Глава семнадцатая.
Прибытие Кандида и его слуги в страну Эльдорадо [54], и что они там увидели
Когда они были уже за пределами земли орельонов, Какамбо
сказал Кандиду:
– Видите, это полушарие ничуть не лучше нашего;
послушайтесь меня, вернемся поскорее в Европу.
– Как нам вернуться туда, – сказал Кандид, –
и куда? На моей родине болгары и авары режут всех подряд, в Португалии меня
сожгут, а здесь мы ежеминутно рискуем попасть на вертел. Но как решиться
оставить края, где живет Кунигунда?
– Поедемте через Кайенну [55], – сказал Какамбо, – там мы найдем
французов, которые бродят по всему свету; быть может, они нам помогут. Должен
же Господь сжалиться над нами.
Нелегко было добраться до Кайенны. Положим, они понимали, в
каком направлении надо ехать; но горы, реки, пропасти, разбойники, дикари –
повсюду их ждали устрашающие препятствия. Лошади пали от усталости; провизия
была съедена; целый месяц они питались дикими плодами. Наконец они достигли
маленькой речки, окаймленной кокосовыми пальмами, которые поддержали их жизнь и
надежды.
Какамбо, который всегда давал такие же хорошие советы, как и
старуха, сказал Кандиду:
– Мы не в силах больше идти, мы довольно отшагали; я
вижу пустой челнок на реке, наполним его кокосовыми орехами, сядем в него и
поплывем по течению. Река всегда ведет к какому-нибудь обитаемому месту. Если
мы не найдем ничего приятного, то, по крайней мере, отыщем что-нибудь новое.
– Едем, – сказал Кандид, – и вручим себя
Провидению.
Они проплыли несколько миль меж берегов, то цветущих, то
пустынных, то пологих, то крутых. Река становилась все шире; наконец она
потерялась под сводом страшных скал, вздымавшихся до самого неба. Наши
путешественники решились, вверив себя волнам, пуститься под скалистый свод.
Река, стесненная в этом месте, понесла их с ужасающим шумом и быстротой. Через
сутки они вновь увидели дневной свет, но их лодка разбилась о подводные камни;
целую милю пришлось им перебираться со скалы на скалу; наконец перед ними
открылась огромная равнина, окруженная неприступными горами. Земля была
возделана так, чтобы радовать глаз и вместе с тем приносить плоды; все полезное
сочеталось с приятным; дороги были заполнены, вернее, украшены изящными
экипажами из какого-то блестящего материала; в них сидели мужчины и женщины
редкостной красоты; большие красные бараны влекли эти экипажи с такой
резвостью, которая превосходила прыть лучших коней Андалузии, Тетуана [56] и Мекнеса [57].
– Вот, – сказал Кандид, – страна получше
Вестфалии.
Они с Какамбо остановились у первой попавшейся им на пути
деревни. Деревенские детишки в лохмотьях из золотой парчи играли у околицы в
шары. Пришельцы из другой части света с любопытством глядели на них; игральными
шарами детям служили крупные, округлой формы камешки, желтые, красные, зеленые,
излучавшие странный блеск. Путешественникам пришло в голову поднять с земли
несколько таких кругляшей; это были самородки золота, изумруды, рубины, из
которых меньший был бы драгоценнейшим украшением трона Могола [58].
– Без сомнения, – сказал Какамбо, – это дети
здешнего короля.
В эту минуту появился сельский учитель и позвал детей в
школу.
– Вот, – сказал Кандид, – наставник
королевской семьи.
Маленькие шалуны тотчас прервали игру, оставив на земле
шарики и другие свои игрушки. Кандид поднимает их, бежит за наставником и
почтительно протягивает ему, объясняя знаками, что их королевские высочества
забыли свои драгоценные камни и золото. Сельский учитель, улыбаясь, бросил
камни на землю, с большим удивлением взглянул на Кандида и продолжил свой путь.
Путешественники подобрали золото, рубины и изумруды.
– Где мы? – вскричал Кандид. – Должно быть,
королевским детям дали в этой стране на диво хорошее воспитание, потому что они
приучены презирать золото и драгоценные камни.
Какамбо был удивлен не менее, чем Кандид. Наконец они
подошли к первому деревенскому дому; он напоминал европейский дворец. Толпа
людей суетилась в дверях и особенно в доме; слышалась приятная музыка, из кухни
доносились нежные запахи. Какамбо подошел к дверям и услышал, что говорят
по-перуански; это был его родной язык, ибо, как известно, Какамбо родился в
Тукумане, в деревне, где другого языка не знали.
– Я буду вашим переводчиком, – сказал он
Кандиду, – войдем, здесь кабачок.
Тотчас же двое юношей и две девушки, служившие при
гостинице, одетые в золотые платья, с золотыми лентами в волосах, пригласили их
сесть за общий стол. На обед подали четыре супа, из них каждый был приготовлен
из двух попугаев, вареного кондора, весившего двести фунтов, двух жареных обезьян,
превосходных на вкус; триста колибри покрупнее на одном блюде и шестьсот
помельче на другом; восхитительные рагу, воздушные пирожные – все на блюдах из
горного хрусталя. Слуги и служанки наливали гостям различные ликеры из
сахарного тростника.
Посетители большею частью были купцы и возчики – все
чрезвычайно учтивые; они с утонченной скромностью задали Какамбо несколько
вопросов и очень охотно удовлетворяли любопытство гостей.
Когда обед был окончен, Какамбо и Кандид решили, что щедро
заплатят, бросив хозяину на стол два крупных кусочка золота, подобранных на
земле; хозяин и хозяйка гостиницы расхохотались и долго держались за бока.
Наконец они успокоились.
– Господа, – сказал хозяин гостиницы, –
конечно, вы иностранцы, а мы к иностранцам не привыкли. Простите, что мы так
смеялись, когда вы нам предложили в уплату камни с большой дороги. У вас, без
сомнения, нет местных денег, но этого и не надобно, чтобы пообедать здесь. Все
гостиницы, устроенные для проезжих купцов, содержатся за счет государства. Вы здесь
неважно пообедали, потому что это бедная деревня, но в других местах вас примут
как подобает.
Какамбо перевел Кандиду слова хозяина гостиницы. Кандид
слушал их с тем же удивлением и недоумением, с каким его друг Какамбо
переводил.
– Что же, однако, это за край, – говорили они один
другому, – не известный всему остальному миру и природой столь не похожий
на Европу? Вероятно, это та самая страна, где все обстоит хорошо, ибо должна же
такая страна хоть где-нибудь да существовать. А что бы ни говорил учитель
Панглос, мне часто бросалось в глаза, что в Вестфалии все обстоит довольно
плохо.
|