ГЛАВА
ПЯТАЯ
ГРАФ
РАЙЗИНГЭМ
Несмотря
на то, что граф Райзингэм был самым важным вельможей в Шорби, он скромно обитал
в частном доме одного джентльмена на окраине города. Лишь воины у дверей и
гонцы, то приезжавшие, то уезжавшие, свидетельствовали, что в этом доме
остановился знатный лорд.
Дом
был тесен, и Дика заперли вместе с Лоулессом.
— Вы
хорошо говорили, мастер Ричард, — сказал бродяга, — замечательно
хорошо говорили, и я от души благодарю вас. Здесь мы в отличных руках; нас
будут судить справедливо и, вернее всего, сегодня вечером благопристойно
повесят вместе на одном дереве.
— Ты
прав, мой бедный друг, — ответил Дик.
— У
нас есть еще одна надежда, — сказал Лоулесс. — Таких, как Эллис
Дэкуорт, — единицы на десятки тысяч. Он очень любит вас и ради вас самих и
ради вашего отца. Зная, что вы ни в чем не виноваты, он перевернет небо и
землю, чтобы выручить вас.
— Не
думаю, — сказал Дик. — Что он может сделать? У него только горстка
людей! Увы, если бы эта свадьба была назначена на завтра… да, завтра… встреча
перед полуднем… мне оказали бы помощь, и все пошло бы иначе… А сейчас ничем не
поможешь.
— Ладно, —
сказал Лоулесс, — вы будете отстаивать мою невиновность, а я — вашу. Это
нисколько не поможет нам, но если меня повесят, так, во всяком случае, не
оттого, что я мало божился.
Дик
задумался, а старый бродяга свернулся в углу, надвинул свой монашеский капюшон
на лицо и лег спать. Вскоре он захрапел; долгая жизнь, полная приключений и
тяжелых лишений, притупила в нем чувство страха.
День
уже подходил к концу, когда дверь открылась и Дика повели вверх по лестнице в
теплую комнату, где граф Райзингэм в раздумье сидел у огня.
Когда
пленник вошел, граф поднял голову.
— Сэр, —
сказал он, — я знал вашего отца. Ваш отец был благородный человек, и это заставляет
меня отнестись к вам снисходительно. Но не могу скрыть, что тяжелые обвинения
тяготеют над вами. Вы водитесь с убийцами и разбойниками; есть совершенно
очевидные доказательства, что вы нарушали общественный порядок; вас подозревают
в разбойничьем захвате судна: вас нашли в доме вашего врага, где вы прятались,
переодевшись в чужое обличье; в тот же вечер был убит человек…
— Если
позволите, милорд, — прервал Дик, — я хочу сразу признаться в том, в
чем виноват. Я, убил этого Пройдоху, а в доказательство, — сказал он,
роясь за пазухой, — вот письмо, которое я вынул из его сумки.
Лорд
Райзингэм взял письмо, развернул и дважды прочел его.
— Вы
его читали? — спросил он.
— Да,
я его прочел, — ответил Дик.
— Вы
за Йорков или за Ланкастеров? — спросил граф.
— Милорд,
мне совсем недавно предложили этот самый вопрос, и я не знал, как на него ответить, —
сказал Дик. — Но ответив однажды, я отвечу так же и во второй раз. Милорд,
я за Йорков.
Граф
одобрительно кивнул.
— Честный
ответ, — сказал он. — Но тогда зачем вы передаете это письмо мне?
— А
разве не все партии борются против изменников, милорд? — вскричал Дик.
— Хотел
бы я, чтобы было так, как вы говорите, — ответил граф. — Я одобряю
ваши слова. В вас больше юношеского задора, чем злостного умысла. И если бы сэр
Дэниэл не был могущественным сторонником нашей партии, я защищал бы вас. Я
навел справки и получил доказательства, что с вами поступили жестоко, и это
извиняет вас. Но, сэр, я прежде всего вождь партии королевы; и, хотя я по
натуре, как мне кажется, человек справедливый и даже склонный к излишнему
милосердию, сейчас я должен действовать в интересах партии, чтобы удержать у
нас сэра Дэниэла.
— Милорд, —
ответил Дик, — не сочтите меня дерзким и позвольте мне предостеречь вас.
Неужели вы рассчитываете на верность сэра Дэниэла? По-моему, он слишком часто
переходил из партии в партию.
— Нынче
у нас в Англии это вошло в обычай, чего же вы хотите? — спросил
граф. — Но вы несправедливы к тэнстоллскому рыцарю. Он верен нам,
ланкастерцам, насколько верность вообще свойственна теперешнему неверному
поколению. Он не изменил нам даже во время наших недавних неудач.
— Если
вы пожелаете, — сказал Дик, — взглянуть на это письмо, вы несколько
перемените свое мнение о нем.
И
он протянул графу письмо сэра Дэниэла к лорду Уэнслидэлу.
Граф
переменился в лице; он стал грозным, как разъяренный лев, и рука его невольно
схватилась за кинжал.
— Вы
и это читали? — спросил он.
— Читал, —
сказал Дик. — Как видите, он предлагает лорду Уэнслидэлу ваше собственное
поместье.
— Да,
вы правы, мое собственное поместье, — ответил граф. — Я должен отныне
за вас молиться. Вы указали мне лисью нору. Приказывайте же мне, мастер Шелтон!
Я не замедлю отблагодарить вас и — йоркист вы или ланкастерец, честный человек
или вор — начну с того, что возвращу вам свободу. Идите, во имя пресвятой девы!
Но не сетуйте на меня за то, что я задержу и повешу вашего приятеля Лоулесса.
Преступление совершено публично, и наказание тоже должно быть публичным.
— Милорд,
вот первая моя просьба к вам: пощадите и его, — сказал Дик.
— Это
старый негодяй, вор и бродяга, мастер Шелтон, — сказал граф, — Он уже
давно созрел для виселицы. Если его не повесят завтра, он будет повешен днем
позже. Так отчего же не повесить его завтра?
— Милорд,
он пришел сюда из любви ко мне, — ответил Дик, — и я был бы жесток и
неблагодарен, если бы не вступился за него.
— Мастер
Шелтон, вы строптивы, — строго заметил граф. — Вы избрали ненадежный
путь для преуспеяния на этом свете. Но для того, чтобы отделаться от вашей
назойливости, я еще раз угожу вам. Уходите вместе, но идите осторожно и
поскорей выбирайтесь из Шорби. Ибо этот сэр Дэниэл — да накажут его
святые! — алчет вашей крови.
— Милорд,
позвольте покуда выразить вам мою благодарность словами; надеюсь в самом
ближайшем времени хотя бы частично отплатить вам услугой, — ответил Дик и
вышел из комнаты.
|
