать в нашей части света.
– Я люблю вас всем сердцем, – сказала
Кунигунда, – но моя душа истомлена тем, что я видела, тем, что испытала.
– Все будет хорошо, – возразил Кандид. – Уже
и море этого нового мира лучше морей нашей Европы; оно спокойнее, и ветры
постояннее. Конечно, Новый Свет – самый лучший из возможных миров.
– Дай-то бог, – сказала Кунигунда, – но я
была так несчастна в нашем прежнем мире, что мое сердце почти закрылось для
надежды.
– Вы жалуетесь, – сказала ей старуха. – Увы!
Не испытали вы таких несчастий, как я.
Кунигунда едва удержалась от смеха, таким забавным
показалось ей притязание этой доброй женщины на большие несчастья, чем те,
которые претерпела она.
– Увы, – сказала она старухе, – милая моя,
если вы по меньшей мере не были изнасилованы двумя болгарами, если не получили
двух ударов ножом в живот, если не были разрушены два ваших замка, если не были
зарезаны на ваших глазах две матери и два отца, если вы не видели, как двух
ваших любовников высекли во время аутодафе, то я не вижу, как вы можете
заноситься передо мною. Прибавьте, что я родилась баронессой в семьдесят втором
поколении, а служила кухаркой.
– Барышня, – отвечала старуха, – вы не знаете
моего происхождения, а если бы я вам показала мой зад, вы бы так не говорили и
переменили бы ваше мнение.
Эта речь до чрезвычайности возбудила любопытство Кунигунды и
Кандида. Старуха рассказала им следующее.
|
