Увеличить |
Глава восьмая. История
Кунигунды
– Я крепко спала в своей постели, когда небу угодно
было наслать болгар на наш прекрасный замок Тундер-тен-Тронк. Они зарезали
моего отца и моего брата, а мою мать изрубили в куски. Огромный болгарин, шести
футов ростом, видя, что при этом зрелище я потеряла сознание, бросился меня
насиловать. Это привело меня в чувство, я кричала, сопротивлялась, кусалась,
пыталась выцарапать глаза этому огромному болгарину, не зная, что все,
случившееся в замке моего отца, было делом обычным. Изверг пырнул меня ножом в
левый бок; след этого удара до сих пор еще заметен.
– Увы! Надеюсь, я увижу его, – сказал простодушный
Кандид.
– Вы его увидите, – сказала Кунигунда, – но я
продолжаю.
– Продолжайте, – сказал Кандид.
Она снова принялась рассказывать.
– Вошел болгарский капитан. Он увидел, что я вся в
крови. Солдат не обратил на него никакого внимания. Капитан пришел в ярость,
видя, что этот изверг не проявляет к нему ни малейшего уважения, и убил его на
мне. Потом он приказал перевязать мне рану и увел меня к себе в качестве
военной добычи. Я стирала ему рубашки, которых у него было немного, и стряпала.
Он, надо признаться, находил, что я очень хорошенькая; не буду отрицать, что он
был отлично сложен и что кожа у него была белая и нежная; правда, ему не
хватало остроумия, не хватало философских знаний; сразу бросалось в глаза, что
он воспитан не доктором Панглосом. К концу третьего месяца, прокутивши все
деньги и пресытившись мною, он продал меня еврею по имени дом-Иссахар, который
ведет торговлю в Голландии и Португалии и страстно любит женщин. Этот еврей
очень привязался ко мне, но не мог меня победить: ему я противилась успешнее,
чем болгарскому солдату. Один раз благородная особа может быть обесчещена, но
ее добродетель только укрепляется от этого. Чтобы приручить меня, еврей поселил
меня в этом загородном доме, где мы сейчас находимся. Раньше я думала, что
ничего нет на земле прекраснее, чем замок Тундер-тен-Тронк; я ошибалась.
Однажды, во время обедни, меня заметил великий инквизитор.
Он долго разглядывал меня, а потом велел сказать мне, что ему надо поговорить
со мной о секретных делах. Меня привели к нему во дворец. Я рассказала ему о
моем происхождении. Он объяснил мне, как унизительно для особы моего звания принадлежать
израильтянину. Дом-Иссахару было предложено уступить меня монсеньору.
Дом-Иссахар, придворный банкир и человек с весом, решительно отказался.
Инквизитор пригрозил ему аутодафе. Наконец мой напуганный еврей заключил
сделку, по которой дом и я перешли в их общее владение: еврею достались
понедельники, среды и субботы, а инквизитору – остальные дни недели. Полгода
уже соблюдается этот договор. Не обошлось и без ссор; частенько они спорили
из-за того, должна ли ночь с субботы на воскресенье принадлежать Ветхому Завету
или Новому. Что касается меня, я до настоящего времени отказывала им обоим и
думаю, потому-то они оба еще меня любят. Наконец, чтобы утишить ярость
землетрясений и заодно напугать Иссахара, господин инквизитор почел за благо
совершить торжественное аутодафе. Он оказал мне честь – пригласил туда и меня.
Мне отвели отличное место. Между обедней и казнью дамам разносили
прохладительные напитки. Признаюсь, я пришла в ужас, видя, как сжигают двух
евреев и того славного бискайца, который женился на своей куме; но каково было
мое удивление, мой ужас, мое смятение, когда я увидела в санбенито и митре
человека, лицо которого напоминало мне Панглоса! Я протирала глаза, я смотрела
внимательно, я видела, как его вешают, я упала в обморок. Едва пришла я в себя,
как увидела вас, раздетого донага; это зрелище наполнило меня недоумением,
трепетом, скорбью, отчаянием. Скажу вам по правде, ваша кожа еще белее и с еще
более розовым оттенком, чем кожа моего болгарского капитана, – и это
удвоило мои страдания. Я вскрикнула, я хотела сказать: «Остановитесь, варвары!»
– но голос мой замер, да и мольбы мои были бы напрасны. Пока вас так жестоко
секли, я спрашивала себя, как могло случиться, что милый Кандид и мудрый
Панглос очутились в Лиссабоне – один, чтобы получить сто ударов розгами,
другой, чтобы окончить жизнь на виселице по приказанию господина инквизитора,
влюбленного в меня. Итак, Панглос жестоко обманывал меня, когда говорил, что
все в мире к лучшему. Взволнованная, растерянная, то приходя в неистовство, то
почти умирая от слабости, я вспоминала убийство моего отца, моей матери, моего
брата, насилие гнусного болгарина, удар ножом, который он мне нанес, мое
рабство, мою службу в кухарках, моего болгарского капитана, моего мерзкого
дом-Иссахара, моего отвратительного инквизитора, повешение доктора Панглоса,
заунывное «miserere», под звуки которого вас секли, но более всего поцелуй,
который я вам дала за ширмой в тот день, когда видела вас в последний раз. Я
возблагодарила Бога, который вернул мне вас после стольких испытаний. Я
приказала моей старухе служанке позаботиться о вас и привести сюда, как только
это будет возможно. Она отлично выполнила мое поручение. Я испытываю
неизъяснимое удовольствие, видя вас, слыша вас, говоря с вами. Вы, должно быть,
страшно проголодались, у меня превосходный аппетит, сперва поужинаем.
Вот они оба садятся за стол, а после ужина располагаются на
прекрасном диване, о котором уже было сказано выше. Вдруг входит дом-Иссахар,
один из хозяев дома. День был субботний. Дом-Иссахар пришел воспользоваться
своими правами и выразить свою нежную любовь.
|