КНИГА
ПЯТАЯ
ГОРБУН
ГЛАВА
ПЕРВАЯ
ЗОВ
ТРУБЫ
Дик
встал на следующее утро еще до рассвета, снова надел свое прежнее платье, снова
вооружился, как подобает дворянину, и отправился в лесное логовище Лоулесса.
Там (как, вероятно, помнит читатель) он оставил бумаги лорда Фоксгэма; чтобы
взять их и успеть на свидание с юным герцогом Глостером, нужно было выйти рано
и идти как можно скорее.
Мороз
усилился, от сухого, безветренного воздуха пощипывало в носу. Луна зашла, но
звезды еще сияли, и снег блестел ясно и весело. Было уже светло без фонаря, а
морозный воздух не располагал к медлительности.
Дик
почти пересек все поле, лежавшее между Шорби и лесом, подошел к подножию холма
и находился в какой-нибудь сотне ярдов от креста Святой Девы, как вдруг тишину
утра прорезал звук трубы. Никогда еще не слыхал он такого ясного и
пронзительного звука. Труба пропела и смолкла, опять пропела, потом послышался
лязг оружия.
Молодой
Шелтон прислушался, вытащил меч и помчался вверх по холму.
Он
увидел крест; на дороге перед крестом происходила яростная схватка. Нападающих
было человек семь пли восемь, а защищался только один; но он защищался так
проворно и ловко, так отчаянно кидался на своих противников, так искусно
держался на льду, что, прежде чем Дик подоспел, он уже убил одного и ранил
другого, а остальные нападавшие отступали.
Было
просто чудо, как мог он устоять до сих пор.
Малейшая
случайность — поскользнись он, промахнись рука — стоила бы ему жизни.
— Держитесь,
сэр! Иду к вам на помощь! — воскликнул Ричард.
И
с криком:
— Держись,
ребята! Стреляй! Да здравствует «Черная стрела»! — бросился с тылу на нападающих,
забыв, что он один и что возглас этот сейчас неуместен.
Но
нападающие тоже были не из робких, они не дрогнули; обернувшись, они яростно
обрушились на Дика. Четверо против одного, сталь сверкала над ними при звездном
сиянии. Искры летели во все стороны. Один из его противников упал, в пылу битвы
Дик едва понял, что случилось; потом он сам получил удар по голове; стальной
шлем выдержал удар, однако Дик опустился на колено, и мысли его закружились,
словно крылья ветряной мельницы.
Человек,
к которому Дик пришел на помощь, вместо того чтобы теперь помочь ему, отскочил
в сторону и снова затрубил еще пронзительнее и громче, чем раньше. Противники
опять бросились на него, и он снова летал, нападал, прыгал, наносил смертельные
удары, падал на одно колено, пользуясь то кинжалом и мечом, то ногами и руками
с несокрушимой смелостью, лихорадочной энергией и быстротой.
Но
резкий призыв был наконец услышан. Раздался заглушенный снегом топот копыт, и в
счастливую минусу для Дика, когда мечи уже сверкали над его головой, из леса с
двух сторон хлынули потоки вооруженных всадников, закованных в железо, с
опущенными забралами, с копьями наперевес, с поднятыми мечами. У каждого
всадника за спиной сидел стрелок; эти стрелки один за другим соскакивали на
землю.
Нападавшие,
видя себя окруженными, молча побросали оружие.
— Схватить
этих людей! — сказал человек с трубой, и, когда его приказание было исполнено,
он подошел к Дику и заглянул ему в лицо.
Дик
тоже посмотрел на него и удивился, увидев, что человек, проявивший такую силу,
такую ловкость и энергию, был юноша, не старше его самого, неправильного
телосложения — с бледным, болезненным и безобразным лицом[7]. Но глаза его глядели
ясно и отважно.
— Сэр, —
сказал юноша, — вы подоспели ко мне в самый раз.
— Милорд, —
ответил Дик, смутно догадываясь, что перед ним знатный вельможа, — вы так
удивительно владеете мечом, что справились бы с нападающими и без меня. Однако
мне очень повезло, что ваши люди не Опоздали.
— Как
вы узнали, кто я? — спросил незнакомец.
— Даже
сейчас, милорд, я не знаю, с кем говорю, — ответил Дик.
— Так
ли это? — спросил юноша. — Зачем же вы очертя голову ринулись в эту
неравную битву?
— Я
увидел, что один человек храбро дерется против многих, — ответил
Дик, — и счел бы бесчестным не помочь ему.
Презрительная
усмешка появилась на губах молодого вельможи, когда он ответил:
— Отважные
слова. Но, самое главное, за кого вы стоите: за Ланкастеров или за Йорков?
— Не
буду скрывать, милорд, я стою за Йорков, — ответил Дик.
— Клянусь
небом, — вскричал юноша, — вам повезло!
И
он обернулся к одному из своих приближенных.
— Дайте
мне посмотреть, — продолжал он тем же презрительным, жестким тоном, —
дайте мне посмотреть на праведную кончину этих храбрых джентльменов. Вздерните
их!
Только
пятеро из нападавших были еще живы.
Стрелки
схватили их за руки, поспешно отвели к опушке леса, поставили под дерево подходящей
высоты и приладили веревки. Стрелки с концами веревок в руках быстро взобрались
на дерево. Не прошло и минуты, как все было кончено: Все пятеро болтались на
веревке.
— А
теперь, — крикнул горбатый предводитель, — возвращайтесь на свои
места и, когда я в следующий раз позову вас, будьте попроворней!
— Милорд
герцог, — сказал один из подчиненных, — молю вас: оставьте при себе
хотя бы горсть воинов. Вам нельзя быть здесь одному.
— Вот
что, любезный, — сказал герцог, — я не выбранил вас за опоздание, так
не перечьте мне. Пусть я горбат, но я могу положиться на силу своей руки. Когда
звучала труба, ты медлил, а теперь ты слишком торопишься со своими советами. Но
так уж повелось: последний в битве — всегда первый в разговоре. Впредь пусть
будет наоборот.
И
суровым, не лишенным благородства жестом он удалил их.
Снова
пехотинцы уселись на коней позади всадников, и отряд медленно удалился и, рассыпавшись
в разных направлениях, скрылся в лесу.
Звезды
уже начали меркнуть, занимался день. Серый предутренний свет озарил лица обоих
юношей, которые снова взглянули друг другу в лицо.
— Вы
видели сейчас, — сказал герцог, — что месть моя беспощадна, как
острие моего меча. Но я бы не хотел — клянусь всем христианским миром! —
чтобы вы сочли меня неблагодарным. Вы пришли ко мне на помощь со славным мечом
и достойной удивления отвагой! Если вам не противно мое безобразие, обнимите
меня!
И
юный вождь раскрыл объятия.
В
глубине души Дик испытывал страх и даже ненависть к человеку, которого спас; но
просьба была выражена такими словами, что колебаться или отказать были не
только невежливо, но и жестоко, и он поспешил подчиниться желанию незнакомца.
— А
теперь, милорд герцог, — сказал он, освободясь из его объятий, —
верна ли моя догадка? Вы милорд герцог Глостерский.
— Я
Ричард Глостер, — ответил тот. — А вы? Как вас зовут?
Дик
назвал себя и подал ему перстень лорда Фоксгэма, который герцог сразу же узнал.
— Вы
пришли сюда раньше назначенного срока, — сказал он, — но могу ли я на
это сердиться? Вы похожи на меня: я пришел сюда за два часа до рассвета и жду.
Это первый поход моей армии; я либо погибну, либо стяжаю себе славу. Там
залегли мои враги под начальством двух старых искусных вождей — Брэкли и Райзингэма.
Они, вероятно, сильны, но сейчас они стиснуты между морем, гаванью и рекой.
Отступление им отрезано. Мне думается, Шелтон, что тут-то и нужно напасть на
них, и мы нападем на них бесшумно и внезапно.
— Конечно,
я тоже так полагаю! — пылко вскричал Дик.
— У
вас при себе записки лорда Фоксгэма? — спросил герцог.
Дик,
объяснив, почему их у него сейчас нет, осмелился предложить герцогу свои
собственные наблюдения.
— Мне
кажется, милорд герцог, — сказал он, — если в вашем распоряжении
достаточно воинов, следовало бы напасть немедленно, ибо с рассветом их ночные
караулы ложатся спать, а днем у них нет постоянных караульных на постах — они
всего лишь объезжают окраины верхами. Теперь самое время на них напасть:
караульные уже сняли с себя доспехи, а остальные воины только что проснулись и
сидят за утренней чаркой вина.
— Сколько,
по-вашему, у них человек? — спросил Глостер.
— У
них нет и двух тысяч, — ответил Дик.
— Здесь,
в лесу, у меня семьсот воинов, — сказал герцог. — Еще семьсот идут из
Кэттли и вскоре будут здесь; вслед за ними двинутся еще четыреста, а еще дальше
следует столько же; у лорда Фоксгэма пятьсот в Холивуде — они могут стянуться
сюда к концу дня. Подождать, пока все наши силы подойдут, или напасть сейчас?
— Милорд, —
сказал Дик, — повесив этих пятерых несчастных, вы сами решили вопрос. Хотя
они люди не знатные, но время беспокойное: их хватятся, станут искать, и
поднимется тревога. Поэтому, милорд, если вы хотите напасть врасплох, то, по
моему скромному мнению, у вас нет и часа в запасе.
— Я
тоже так думаю, — ответил горбун. — Не пройдет и часа, как вы начнете
зарабатывать себе рыцарское звание, врезавшись в толпу врагов. Я пошлю
проворного человека в Холивуд с перстнем лорда Фоксгэма и еще одного — на
дорогу, поторопить моих мямлей! Ну, Шелтон, клянусь распятием, дело выйдет!
С
этими словами он снова приставил трубу к губам и затрубил.
На
этот раз ему не пришлось долго ждать. В одно мгновение поляна вокруг креста
покрылась пешими и конными воинами. Ричард Глостер, усевшись на ступенях,
посылал гонца за гонцом, созывая семьсот человек, спрятанных в ближайших лесах.
Не прошло и четверти часа, как армия его выстроилась перед ним. Он сам встал во
главе войска и двинулся вниз по склону холма к городу Шорби.
План
его был прост. Он решил захватить квартал города Шорби, лежавший справа от большой
дороги, хорошенько укрепиться в узких переулках и держаться там до тех пор,
пока не подоспеет подкрепление.
Если
лорд Райзингэм захочет отступить, Ричард зайдет к нему в тыл и поставит его
между двух огней; если же он предпочтет защищать город, он будет заперт в
ловушке и в конце концов разбит превосходящим его численно неприятелем.
Но
была одна большая опасность, почти неминуемая: семьсот человек Глостера могли
быть опрокинуты и разбиты при первой же стычке, и, чтобы избежать этого,
следовало во что бы то ни стало обеспечить внезапность нападения.
Итак,
пехотинцы снова уселись позади всадников, и Дику выпала особая честь сидеть за
самим Глостером. Покуда лес скрывал их, войска медленно подвигались вперед, но,
когда лес, окаймлявший большую дорогу, кончился, они остановились, чтобы
передохнуть и изучить местность.
Солнце,
окруженное морозным желтым сиянием, уже совсем взошло, освещая город Шорби, над
снежными крышами которого вились струйки утреннего дыма.
Глостер
обернулся к Дику.
— В
этом бедном городишке, — сказал он, — где жители сейчас готовят себе
завтрак, либо вы станете рыцарем, а я начну жизнь, полную великих почестей и
громкой славы, либо мы оба умрем, не оставив по себе даже памяти. Мы оба
Ричарды. Ну, Ричард Шелтон, мы должны прославиться, и вы и я — два Ричарда!
Мечи, ударяясь о наши шлемы, прозвучат не так громко, как прозвучат наши имена
в устах народа!
Дик
был изумлен страстным голосом и пылкими словами, в которых звучала такая жажда
славы. Весьма разумно и спокойно он ответил, что выполнит свой долг и не
сомневается в победе, если остальные поступят так же.
К
этому времени лошади хорошо отдохнули; предводитель поднял меч, опустил
поводья, и кони, с двумя седоками каждый, поскакали с грохотом вниз по холму,
пересекая снежное поле, за которым начинался Шорби.
|
