I
ПОКАЗАНИЕ
ПОДЧИНЕННОГО СЫЩИКА КАФФА
(1849)
Двадцать
седьмого июня я получил инструкции от сыщика Каффа следить за тремя людьми,
подозреваемыми в убийстве, судя по описанию, индусами. Их видели на Тауэрской
пристани в это утро, отправляющимися на пароход, идущий в Роттердам.
Я выехал
из Лондона на пароходе, принадлежащем другой компании, который отправлялся
утром в четверг, двадцать восьмого.
Прибыв в
Роттердам, я успел отыскать капитана парохода, ушедшего в среду. Он сообщил
мне, что индусы действительно были пассажирами на его корабле, но только до
Грэйвзенда. Доехав до этого места, один из троих спросил, когда они прибудут в
Кале. Узнав, что пароход идет в Роттердам, говоривший от имени всех трех
выразил величайшее удивление и огорчение; оказывается, он и его друзья сделали
ошибку. Они были готовы, говорил он, пожертвовать деньгами, заплаченными за
проезд, если капитан парохода согласится высадить их на берег. Войдя в
положение иностранцев и не имея причины удерживать их, капитан дал сигнал
береговой лодке, и все трое покинули пароход.
Индусы
заранее решились на этот поступок, чтобы запутать следы, и я, не теряя времени,
вернулся в Англию. Я сошел с парохода в Грэйвзенде и узнал, что индусы уехали в
Лондон. Оттуда я проследил, что они уехали в Плимут.
Розыски
в Плимуте показали, что они отплыли сорок часов назад на индийском пароходе
"Бьюли Кэстль", направлявшемся прямо в Бомбей.
Получив
это известие, сыщик Кафф дал знать бомбейским властям сухопутной почтой, чтобы
полиция появилась на пароходе немедленно по прибытии его в гавань. После этого
шага я уже более не имел отношения к этому делу. Я ничего не слышал об этом
более с того времени.
II
ПОКАЗАНИЕ КАПИТАНА
Сыщик
Кафф просит меня изложить письменно некоторые обстоятельства, относящиеся к
трем лицам (предполагаемым индусам), которые были пассажирами прошлым летом на
пароходе "Бьюли Кэстль", направлявшемся в Бомбей под моей командой.
Индусы
присоединились к нам в Плимуте. Дорогою я не слышал никаких жалоб на их поведение.
Они помещались в передней части корабля. Я мало имел случаев лично наблюдать
их.
В конце
путешествия мы имели несчастье выдержать штиль в течение трех суток у индийского
берега. У меня нет корабельного журнала, и я не могу теперь припомнить широту и
долготу. Вообще о нашем положении я могу только сказать следующее: течением нас
прибило к суше, а когда опять поднялся ветер, мы достигли гавани через двадцать
четыре часа.
Дисциплина
на корабле, как известно всем мореплавателям, ослабевает во время продолжительного
штиля. Так было и на моем корабле. Некоторые пассажиры просили спускать лодки и
забавлялись греблей и купаньем, когда вечерняя прохлада позволяла им это
делать. Лодки после этого следовало опять ставить на место. Однако их оставляли
на воде возле корабля, – из-за жары и досады на погоду ни офицеры, ни
матросы не чувствовали охоты исполнять свои обязанности, пока продолжался
штиль.
На
третью ночь вахтенный на палубе ничего необыкновенного по слышал и не видел. Когда
настало утро, хватились самой маленькой лодки, – хватились и трех индусов.
Если эти
люди украли лодку вскоре после сумерек, – в чем я не сомневаюсь, – мы
были так близко к земле, что напрасно было посылать за ними в погоню, когда
узнали об этом. Я не сомневаюсь, что они подплыли к берегу в эту тихую погоду
(несмотря на усталость и неумение грести) еще до рассвета.
Доехав
до нашей гавани, я узнал впервые, какая причина заставила моих трех пассажиров
воспользоваться случаем убежать с корабля. Я дал такие же показания властям,
какие дал здесь. Они сочли меня виновным в допущении ослабления дисциплины на
корабле. Я выразил сожаление и им, и моим хозяевам. С того времени ничего не
было слышно, сколько мне известно, о трех индусах. Мне не остается прибавить
ничего более к тому, что здесь написано.
|
